«Кухня» НКВД - Николай Семенович Черушев
Прийдя на передовые позиции в цепь батальона, затем выдвинувшись немного вперед, Щорс приказал полку перейти в наступление. В это время противник открыл пулеметный огонь, под который мы и попали.
Мы залегли, причем Щорс лежал впереди меня шагах в 3–4 – х. Пули ложились впереди и рядом с нами. В это время Щорс повернулся ко мне и сказал: “Ваня, какой хороший пулеметчик у галичан, черт возьми!”
Когда Щорс повернул ко мне голову и сказал эту фразу, я выстрелил ему в голову из нагана и попал в висок.
Лежавший возле Щорса бывший командир 388-го стрелкового полка Квятек вскрикнул: “Щорс убит!” Я подполз к Щорсу и он у меня на руках через 10–15 минут, не приходя в сознание, скончался.
Я знал, что среди бойцов и командиров 44-й дивизии были подозрения в том, что я убил Щорса, однако конкретно никто из них никогда не мог сказать чего-либо точного против меня по этому вопросу. Так мне и удавалось все эти годы скрывать мое преступление.
ВОПРОС: Кто-нибудь знал все же, что Вы являетесь убийцей Щорса?
ОТВЕТ: Да, знал об этом Якир, которому я признался в убийстве мною Щорса.
ВОПРОС: Когда Вы рассказали Якиру об этом? В связи с чем?
ОТВЕТ: Рассказал я Якиру о том, что являюсь убийцей Щорса, в конце (первоначально в тексте протокола было написано “в начале”, но рукой Дубового это слово зачеркнуто и написано “в конце”. – Н.Ч.) 1933 года при следующих обстоятельствах.
Я уже излагал следствию, что к этому времени относится усиленная обработка меня Якиром в контрреволюционном духе, предшествовавшая вербовке меня в антисоветский военный заговор. Сейчас, когда я решил все до конца рассказать следствию, мне незачем скрывать, что Якир, знавший о моей роли в в смерти Щорса, использовал это при вербовке меня и для того, чтобы в дальнейшем крепко держать меня в своих руках.
В начале 1933 года он позвал меня к себе в служебный кабинет и заявил: “Ваня, дело плохо, на тебя есть заявления, что ты убил Щорса”. Я был буквально ошеломлен, у меня вырвалось слово “Неужели?” Якир улыбнулся и продолжал: “Эти заявления у меня, ты не бойся. Ты знаешь, я к тебе отношусь как к брату. Не волнуйся, пока мы дружим, никто тебе ничего сделает и не узнает ни о чем, но от меня только ты ничего не скрывай”.
Вслед за этим Якир вынул из ящика письменного стола два заявления двух бывших бойцов 44-й дивизии и дал их мне прочесть.
В заявлениях этих бойцы указывали, что в дивизии ходили слухи, что у меня со Щорсом были нелады, что я стремился к дискредитации Щорса, а после его смерти в дивизии были разговоры, что я убил Щорса по карьеристским мотивам. Бойцы требовали расследования.
Когда я прочел эти заявления, Якир забрал их у меня и спрятал в несгораемый шкаф.
Я был потрясен всем этим разговором и, зная отношение Якира ко мне, решил ему рассказать всю правду. Тогда-то, в этой беседе, я рассказал Якиру все, о чем я показываю выше, об убийстве мною Щорса.
Якир выслушал меня, прохаживаясь по кабинету, затем, когда я закончил свой рассказ, остановился и сказал: “Брось, Ваня, нервничать, все будет хорошо. А то, что ты убрал эту сволочь Щорса, это неплохо. Молодец, что чисто сделал. Была вот еще одна сволочь – Котовский, его тоже убрали, но не так умно, как ты”.
ВОПРОС: Что же, значит, Якир участвовал в организации убийства Котовского?
ОТВЕТ: Да. На мой вопрос Якиру: “Как убрали? Его ведь убил его адъютант – Майерчик?”, Якир ответил: “Не будем распространяться, но руку к этому делу мы приложили. Котовский убит по нашему указанию”.
Вслед за этим он в злобном тоне рассказал мне, что когда Котовский в 1919 году командовал бригадой, входившей в 45 – ю дивизию, всю славу за победы дивизии относили за счет его бригады.
“Такие разговоры, – продолжалд Якир, – были в народе и среди комсостава. Котовский хотел подмять меня, игнорировал меня, и единственное спасение было в том, что я всунул ему комиссаром Колю Голубенко, а нач(альником) штаба дивизии был у меня Илюша Гарькавый. Я, Голубенко и Гарькавый не давали ему развернуться и в бригаду больше 500 человек не давали. Однако потели мы от него сильно. Был случай, когда он отказался идти со мной к Ленинграду (т. е. к Петрограду. – Н.Ч.) на Юденича. Еле мы его уломали”.
В дальнейших наших беседах с Якиром, когда мы возвращались к вопросу о смерти Котовского, он рассказал мне (да я и сам это знал), что к Котовскому чрезвычайно враждебно относился не только он – Якир, но, как заявил Якир, и Примаков, командовавший корпусом червонного казачества, и Голубенко. Он рассказал мне, что вражда Примакова и его друзей к Котовскому доходила до того, что однажды на маневрах, когда Котовский и Примаков командовали кавалерийскими корпусами и котовцы захватили броневик части Примакова, начальник штаба корпуса Примакова – троцкист Туровский приказал стрелять в котовцев боевыми патронами. В результате разыгрался большой скандал.
Якир разжигал антагонизм между Котовским и Примаковым, покровительствуя последнему. Характерно, в частности, что уже в последние годы Якир ставил вопрос о назначении Примакова заместителем командующего войсками КВО по коннице.
К семье Котовского Якир относился враждебно, демонстративно не принимал участия в ее судьбе и принимал меры, чтобы никакой помощи жене и детям Котовского не оказывали. Он стремился всегда замолчать, смазать заслуги Котовского в победах в Гражданской войне.
ВОПРОС: Вы расскажите подробнее, как Якир организовал убийство Котовского?
ОТВЕТ: Мне это неизвестно. Якир сам мне об этом не говорил, а я не считал удобным расспрашивать.
Записано с моих слов правильно, мною прочитано.
Дубовой
Допросили: Начальник 5 отдела ГУГБ НКВД СССР
комиссар гос. безопасности (Николаев)
Пом. нач. 5 отдела ГУГБ НКВД СССР
майор гос. безопасности (Ямницкий)
Пом. нач 1 отд. 5 отдела ГУГБ НКВД СССР
мл. лейтенант гос. безопасности (Казакевич)»[29].
Итак, И.Н. Дубовой в начале декабря 1937 г. сам, помимо политической статьи, взваливает на себя и чистую уголовщину – убийство человека. Зададимся вопросом – а зачем это Дубовому нужно? А может, это сделано под давлением следствия? Но в материалах предыдущих допросов такой вопрос ни разу не возникал.
Почему? Видимо, следствие не захотело обременять себя расследованием этого дела, событием давно минувших дней, хотя многие свидетели гибели
