Александр Зданович - Свои и чужие - интриги разведки
Я не хотел бы обидеть многих праведников, изнывавших морально в тяжелой атмосфере контрразведывательных учреждений, но должен сказать, что эти органы, покрыв густой сетью территории юга, были иногда очагами провокации и организованного грабежа. Особенно прославились в этом отношении контрразведки Киева, Харькова, Одессы, Ростова (донская). Борьба с ними шла одновременно по двум направлениям — против самозванных учреждений и против отдельных лиц. Последняя дала мало результата, тем более что они умели скрывать свои преступления и зачастую пользовались защитой своих доверявших им начальников. Надо было или упразднить весь институт, оставив власть слепой и беззащитной в атмосфере, насыщенной шпионством, брожением, изменой, большевистской агитацией и организованной работой разложения, или же совершенно изменить бытовой материал, комплектовавший контрразведку. Генерал-квартирмейстер штаба, ведавший в порядке надзора контрразведывательными органами армий, настоятельно советовал привлечь на эту службу бывший жандармский корпус. Я на это не пошел и решил оздоровить больной институт, влив в него новую струю в лице чинов судебного ведомства. К сожалению, практически это можно было осуществить только тогда, когда отступление армий подняло волны беженства и вызвало наплыв «безработных» юристов. Тогда, когда было уже поздно…»
Вот еще одно свидетельство состояния контрразведки Белого Юга. Известный жандармский генерал, опытнейший агентурист-розыскник Константин Иванович Глобачев вспоминал: «В среде офицерства, выброшенного на улицу, в это время начинает вырабатываться весьма недостойный тип агента политического и уголовного розыска, который в большинстве случаев, не имея под собой никакой идейной подкладки, является просто профессией. Впоследствии этот тип перерабатывается в контрразведчика для белого движения и чекиста для красного. Многим из такого рода агентов полная беспринципность позволяет в равной степени служить обеим сторонам и продавать ту, которая в данный момент менее опасна и выгодна. Таким образом, создавались целые контингенты офицеров-контрразведчиков, которые своим поведением позорили контрразведывательные органы белого движения во время гражданской войны»23.
Не лучше, чем в войсках, обстояло дело с контрразведкой в тыловых районах. Создавать соответствующие структуры попытался Военно-политический отдел (ВПО) при Главнокомандующем, причем ставка делалась на опытных в борьбе со шпионажем офицеров. Первым руководителем контрразведывательной части особого отделения ВПО стал капитан Алексей Сергеевич Дмитриев, юрист по образованию, имевший за плечами 12 лет следственного и прокурорского стажа, с августа 1917 года помощник начальника КРО штаба Румынского фронта. Следует отметить, что он хорошо знал Владимира Орлова по работе еще при царской власти и в период Временного правительства.
Вновь они пересеклись по службе, когда Дмитриев для изучения дел на местах объехал все крупные центры на территории, контролируемой Добровольческой армией к концу февраля 1919 года. По личным впечатлениям и докладам Орлова он подготовил отчет в вышестоящие штабные инстанции, раскрывающий реальное положение дел в контрразведывательных службах. А их было, ни много, ни мало, 12, включая такие экзотические, как КРО националистической организации «Союз Русских людей» и осведомительный отдел князя Кочубея, претендовавшего одно время на роль гетмана Украины.
«Клубок змей» — иначе не назовешь то, что творилось в спецслужбах, поскольку все их начальники поголовно претендовали на лидерство, преследуя далеко не государственные интересы.
Орлов не скрыл от ревизора, что и структура, возглавляемая им самим, далека от совершенства и в плане внутренней организации, и по подбору личного состава, и в деятельности.
Еще до приезда Орлова в Одессу контрразведкой штаба Добровольческой армии Одесского района заправлял прапорщик Павел Яковлевич Логвинский, с которым новому начальнику КРО пришлось работать еще в царской армии, в комиссии генерала Батюшина. И когда мы отмечали, что среди ее сотрудников оказались лица с далекими от привычного понимания моральными принципами, то прежде всего имели в виду Логвинского. Из-за его невероятной тяги к деньгам и в силу этого участия в разного рода комбинациях по вымоганию взяток была скомпрометирована вся комиссия.
Будучи арестован в марте 1917 года, он сумел после Октябрьской революции освободиться из тюрьмы, в конце года уехал в Одессу и как бывший офицер, окончивший юридический факультет Московского университета, вновь очутился в контрразведке.
Кроме дела, заведенного на известного румынского коммуниста Бужора, в производстве КРО ничего при Логвинском не было. Зато бесследно исчезла крупная сумма царских денег, отобранных у подпольщика при аресте. Этот факт Орлов вынужден был констатировать, когда принимал «хозяйство» от предшественника, скрывшегося от возможного суда в Константинополе. Там Логвинский поступил на службу в английскую контрразведку и постарался всячески скомпрометировать Орлова, приписывая ему свои грехи по части взяток и добросовестную работу на большевиков в Петрограде. Все это отразится в соответствующих досье и аукнется Орлову в эмигрантские годы.
Однако вернемся к генштабовской контрразведке Добровольческой армии.
В отличие от армейских аппаратов она наделялась правом вести агентурную работу не только в тыловых районах, но и на территории Советской Республики и даже в европейских странах. Однако все это оставалось только на бумаге.
Орлов, работая в комиссии по реформе контрразведки, как мог, помогал капитану Дмитриеву. Начальники же его, похоже, мало интересовались состоянием дел в сфере борьбы со шпионажем вне фронтовой полосы. Лучшей иллюстрацией тому может служить обнаруженное нами в Государственном архиве Российской Федерации письмо капитана на имя своего начальника полковника Петра Григорьевича Архангельского, обосновывающее уход Дмитриева в отставку. На наш взгляд, есть смысл познакомить читателей с этим документальным свидетельством состояния контрразведки в отделе Генерального штаба Военного управления при Главнокомандующем войсками Юга России.
«22/VIII, 1919 года.
Ростов-на-Дону.
ГЛУБОКОУВАЖАЕМЫЙ ПЕТР ГРИГОРЬЕВИЧ,
Сейчас я подал рапорт об освобождении меня, ввиду переутомления, от занимаемой должности. Переутомление — это не предлог, а действительная причина, побуждающая меня сложить с себя обязанности, — явилось же оно следствием следующих условий:
Как Вы знаете, я был приглашен в ноябре минувшего года на большую и ответственную должность Начальника Контрразведывательной Части Генерального Штаба, причем раньше принятия должности изложил свой взгляд на организацию и постановку дела. После принципиального одобрения моего проекта по всем восходящим инстанциям я принял должность, имея в виду приложить все мои познания, большой запас энергии и специальные средства связи для постановки К. Р. дела на надлежащую высоту. Прошло 6 месяцев со дня вступления моего в должность, и я с грустью должен констатировать, что все мои старания, все усилия организовать К. Р. аппарат ни к чему не привели. Все просьбы, все доклады, встречая повсюду отзывчивость и одобрение, в конечном счете наталкивались где-то на какую-то невидимую преграду, что на практике сводило их к нулю. Главная причина — отсутствие денег для постановки дела и, как последствие, — отсутствие служащих.
Прибыл я сюда из Одессы, имея целую сеть сотрудников, освещающих Киев, Одессу и Крым. Все это были люди опытные, весьма интеллигентные и, главное, преданные делу и любящие свою Родину. Не получая в течение нескольких месяцев никакой материальной поддержки, они вынуждены были искать себе службу на стороне и перестали обслуживать меня. Таким образом, освещение указанных выше областей прекратилось.
Привезенные мною с собой служащие, изнуренные непосильной, весьма неблагодарной и плохо оплачиваемой работой, удерживались лишь благодаря личным хорошим отношениям и надеждой на лучшее будущее. Но, видимо, они потеряли и надежду, и сердце, ибо часть уже ушли, а оставшиеся два чиновника усиленно просят о переводе их в другие, конкурирующие со мною и окладом и положением учреждения. Таким образом, аппарат автоматически прекращает свое существование.
Здесь нельзя не задуматься над последствиями смерти К. Р. части Генштаба. Думается мне, что не только с моим уходом, но вообще с упразднением К. Р. Генштаба, потенциал последнего не изменится.
И, действительно, за все время своего существования К. Р. не имела возможности выполнять свои задачи и, таким образом, не отвечала своему назначению. Главный орган ее — агентура — глаза и уши организма — совершенно отсутствовал. Моя мысль об устройстве контрольных пунктов, регулирующих и регистрирующих лиц, переходящих границу возрождающегося государства, была всеми подхвачена и, видимо, всех заинтересовала, так как для насаждения этих пунктов не жалелись даже никакие деньги. Между тем, пункты эти, призванные для того, чтобы обслуживать нужды К. Р. части Генштаба, на практике выродились во что-то настолько уродливое, более похожее на частно-комиссионную контору, нежели на учреждение Генштаба. И, в сущности, никому не нужное, что, кроме нареканий в широкой публике и различных грязных намеков вокруг имён тех лиц, которые так или иначе прикасаются к этому делу, ничего не вызывает. Причина та же — отсутствие служащих.
