Пётр Кропоткин - Хлеб и воля

Если, с другой стороны, мы посмотрим, во сколько обходятся в настоящее время дома, выстраиваемые в больших городах для рабочих, то мы увидим, что для того, чтобы иметь в английском городе отдельный домик, вроде тех, которые строят в Англии для рабочих, потребовалось бы не больше, чем от 1400 до 1800 пятичасовых рабочих дней. А так как подобный дом держится, в среднем, около пятидесяти лет, то из этого следует, что от 28 до 36 полудней в год достаточно было бы для того, чтобы доставить семье здоровое помещение, довольно красивое и снабжённое всеми необходимыми удобствами. Между тем, нанимая такую же квартиру у хозяина, рабочий отдаёт за неё теперь от 75 до 100 полных рабочих дней в год, в течение своей жизни.

Заметим, что эти цифры представляют максимум стоимости рабочего жилища в Англии, при всех недостатках нашей общественной организации. В Бельгии, например, дома для рабочих выстраивались по гораздо более низким ценам. В общем выводе можно сказать, что в хорошо устроенном обществе тридцати или сорока полудней в год достаточно было бы для того, чтобы устроить вполне удобные и красивые жилища.

Остаётся одежда. Здесь расчёт сделать почти невозможно, потому что барыш, получаемый при продаже одежды, целою кучею посредников, ускользает от всякой оценки. Возьмите, например, сукно и подсчитайте всё, что получают на каждой штуке сукна собственник луга, собственник баранов, продавец шерсти и различные посредники между ними, затем компании железных дорог, хозяева прядильных и суконных фабрик, хозяева портняжных заведений и продавцы готового платья, — и вы составите себе некоторое понятие о том, сколько переплачивается с каждой одежды целой куче разных буржуа. Вот почему совершенно невозможно определить, сколько рабочих дней представляет собою пальто, которое вы покупаете, скажем, за двадцать пять рублей в большом магазине.

Несомненно, во всяком случае, одно: это — что современные машины дают возможность производить положительно невероятные количества материй. Чтобы показать это, достаточно будет несколько примеров. В Соединённых Штатах на 751 хлопчатобумажной фабрике (прядильной и ткацкой) 175.000 рабочих, мужчин и женщин, производят до 3.000.000.000 аршин бумажных тканей и кроме того значительное количество пряжи. Одна только бумажная материя представляет собою в среднем около 14.500 аршин в 300 рабочих дней в 9½ часов каждый, т.-е. 52 аршина в десять часов. Если мы примем, что каждая семья потребляет в год 280 аршин миткалю и ситца (что будет очень много), то это будет соответствовать пятидесяти часам работы, т.-е. десяти полудням по пяти часов каждый. А кроме того, сюда входила бы и пряжа для получения ниток для шитья, для тканья сукна и для выделки шерстяных материй, перемешанных с бумагою.

Что касается результатов, достигаемых в одном ткацком ремесле, то из официальной статистики Соединённых Штатов мы узнаём, что в то время, как в 1870 году рабочий работал по 13 и 14 часов в день и производил 12.350 аршин белой бумажной материи в год, шестнадцать лет спустя (в 1886 г.), он вырабатывал уже 39.000 аршин, работая только по 55 часов в неделю. Даже цветных бумажных тканей получалось в год, считая тканьё и окраску, 37.900 аршин в 2.669 часов труда, т.-е. приблизительно 14 аршин в час. Таким образом, для того, чтобы получить нужные 260 аршин белой и цветной бумажной ткани, достаточно было бы работать меньше двадцати часов в год.

Нужно заметить при этом, что сырой хлопок доставляется на фабрику почти в том самом виде, в каком он получается с поля, и что в эти же двадцать часов совершаются все превращения, через которые хлопок должен пройти, прежде чем сделаться материей. Но для того, чтобы купить эти 260 аршин в лавке, хорошо оплачиваемому рабочему пришлось бы отдать, по крайней мере, от 10 до 15 рабочих дней, по 10 часов каждый, т.-е. от 100 до 150 часов. Что же касается английского крестьянина, то ему пришлось бы трудиться целый месяц, чтобы доставить себе эту роскошь.

Уже из этого примера, видно, что пятьдесят полудней работы в год могли бы, в хорошо организованном обществе, дать возможность всей семье одеваться лучше, чем одевается теперь мелкая буржуазия.

Таким образом, нам понадобилось всего шестьдесят полудней труда по 5 часов для того, чтобы получить продукты земледельческого труда, сорок — для жилища, и пятьдесят — для одежды, что составляет только половину года, так как за вычетом праздников, год представляет собою триста рабочих дней.

Остаётся ещё полтораста рабочих полудней, которые можно употребить для добывания других необходимых предметов: вина, сахара, кофе или чаю, мебели, средств передвижения и проч.

Все эти расчёты, конечно, сделаны приблизительно, но их можно обосновать ещё и иначе. Если мы сочтём, сколько есть в каждой цивилизованной нации людей, ничего не производящих, затем, — людей, занятых в производствах вредных, осуждённых на исчезновение, и наконец — бесполезных посредников, то мы увидим, что в каждой такой нации число производителей в собственном смысле слова легко могло бы быть вдвое больше. А если бы, вместо каждых десяти человек, производством необходимых предметов занимались бы двадцать, и если бы общество больше заботилось об экономии человеческих сил, то эти двадцать человек могли бы работать по пяти часов в день, нисколько не уменьшая этим размеров производства. Если только уменьшить напрасную трату человеческих сил на службе у богатых семей и на государственной службе, где насчитывается один чиновник на десять жителей, и употребить эти силы на увеличение производства всей нации, то продолжительность работы упала бы до четырёх или даже трёх часов в день — при условии, конечно, если мы удовлетворимся существующими размерами производства.

Вот почему, основываясь на всех рассмотренных нами соображениях, — мы можем сделать следующий вывод.

Вообразите себе общество, состоящее из нескольких миллионов жителей, занимающихся как земледелием, так и разнообразными отраслями промышленности — например, Париж с департаментом Сены и Уазы. Представьте себе, что в этом обществе все дети выучиваются, как умственному, так и физическому труду. Допустим, наконец, что все взрослые люди, за исключением женщин, занятых воспитанием детей, обязуются работать по пяти часов в день, от двадцати или двадцати двух лет до сорока пяти или пятидесяти, и что они занимаются делом по своему выбору, в любой из тех отраслей человеческого труда, которые считаются необходимыми. Такое общество могло бы, взамен, обеспечить благосостояние всем своим членам, т.-е. доставить им довольство гораздо более действительное, чем то, которым пользуется теперь буржуазия. И каждый рабочий такого общества располагал бы по крайней мере пятью свободными часами в день, которые он мог бы посвящать науке, искусству и тем личным потребностям, которые не вошли бы в разряд необходимого, причём впоследствии, когда производительность человеческого труда ещё увеличилась бы, в разряд необходимого можно было бы ввести и то, что теперь считается недоступным предметом роскоши.

Потребности, составляющие роскошь.

Человек не может жить только для того, чтобы есть, пить и иметь пристанище. Как только его насущные потребности будут удовлетворены, в нём пробудятся ещё с большею силою те потребности, которые мы могли бы назвать художественными. Таких потребностей можно насчитать почти столько же, сколько существует различных людей; и чем образованнее общество, чем развитее в нём личность, тем разнообразнее эти желания.

Даже и теперь нам случается встречать людей, отказывающих себе в необходимом ради того, чтобы приобрести какой-нибудь пустяк и доставить себе какое-нибудь удовольствие, или же умственное или материальное наслаждение. С христианской, аскетической точки зрения, это стремление к роскоши можно осуждать, но в действительности именно эти мелочи нарушают однообразие жизни и делают её привлекательной. Стоит ли жить и переносить неизбежные жизненные горести, если человек никогда не может доставить себе, помимо своей ежедневной работы, ни одного удовольствия, никогда не может удовлетворить свой личный вкус?

Конечно, теперь, когда мы стремимся к социальной революции, мы хотим, прежде всего, обеспечить всем хлеб; мы хотим изменить этот возмутительный порядок вещей, при котором нам каждый день приходится видеть сильных и здоровых работников, сидящих без дела, только потому, что нет хозяина, желающего эксплуатировать их, — «порядок», при котором кучи женщин и детей проводят ночи без крова, и целые семьи вынуждены бывают питаться сухим хлебом, — порядок, при котором и дети, и мужчины, и женщины умирают, если даже и не прямо от недостатка пищи, то от недостатка ухода. Именно для того, чтобы положить конец этой возмутительной несправедливости, мы и стремимся к революции.