Юлия Черняховская - Вершина Крыма. Крым в русской истории и крымская самоидентификация России. От античности до наших дней
Судя по всему, именно славянское эллинизированное оседлое население создает новую человеческую основу сохранения таврической общности и восстанавливает ее интеграционный потенциал.
С укреплением племенных и протогосударственных структур славян, они начинают постепенно вытеснять кочевых захватчиков из Северного Причерноморья, Кубани и Крыма, к VIII веку утверждают свое влияние в Крыму и к Х восстанавливают Боспорское царство в виде Тмутараканского княжества.
Именно с утверждением русской государственности в Крыму, взятием Сурожа и Херсонеса, освобождением и возрождением Боспора и разгромом захватившего этот древний центр Хазарского каганата, Древнерусское государство входит в ряд мировых держав. Обычно забывается, что взяв Херсонес в 988 году, Владимир принимает не только новую веру, но и императорский титул, объявляя тем самым себя равным императорам Константинополя.
Причем принятие этого титула именно здесь было вызвано не столько ситуативными обстоятельствами – сколько имперским значением Херсонеса, конкурировавшего в эти столетия по своей значимости с Константинополем и неоднократно вступавшего в борьбу с ним.
Таким образом, Крым, являвшийся исторически очагом распространения античной цивилизации среды народов, населявших нынешнюю Россию, и зоной существования особой модели межцивилизационной интеграции различных народов, – стал одним из трех очагов русской государственности и одновременно – началом, определившим статус России как великой державы, несущей свою государственно-политическую эстафету от Афин, Спарты и Рима.
Славянское присутствие в Тавриде, начавшееся предположительно со II века нашей эры с первоначального расселения мигрирующих, но склонных к оседлости славянских племен, стало фактором возрождения древнего цивилизационного очага, шансом на воссоздание эффективной модели межцивилизационной интеграции.
1.3.2. Интеграционная предрасположенность славянской социокультурной модели
В центре многих сегодняшних теоретических споров лежит воп рос о соотношении российской истории и общемировой цивилизации. Специфика исторического развития России более или менее очевидна: она и в относительно позднем принятии христианства и в относительно позднем развитии государственности, в огромной роли идеологических оснований жизни общества, в персонификации власти, тяге к лидерству харизматического типа, прохладному от ношению общественного сознания к правовым нормам, более низкой роли материальных стимулов.
Из этих фактов разные идейные течения делают подчас по лярные выводы: одни говорят об «особом», ни с чем не сравнимом пути России и утверждают о неприменимости выводов западной науки, сделанных на основе изучения иных стран, другие полагают, что Россия развивалась и развивается на обочине мировой цивилизации, ее опыт и традиции есть некая помеха, в течении столетий затруднявшие и затрудняющие ей приобщение к этой цивилизации.
Исследуя вопрос, мы безусловно должны признать, что, во-пер вых, общество, может решать стоящие перед ним задачи лишь посредством того политического инструментария, который создан в ходе истории и имеется в наличии, во-вторых, что любое общест во в значительной степени зависит от имеющихся традиций, привычек и ценностей. Вместе с тем, очевидно, что при всем отличии отечественной истории, она в общих чертах соответствует этапам развития других стран. Раннее феодальное единство и феодальная раздробленность, сословная монархия и абсолютизм, развитие промышленности и буржуазии, падение абсолютизма и демократи ческая революция, решение аграрного вопроса и эгалитаристская тенденция, воплотившаяся в Октябрьскую революцию – т. е. опыт соз дания социального государства. Поэтому правильно говорить о специфическом развитии России в рамках общемирового развития, при этом, учитывая, что Россия не только находилась под влия нием мировой культуры и цивилизации, но и существенно влияла на него, на разных этапах определяя повороты мировой истории.
Россия не только одна из составных частей, но один из немногих определяющих факторов мирового развития: прикрытие Европы от Ордынского нашествия, разгром Ливонского ордена, постоянное сдерживание Османской империи, практическое уничтожение Швеции как мировой державы, поражение Наполеоновской империи, поддержка революции в Америке, спасение мира от фашизма, создание первой в мире плановой экономики, в значительной степени принятой для использования наиболее передовыми западными странами, выдающиеся достижения в науке и искусстве – вот некоторые из примеров.
Среди факторов, определивших своеобразие развития России можно выделить следующие.
Пульсирующий ритм жизни древних славян, чередовавших паузы земледельческих оседлых периодов с походным ритмом, когда они вырывались за собственные границы и в географическом, и в смысловом планах. Эта двойственность определила отсутствие склон ности к постоянно-размеренному развитию, отсюда – чередование периодов опережения остального мира и отставания от него.
Формирование русской нации не путем выделения этнически культурного начала из общецивилизационного поля единой рели гии, что имело место во многих иных странах, особенно Западной Европы, а путем объединения разнородного этнического начала религиозно-цивилизационным смысловым полем православной религии. Религиозная идея последовательно выступает как интегри рующее старорусскую народность начало, как мобилизующий момент противостояния агрессии, как фактор преодоления феодальной раздробленности.
Рациональная идея выступает в форме религиозной, но сама религия во многом утрачивает характер отрешенности от мира, во многом слившись с язычески непосредственным славянским мироощущением, схожим с мироощущением античности. Она развивается во многом опережающими темпами по сравнению с развитием нации и государства, которые как бы приобретают облик вторичного производного от нее.
Отсутствие жестких границ, подвергающихся постоянному фиксированию географическим или иногосударственным факторами ведет к отсутствию постоянного ощущения границы с миром, порождая поиск осмысленности, поиск собственного впечатывания в окружающий мир, а стало быть, как бы постоянный поиск высшей истины, поиск особой предназначенности, поиск истины, возможно, скрытой от остального мира, который находит свое воплощение сна чала в «единственном в мире православном государстве», а затем – в «единственном в мире государстве рабочих и крестьян».
Соответственно, вся духовная традиция России – некое проти востояние найденной истины и поиска истины. Состояние найден ной истины противоречит пульсирующему ритму жизни. Общество постоянно в преддверии или в состоянии раскола, причем делится не на активную и пассивную часть, а на активную часть, обращающуюся к поиску, и активную часть, отстаивающую найденное.
Состояние найденной истины подает восприятие достигнуто го, как конечного, что блокирует многие естественные эволюционные механизмы и приводит к отставанию, отставание порождает потребность в отрицании и новом поиске – за всем стоит обычный механизм развития, но в его действии через сознание претворяющийся не в плавных, а в конечных, абсолютизированных формах.
В итоге, национально-мобилизующая идея выполняет роль ускорителя развития с одной стороны, и интегратора иных ценностей, не включенных в ранее найденную истину.
Начав свое развитие с естественно-хронологического отставания, Россия постоянно совершает рывок в развитии – и вновь замирает, найдя искомое. То есть, может быть, главная особенность России – интеграция мировой культуры. Соответственно в российскую традицию накрепко вплетены такие начала, как мессианство, эгалитаризм, радикализм.
Все эти начала предопределены исходной идентификацией, базирующейся на отношении «к высшей истине».
Собственно, высшая истина и ее поиск – это некие центральные начала в самоощущении и принятом способе самореализации того, что иногда называют «русской цивилизацией».
Другие народы могли идентифицировать себя по месту проживания, «русские» не были в полной мере детерминированы географически, сталкиваясь сначала в своей миграции с разными культурно-цивилизационными началами – и позже сталкиваясь с ними и в силу обширности и подвижности своих границ, «русское начало» идентифицировало себя особым способом (который впрочем, исторически есть не свидетельство особо избранности, но некая историческая случайность).
Этот особый способ заключался в том, что в неком историко-цивилизационном алгоритме после самим этим началом задаваемого вопроса «Кто мы есть?» – рождался ответ: «Мы есть те, кто призван познать истину, выявить эту высшую истину из множества частных истин, принадлежащих разным встреченным нами народам». Но далее, в силу принятой и выработанной открытости и комплиментарости к иным встреченным, возникало продолжение ответа: «Мы те, кто познает истину, сохранит ее и подарит ее всему миру».
