Гвидо Кнопп - Супершпионы. Предатели тайной войны
Дело Фукса стало причиной тяжелого кризиса доверия между американцами и англичанами. США прекратили атомное сотрудничество с Соединенным Королевством, а британской «Интеллидженс Сервис», которая при всех перепроверках постоянно не высказывала никаких возражений против Фукса, пришлось еще десятилетиями выслушивать горькие упреки со стороны американских коллег.
По этому же больному месту ударил и генерал Гровс, бывший босс «Манхэттенского проекта»: «Если бы все зависело только от меня, я не разрешил бы никакого участия британцев. Я ограничил бы программу только американскими учеными.»
Под особенно сильный обстрел попала МИ 5. С удовольствием американские и европейские газеты «проезжались» по дырявой ширме, которую тайные службы Ее Величества натянули перед самыми секретными делами королевства для их защиты. В Вашингтоне цитировали рапорт Роджера Холлиса, шефа МИ 5, который тихо признавался, что при проверках службой безопасности Клауса Фукса «была совершена серьезная ошибка». Особенно пикантным в этой исповеди среди союзников оказалось то, что позднее самого Холлиса обвинили в шпионаже в пользу Советов. До сих пор досье разведки тех лет скрыты покровом строжайшей государственной тайны.
Коллеги по всему миру реагировали вначале одинаково: это было невероятно и сбивало с толку. Фукс, бесстрастный, очень корректный и одержимый работой ученый — и вдруг предатель и супершпион? Это наверняка снова одна из совершенно абсурдных ошибок властей! Ганс Бете, научный руководитель отдела в Лос-Аламосе, в котором работал Фукс, объяснял в одном интервью: «Если он и был шпионом, то тогда он играл свою роль с максимальным совершенством.»
Шеф Харвелла Джон Коккрофт предложил Фуксу всю возможную с его стороны помощь и телеграфировал: «Конечно, я не верю обвинениям.» Фукс лаконично ответил: «Спасибо. Нет ничего, что Вы могли бы сделать. Доказательства Вас переубедят.»
Гарри Голда, которого Фукс знал только как «Рэймонда», ФБР арестовало 22 мая 1950 года. Уликой против него стал план города Санта-Фе, который подарил ему Фукс для лучшей ориентации перед последней встречей в 1945 году. Когда агенты ФБР нашли эту карту в его доме, разорвалась сеть лжи, в которой запутался курьер советской внешней разведки. Фукс до этого в британской тюрьме уже опознал своего связника среди дюжин предоставленных ему фотографий — донес на Голда, как назвали это в Москве.
В своем признании Голд с гордостью упомянул орден Красной звезды, которым отметили его заслуги советские заказчики. С этой наградой было связано право пожизненного бесплатного проезда в московском метро. Но насладиться такой привилегией ему не удалось. Американский Федеральный суд в Филадельфии приговорил Голда за шпионаж к тридцати годам тюрьмы. Шестнадцать из них ему пришлось отсидеть.
«Джо-1» и разоблачение Фукса одновременно стали предвестниками беспримерной антикоммунистической истерии в США, которую раздували сторонники шовинистической политики — как это часто бывало в истории, когда лопались гордые мечты о национальном всемогуществе. Целые годы США пришлось жить под знаком этой новой инквизиции, занимавшейся поисками крамолы с помощью «детектора лжи».
Во главе охотников за коммунистами стоял печально известный сенатор Джозеф Маккарти, ставший одним из самых могущественных людей Америки. Прежде всего, именно он был виновен в том, что национальная паранойя поисков предателей разрушила авторитет многих достойных уважения американцев.
Самые известные жертвы этой «охоты на ведьм», супружеская пара Розенбергов, были непосредственно связаны с делом Клауса Фукса. Они в качестве посредников передавали не особо существенные секреты, добываемые их шурином Дэвидом Гринглассом, техником в Лос-Аламосе — в сравнении с изменой Фукса, несомненно, маловажная выдача некоторых технических деталей. Так как «Рэймонд», чье настоящее имя Клаус Фукс узнал лишь намного позже, однажды в качестве курьера работал и с Гринглассом, заставило американские органы, ведущие расследование, поверить в наличие широкомасштабной шпионской сети — с Розенбергами в центре. Настаивавших до последнего момента на своей невиновности супружескую пару приговорили к смерти и казнили на электрическом стуле в нью-йоркской тюрьме Синг-Синг — несмотря на всемирные протесты, и не только из стран Восточного блока. Справедливость не играла никакой роли.
Приговор Федерального судьи Ирвинга Кауфмана был проникнут ужасающим духом эры маккартизма: «Против Вашей измены, являвшейся дьявольским заговором с целью уничтожения этой богобоязненной нации, я должен вынести приговор, который продемонстрирует, что безопасность нации должна оставаться неприкосновенной.»
Дэвид Грингласс только потому избежал подобной участи, что сам выступил в качестве главного свидетеля против собственных родственников. Он отделался пятнадцатью годами тюрьмы.
Когда Клаус Фукс узнал о судьбе Розенбергов, он уже давно сидел за решеткой в тюрьме Уормвуд-Скрабс на западе Лондона, той самой тюрьме, откуда в 1966 году сбежал двойной агент Джордж Блейк, как и Фукс, шпион КГБ. Вероятно, Фукс был рад, что предстал перед судом не в Америке.
Процесс против него в Олд-Бейли, громоздком дворце правосудия в викторианском стиле, не должен был походить на грандиозное судебное шоу. Признание подсудимого наличествовало, и суд пригласил лишь трех свидетелей: Скардона, Арнольда и Майкла Перрина, атомного физика, который ассистировал при допросах. Но тем не менее, вся Англия следила за «самым сенсационным процессом года». Зал заседаний был полон. Самое лучшее общество Лондона, вплоть до Герцогини Кентской, не могло упустить возможности взглянуть на «самого гнусного предателя столетия».
Утром до начала судебного заседания атомный шпион, который после своего признания, несмотря на всеобщий интерес к нему, снова вернулся к стоической самоуверенности, еще раз беседовал со своим защитником Дереком Кертис-Беннеттом. Адвокат предупредил его, что в связи с тяжестью его преступления суд может приговорить его к наивысшей мере наказания.
Кертис-Беннетт спросил: «Знаете ли Вы, что это значит?» «Да, я знаю, смертную казнь,» — спокойно ответил Фукс.
«Нет, ну и простак же Вы,» — прыснул юрист, «это четырнадцать лет тюрьмы.»
Согласно британскому законодательству, Фукс передавал сведения не противнику, а союзнику. Это не было государственной изменой и наказывалось поэтому лишь тюремным заключением.
Долгие годы за стенами тюрьмы знаменитый узник использовал для определения своей позиции. Его очень добровольное сотрудничество и глубокое раскаяние после ареста соответствовали изменившемуся самосознанию. В своем признании Скардону он писал, как никогда оторванный от мирских реалий: «Все, что я теперь могу сделать — это попытаться устранить причиненный мной ущерб.»
Твердая вера в коммунистические догмы снова уступила место глубоким сомнениям в себе самом. Генри Арнольду, офицеру безопасности из Харвелла, Фукс писал: «Обвиняй во всем только меня, а если Ты этого не можешь, то обвиняй Гитлера и Карла Маркса и его подмастерьев. Как и всегда, настоящая боль находится глубже. Как мог я так обманывать? Я не прощаю себя, я только хочу понять себя самого, потому что это так больно ранило меня.» Как и прежде, он ощущал свою вину прежде всего за то, что предавал своих друзей, вроде Арнольда.
Но когда правительство Великобритании в декабре 1950 года решило лишить Фукса и британского подданства, с раскаянием было покончено. Фукс снова вернулся к своей позиции из высокомерия и оторванной от мира наивности. Сначала ученый, видимо, действительно надеялся вернуться в Харвелл после отбытия наказания. Но теперь Англия, его новый дом, выставила его за дверь — окончательно.
Маятник политических симпатий снова качнулся в обратную сторону — к коммунизму. Годы внутреннего разрыва — между Западом и Востоком, между шпионажем и лояльностью, теперь окончательно отошли в прошлое. Шпион, который в Харвелле, похоже, уже чувствовал себя в большей степени добрым подданным британской короны, чем разведчиком Москвы, в тюрьме стал правоверным сталинистом.
Как он представлял теперь свою роль на свободе, он доверил своему старому наставнику Рудольфу Пайерльсу. Его целью, писал Фукс в одном письме, как всегда верный своей оторванности от мира, всегда, после того, как он помог русским с бомбой, было «поехать и сказать им, что неправильно в их системе.»
24 июня 1959 года он получил такую возможность. Освобожденный досрочно за примерное поведение атомный шпион, которому уже исполнилось сорок восемь лет, сопровождаемый взглядами более сотни журналистов со всего мира, поднялся в лондонском аэропорту Хитроу на борт польского пассажирского самолета, который доставил его в аэропорт Шёнефельд в Восточном Берлине. Там его ожидали племянник Клаус Киттовски и отец Эмиль. Прибытие в «государство рабочих и крестьян» одновременно означало и окончательный возврат в объятия Маркса и Энгельса. Он женился и получил престижный пост в Институте атомной физики в Россендорфе близ Дрездена. Грета Фукс, которую он знал еще со студенческих лет, стала первой женщиной в его жизни, с которой он вступил в интимные отношения.
