Петр Кропоткин - Хлеб и воля

<Но ведь это значит подвести всех под один уровень, надеть на всех серую монашескую одежду! — скажут нам. — Это — исчезновение всех предметов роскоши, всего, что только украшает жизнь!> Вовсе нет! Мы покажем ниже, опять–таки основываясь на том, что уже существует, что анархическое общество сможет удовлетворить все артистические вкусы своих граждан, не наделяя их для этого миллионными состояниями.

ПУТИ И СРЕДСТВА

 Если только какое–нибудь общество, город или область твердо решится обеспечить своим членам все необходимое (а мы увидим ниже, как понятие об этом необходимом может расшириться до роскоши), ему неизбежно придется завладеть всем, что служит для производства, т. е. землею, машинами, заводами, средствами передвижения и т. д. Оно непременно экспроприирует современных собственников капитала, чтобы передать этот капитал в руки общества.

В самом деле, главное зло буржуазного строя заключается не только в том, что капиталист получает с каждого промышленного или коммерческого предприятия значительную часть барышей, доставляющих ему возможность жить не работая; оно лежит, как мы уже видели, в том, что все производство, взятое в целом, идет по Совершенно ложному пути, так как его цель — отнюдь не обеспечение благосостояния для всех. Оно ведется наудачу — ради барышей, а вовсе не ради общественных нужд.

Мало того: капиталистическое производство не может быть в интересах всех. Стремиться к этому — значит требовать от капиталиста, чтобы он вышел из своей роли и исполнял такое отправление в обществе, которого он не может принять на себя, не переставши быть самим собою, т. е. частным предпринимателем, стремящимся к собственному обогащению. Капиталистическая организация, основанная на личном интересе каждого предпринимателя, дала обществу все, чего от нее можно было ожидать; она увеличила производительную силу рабочего. Воспользовавшись переворотом, произведенным в технике паром, быстрым развитием химии и механики, а также всеми открытиями нашего века, капиталист постарался в своих собственных интересах усилить производительность человеческого труда; и достиг он этого в очень значительной степени. Но было бы вполне неразумно возлагать на него какую–нибудь другую миссию. Желать, например, чтобы он употребил эту увеличенную производительность труда на пользу всего общества, значило бы требовать от него благотворительности, а капиталистическое предприятие не может быть основано на благотворительности.

Дать полное распространение во всех отраслях этой высокой производительности труда, существующей в настоящее время лишь в некоторых отраслях промышленности, — теперь уже дело общества. А для того, чтобы общество могло обеспечить благосостояние всем своим членам, оно, очевидно, должно завладеть всеми средствами производства.

Политико–экономы ответят нам, может быть (как они часто это делают), указывая на сравнительное благосостояние некоторых категорий рабочих — молодых, сильных и обладающих специальными знаниями в известных отраслях промышленности. Нам всегда с гордостью указывают на это меньшинство. Но может ли даже это благосостояние — привилегия немногих — считаться за ними обеспеченным? Завтра, благодаря беспечности, непредусмотрительности или корыстолюбию хозяина, эти привилегированные рабочие будут, может быть, выброшены на улицу и заплатят целыми месяцами и годами нужды и лишений за то временное довольство, которым они пользовались раньше. Сколько раз мы видели, что даже крупные отрасли промышленности (производство тканей, железа, сахара и проч.), не говоря уже о производствах более эфемерных отраслей, одна за другою приостанавливались и едва влачили свое существование, то вследствие различных спекуляций, то вследствие естественных перемещений труда, то благодаря создаваемой самими же капиталистами конкуренции. Все главные отрасли ткацкого дела и механики пережили недавно (в 1886 — 1889 годах) такой кризис. Что же сказать в таком случае о тех производствах, для которых периодическая приостановка работ является вообще необходимостью?

А чго сказать о цене, какою покупается сравнительное благосостояние некоторых категорий рабочих?

Ведь оно достигается благодаря разорению земледелия, бессовестной эксплоатации крестьянина и бедности народных масс. А рядом с этим незначительным меньшинством, пользующимся некоторым довольством, сколько человеческих существ живут из дня в день без обеспеченного заработка, готовые направиться всюду, где только в них окажется надобность! Сколько крестьян работают по четырнадцати часов в день из–за самого скудного пропитания! Капитал вызывает обезлюдение деревень, разоряет колонии и страны с малоразвитою промышленностью, осуждает громадное большинство рабочих на отсутствие всякого технического образования, на невозможность получить даже плохонькое знание своего ремесла. Цветущее состояние одной отрасли промышленности постоянно покупается разорением десяти других.

И это не случайность: это — необходимое условие капиталистического строя. Чтобы некоторые разряды рабочих могли получать в настоящее время порядочное жалованье, нужно, чтобы крестьянин был как бы вьючным животным общества; нужно, чтобы население деревни оставляло ее и уходило в города; нужно, чтобы мелкие ремесла скоплялись в бедных предместьях больших городов и выделывали там, почти за ничто, множество предметов, за которые покупатель, получающий скудную заработную плату, и не может платить больше. Для того, чтобы плохое сукно находило себе сбыт у скудно оплачиваемых рабочих, портной должен довольствоваться заработком, едва дающим ему возможность не умереть с голоду. Нужно точно так же, чтобы отсталые восточные страны эксплоатировались западными, негры — европейцами, итальянские землекопы — англичанами и т. д., чтобы в некоторых привилегированных отраслях промышленности рабочий мог пользоваться при капиталистическом строе некоторым, хотя бы ограниченным, благосостоянием.

Зло современного строя заключается, следовательно, не в том, что <прибавочная стоимость> производства идет капиталисту, как говорили Родбертус и Маркс вслед за Томпсоном, суживая таким образом социалистическую идею и ее общее понимание капиталистического строя. Сама прибавочная стоимость является следствием более глубоких причин. Зло заключается в том, что вообще может быть какая бы то ни было <прибавочная стоимость> вместо простого излишка, не потребленного данным поколением; потому что для существования этой <прибавочной стоимости> нужно, чтобы мужчины, женщины и дети были вынуждены потреблять меньше, чем они производят; чтобы голод и невозможность найти другое приложение своих сил вынуждали их продавать свою рабочую силу за малую долю того, что она производит, и особенно того, что она могла бы произвести.

И это зло будет существовать до тех пор, пока то, что необходимо для производства, останется собственностью немногих. Пока человек будет вынужден платить дань собственнику, чтобы иметь право обрабатывать землю или пустить в ход какую–нибудь машину, собственник же будет производить не наибольшее количество нужных для существования предметов, а то, что обещает ему наибольшие барыши, — до тех пор благосостояние будет обеспечено лишь ничтожному меньшинству, и то лишь временно и всякий раз ценою разорения другой части общества. В самом деле, вовсе не достаточно еще разделить поровну прибыль, получаемую тем или другим частным предприятием, если при этом для получения прибыли нужно непременно эксплуатировать тысячи других рабочих. То, к чему нужно стремиться, — это производить с наименьшей возможной тратой человеческих сил наибольшую сумму продуктов, наиболее необходимых для благосостояния всех.

Частный собственник не может решить этой задачи, и вот почему все общество в целом будет вынуждено во имя этой необходимости экспроприировать все то, что составляет его богатство и что может обеспечить всем довольство. Оно должно будет завладеть землей, заводами, копями, путями сообщений, домами, магазинами и т. д. и, кроме того, заняться изучением того, что именно нужно производить в интересах всех, какими путями и какими средствами для этого нужно пользоваться?

 Сколько часов в день придется работать человеку для того, чтобы обеспечить своей семье обильную пищу, удобное жилище и необходимую одежду? Социалисты часто задавались этим вопросом и приходили к заключению, что для этого достаточно было бы четырех или пяти часов в день — при условии, конечно, если все способные к труду будут работать. В конце 18–го века Франклин уже остановился на пятичасовом рабочем дне, и если потребности возросли с тех пор, то в еще большей степени возросла производительность труда.