Владимир Бушин - Пятнадцать лет Путина. Куда бредет Россия
Мало того, он уж совсем оборзел: «Весь мир нам завидует, весь мир нам завидует! Я вам точно говорю! Я знаю, что говорю!». С вашими знаниями, дорогой товарищ Путин, с вашей точностью, ваше степенство, мы за десять лет познакомились основательно, наелись этих деликатесов до отвала. В данном случае «весь мир» вы путаете с кучкой сверхбогачей, которых встречаете во время своих зарубежных вояжей. Да, бесспорно, им, с которых государство требует и получает где 40, где 60, а где и все 80 процентов налога с доходов, им, конечно, страшно завидно смотреть на наших абрамовичей, которые платят всего 13. Но это, повторяю, отнюдь не весь мир, а его ничтожная часть.
Но вот что еще очень загадочно. Если оратор уверен, что весь мир нам завидует, как, допустим, завидовала Америка запуску нашего первого в мире спутника или полету Гагарина, то нет оснований менять шкалу налога, надо и дальше шпарить в том же самом духе. Но вдруг мы слышим: «Я не говорю, что мы никогда не примем прогрессивную шкалу. Примем когда-то, но без спешки». Вот те на! Да зачем же менять такую распрекрасную, единственную в мире, как балет Большого театра, шкалу? А если все-таки по каким-то неведомым нам соображениям менять, то какая тут спешка? Уже лет десять живем по этой шкале. Или надо дождаться полного, окончательного, дотла разграбления страны? Может быть, когда-то вы и смертную казнь для изуверов введете — когда они начнут орудовать в коридорах Кремля, в Зубалове и Новом Огареве? Не поздно ли будет, отец мой?
2008 г.
Гений и прощелыга
Недавно состоялось ежегодное собрание Академии. На него явился, как красное солнышко, и пропел речь, как соловей, глава правительства Владимир Путин. Сейчас главный вопрос в науке — финансирование. Америка в этом году вложит в научно-конструкторские работы 400 млрд долларов, объединенная Европа — 270, Китай и Япония — по 140, а Россия… И что же на сей счет пропел академикам соловей демократии? Вначале он вот что рассказал: «Когда я служил в другом ведомстве в своей прошлой жизни (Да, у него две жизни. И первой он жутко стесняется, не смеет сказать „когда служил в КГБ Советского Союза“. Будто и не служил. — В. Б.), у нас (в КГБ?) наступил момент в конце 80-х, когда и наши (КГБ?) разработки, и полученные специальными методами разработки ваших коллег за рубежом не внедрялись в экономику. Тогда не было оборудования, чтобы их внедрить. И вот мы на этом поприще трудились-трудились, добывали-добывали (то есть пахали-пахали), а толку никакого!».
Очень интересно. Однако, во-первых, тут надо бы напомнить, что это была уже горбачевско-ельцинская пора, лишь по названию еще советская. Но в ту пору не мы у кого-то, а у нас при полном разгильдяйстве и даже пособничестве КГБ «добывали-добывали» все, кто хотел, и всё, что хотели, — от секретных архивов до военных тайн и морских шельфов. Боже мой, да сами предлагали, даже навязывали и порой совершенно бескорыстно, как бессмертный Вадим Бакатин, — все, что угодно, и ждали «спасибо», но не дождались. Вот и сказать бы сейчас Путину, каков, мол, порядок был при моем крестном отце Борисе Николаевиче, а то ведь выходит опять поклеп на советское время.
Во-вторых, интересно узнать бы, какие такие научные разработки имелись у КГБ, у кого там персонально? Уж теперь-то, спустя четверть века, нельзя ли назвать имена этих славных ученых и инженеров? И потом, за двадцать лет буйной демократии и за десять лет путинского правления что-нибудь из этих или из добытых Путиным и его коллегами ценных разработок внедрено в экономику? Или все то же — толку никакого? Нет ответа. И едва ли оратор понимал, что говорил. Но, возможно, некоторые академики, услышав это, задумались.
А дальше как раз о финансировании. Путин стал нахваливать математика Григория Перельмана, решившего как будто специально к собранию Академии столетней или большей давности задачу французского математика, физика и философа Жюля Анри Пуанкаре (1854–1912). Смотрите, говорит, мужи науки, вот известный Гриша Перельман, простите за моветон, безо всякого финансирования, без малейшего субсидирования чесал, чесал затылок, как раб на галерах, и решил ребус Пуанкаре. И после этого — представляете, мужики? — никаких денег брать не хочет. А просто выложил в Интернете свое решение и подписался — «Гриша Перельман». Вот ученый! А, мужики? Побольше бы нам таких гриш и таких перельманов. Ах, как соблазнительно внедрить бы в среду академиков, министров и губернаторов стремление работать на основе «синдрома Перельмана»! Надо заметить, что на Западе его называют последним питомцем советской математической школы.
Вероятно, Г. Перельман — большой талант или даже гений. И талант остается великой национальной ценностью, но время Ньютонов и Ломоносовых, Лавуазье и Ползуновых, Менделеевых и Эйнштейнов, Эдисонов и Поповых, увы, прошло. Ныне научные открытия и технические изобретения делаются коллективами ученых и инженеров, использующих сложнейшие приборы, аппараты и другие средства. Все это требует огромных денежных вложений. А для математика, как для поэта, кроме хорошей головы требуется лишь бумага, литература и стило (компьютер). Так что Гриша Перельман при всем его величии, извините за моветон, для нынешнего научного процесса фигура трогательная, но, так сказать, не шибко типичная. Неужели глава правительства ничего этого не слышал и не понимает, а поучать академиков готов?
Похоже, что именно так, ибо после этого Путин сказал, что мы не можем средства на науку распределять равномерно, как в бутерброде масло на хлеб. Надо выбирать наиболее успешные, прорывные направления и на них сосредоточивать средства и силы, надо стремиться к реальному практическому результату.
Вероятно, тут кое-кто подумал: соответствует ли этим требованиям подвиг Гриши Перельмана? Но важнее другое. В ответном выступлении президент Академии Ю. С. Осипов, уже знавший, что в прошлом году на науку было выделено 54,6 миллиарда рублей (не долларов, как в вышеназванных странах), а в нынешнем — 49,3 миллиарда, решительно возразил премьеру — мы категорически не согласны с тем, что фундаментальные исследования надо вести только по тем направлениям, где российская наука находится на передовом уровне! Нужна фундаментальная наука, покрывающая широкий спектр исследований, а вы урезали ассигнования на 5,3 миллиарда. И это при том, что одному Афганистану списали, простили, зачеркнули 13 миллиардов долларов. И таких афганистанов еще советского времени у вас с десяток…
Вы слышали? Категорически!.. И вот как эта категоричность обернулась. В трехчасовом выпуске новостей по телевидению она успела проскочить, так случается нередко, но тут же ее поймали, задушили и выбросили. В последующих выпусках царило полное согласие академиков с лучшим другом ученых и науки. Та же благодать и в парламентском журнале «РФ сегодня». А ведь в кои-то веки мы могли бы увидеть и услышать президента Академии наук!
* * *Да разве это единичный случай запрета в наши дни? Цензура препарирует даже президента. Вот сказал он, что его любимый писатель — Виктор Пелевин, — вырезали; признался, что в доме у него нет Гоголя и он скачал «Мертвые души» из Интернета, — убрали; сослался на Остапа Бендера как на большой авторитет в экономике — выдрали…
К слову сказать, вы понимаете, до каких времен мы дожили: глава государства, отец народа, недавно заявивший в Копенгагене, что его лицо — это лицо России, скачивает Гоголя из Интернета! Хоть стой, хоть падай…
Да и над тем же Путиным живодеры демократии проделывают вивисекцию. Вот собрался он ехать во Францию. Как принято в таких случаях, перед отъездом — беседа с французскими журналистами. Тары-бары-растабары — бары есть, тары нет…
А в конце французы вдруг и спроси: а не кажется ли вам, господин премьер, что в России сейчас культ Путина?
Ух, как он взвился! Я — культ?! Да это же, как подсчитал мой друг, недавно умерший живой классик Солженицын, 106 миллионов! Вот и Медведеву говорил классик перед смертью, и он обнародовал это. И так далее.
И опять та же картина: утром это проскочило в эфир, а потом изловили — и ни слова о культе…
2010 г.
«Мне не стыдно!»
Вскоре после того, как Ельцин сбежал из Кремля, он дал большое интервью «Комсомольской правде». Среди многих вопросов был у корреспондента и такой: «Борис Николаевич, есть ли люди, перед которыми вам сейчас хотелось бы извиниться?». Ельцин обалдел, у него отвалилась челюсть: ему — извиняться?!
Но, очухавшись, сказал: «Я всегда расставался с людьми нормально, по-человечески». Он, конечно, считал, что по-человечески расстался и с теми, кто в результате его живодерских реформ «нормально» уходил в мир иной по миллиону в год.
А корреспондент опять об этом: «Часто ли испытываете угрызения совести за дела своей жизни? Стыдно ли вам за что-нибудь?». Журналист был уверен, что все нормальные люди в той или иной мере разделяют чувство Пушкина:
