Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №48 от 29.11.2011
Так вот, Александр Бобров, я думаю, Дементьев ещё и потому не принял бы участие в телепередаче о В.И. Гагановой, что ему просто некогда. Он то, как ныне говорят, позиционирует себя бурлаком или клыкастым волком из мультфильма «Ну, погоди!», то милуется с Б №1, то слишком занят разработкой еврейской темы как в её российском виде, так и в израильском. В первом случае это выражается в обилии стихов о деятелях русской культуры еврейского происхождения - тут Мандельштам, Пастернак, Светлов, та же Плисецкая, Марк Бернес... Кто против? Нет таких. Прекрасно! Во втором случае – это прославление Израиля в таком духе:
Я в Израиле как дома...
На подъём душа легка.
Если мы в разлуке долго,
Точит душу мне тоска...
Если есть на свете чудо,
То его я отыскал...
Иерусалим всегда поможет мне.
Я живу по его заветам,
Породнившись душою с ним...
Одна безмерная печаль -
Что поздно я пришёл сюда
В будущем году – в Иерусалиме -
Мысленно желаю я себе...
Но, увы, иной год не удаётся побывать. И что тогда? Это описал Пушкин:
Поникнул он главой и горько возрыдал,
Как жид об Иерусалиме.
Примечательно, что весь этот водопад любви и восторга - не в альбоме Кобзона, Путина или Медведева, не в «Еврейской газете», а в главной писательской газете России – в «Литературке», и не в пору, когда главным редактором был бурлак Бурлацкий, а сейчас, когда там бурлак русский.
Что ж, отлично, русская литература, кажется, со времён Державина никогда не чуралась еврейской темы.Тут и шутливое стихотворение Пушкина «Христос воскрес, моя Ревекка!», и две «Еврейских мелодии» Лермонтова, и «Тарас Бульба» Гоголя, и рассказ «Жид» Тургенева, и «Каин и Артём» Горького, и «Жидовка» да «Гамбринус» Куприна... А Маяковский через образ еврея беспощадно критиковал промахи советской кадровой политики:
Ося Фиш – глиста наружно,
Тощи мускулов зачатки.
Что на тощего нагружено?
Он – инструктор спортплощадки.
Теперь-то мы знаем, что инструктор-фиш даже в ЦК, как Ципко или тот же Бурлацкий, – это не самое страшное, но вот когда появляются четыре подряд премьера-фиша да три их зама-фиша с такими же – и главное-то это! - «тощими зачатками» и шумят «Россия, за мной!» - вот что беда!
Писал Маяковский и так:
Знаем мы эти еврейские штучки -
разные Америки открывать и закрывать!
Это очень актуально ныне, когда мы видим «еврейские штучки» Радзинского и Радзиховского, Сванидзе и Млечина, Говорухина и Рогозина. Они же пытаются «открыть Америку» в виде «России, которую мы потеряли» и «закрыть Америку» в образе великого Советского Союза.
Что можно вспомнить ещё из более близких времён нашей литературы на эту тему? Ну, конечно, поэму Сергея Васильева «Без кого на Руси жить хорошо», повесть Катаева «Уже написан Вертер», «Эти Лили и эти Оси» Смелякова, «Двести лет вместе» Солженицына, статью Григория Бакланова, в которой он объявил евреями Героев Советского Союза маршалов Малиновского, Катукова и генерала Доватора, разумеется, тут и Евтушенко, который вот уже пятьдесят лет голосит: «Еврейской крови нет в моей крови!» Кажется, даже то ли пантомиму, то ли оперу поставил по этой строчке.
Нельзя сказать, что все эти произведения справедливы и благостны. Нет, до сих пор в известной мере сохраняют силу слова Державина: «Одни уважают евреев, приписывают первым их патриархам просвещение науками и нравоучением всего человеческого рода. Другие, изображая евреев всеми гнусными красками, присвоят им все мерзости и пороки, какие только ко всему человеческому выдумать можно».
Да, углублённо и всесторонне разрабатывая еврейскою тему, Андрей Дементьев следует традиции классической русской литературы. Ну, правда, иногда углубляется он уж слишком – вплоть до воспевания израильской армии. Разве Израиль наш союзник, а не американский? Вот стихотворение «Израильские новобранцы». Это как бы вывернутый наизнанку израильский вариант памятного стихотворения и песни:
Дан приказ ему на запад,
Ей - в другую сторону...
Уходили комсомольцы
На Гражданскую войну.
А у Дементьева что-то вроде этого:
Дан приказ ему на Газу...
К той любимой теме маэстро вновь обратился и в большой подборке стихов в «МК» (28.9.10). Она начинается так:
Добрый порыв не бывает некстати.
Доброе слово всех прочих нужней.
Я не жалею, что годы потратил
На долгожданных и верных друзей...
Увы, тут неудачно или неверно всё, кроме второй строки, которая хоть и банальна, но всё-таки правильна. Вот, например, стихи посвященные Кобзону и фотография с ним, под которой надпись: «Уже более двадцати лет мы частенько стоим на одной сцене». И неужели, Дементьев, ты можешь сказать дорогому другу: «Иосиф, я потратил на тебя больше двадцати лет!» И что он тебе ответит? Или: «Аня, я истратил на тебя полжизни!» С языком у Дементьева и в молодости были нелады, что говорить о старости!..
А уж первая-то строка просто вопиёт! Да кто тебе втемяшил, что добрый порыв не бывает некстати. Ещё как бывает! Бывает хуже, чем некстати. Мудрые англичане говорят: «Heel is full of good meaning and wishings». Благими намерениями... Но все давно знают это и без них. Да что там англичане! Тут же в этой подборке поэт даёт яркий образец «доброго порыва некстати» – стихотворение «Еврейские жёны». Конечно же, оно написано даже с возвышенными намерениями. А что получилось? Тут особый интерес, ибо автор-то, как помним, – бывший бурлак Антисионистского комитета. И вот он о еврейках...
Ну прежде всего, почему – жены? Зачем ограничение семейным кругом? Некрасов написал поэму именно о женах князей-декабристов - о Марии Николаевне Волконской и Екатерине Ивановне Трубецкой, в 1827 году последовавших на перекладных за своими мужьями на каторгу в Забайкалье, но великий поэт озаглавил свою поэму не «Русские жены», а «Русские женщины». Он видел в этих княгинях высокие образцы нравственности и верности русской женщины не только супружескому, но и гражданскому долгу. И тот же Некрасов нарисовал прекрасный образ русской женщины в труде и подвиге:
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет...
Через сто лет Наум Коржавин горько откликнулся и продолжил:
Она бы хотела иначе.
И этому кто бы ни рад,
Но кони всё скачут и скачут,
А избы горят и горят...
В прошлом году сгорело больше двух тысяч, а в этом?..
И так от Некрасова до Исаковского, до его пронзительного стихотворения «Русской женщине»:
...Да разве об этом расскажешь -
В какие ты годы жила!
Какая безмерная тяжесть
На женские плечи легла!..
В то утро простился с тобою
Твой муж, или брат, или сын,
И ты со своею судьбою
Осталась один на один...
Одной тебе – волей-неволей -
А надо повсюду поспеть;
Одна ты и дома, и в поле,
Одной тебе плакать и петь...
Ты шла, затаив своё горе,
Суровым путём трудовым.
Весь фронт, что он моря до моря,
Кормила ты хлебом своим...
Рубила, возила, копала -
Да разве же всё перечтешь?
А в письмах на фронт уверяла,
Что будто отлично живешь.
Бойцы твои письма читали
И там, на переднем краю,
Они хорошо понимали
Святую неправду твою
И воин, идущий на битву
И встретить готовый её,
Как клятву шептал, как молитву,
Далёкое имя твоё...
А вот певец Израиля на белой кобыле:
Еврейских жён не спутаешь с другими.
Пусть даже и не близок им иврит.
Я каждую возвел бы в ранг богини,
Сперва умерив вес и аппетит...
«Близок иврит» - это на ивритском, что ли? Но главное, назови ты мне хоть одну еврейку, которую порадовали бы строки, приписывающие ей хотя бы и с усмешкой обжорство и явную толстозадость первого ранга.
Затем автор нахваливает еврейских жен не как матерей и тружениц, а как великих спорщиц, даже «когда не правы, судя по всему». Опять сомнительная похвала. Если не права, зачем упорствовать, выслушай другого, может, он прав. И одну из таких записных спорщиц автор «в друзья себе и выбрал». Странно. Друзья – это Кобзон и Церетели, а жена, конечно, друг, если всё хорошо, но ведь не только... Ну, ладно, выбрал себе жену-еврейку и что? «И стал чуть-чуть мудрее». Да ведь сделать мужа чуть-чуть мудрее может умная жена любой национальности. Что тут специфически еврейского?
