Возвращение государства. Россия в нулевые. 2000–2012 - Екатерина Михайловна Шульман
Закон о борьбе с экстремизмом, принятый в 2002 году, фактически ввел в российское законодательство понятие мыслепреступлений: гражданин и организация могут преследоваться за призывы, за высказывания, за распространение информации. Значительное усиление репрессивного направления законодательства случилось после 2012 года как реакция на протесты 2011–2012 годов. На первый взгляд, связь всего этого с НКО неочевидна. Однако, если мы посмотрим на исследования работы некоммерческих организаций, мы увидим действительно довольно значительное пересечение активистов НКО с тем контингентом, который стал основой и движущей силой протестов 2011–2012 годов.
Характерной особенностью людей, которые регулярно участвуют в общественной деятельности, является более высокий уровень доверия, чем в среднем по России. Совместная деятельность приносит радость и одновременно повышает доверие людей друг к другу, они ощущают свою жизнь как более насыщенную, содержательную и более безопасную – так идет преодоление драмы отсутствия чувства базовой безопасности, которым страдает как российская власть, так и российское общество.
Государственная власть понимает потребность в совместной деятельности несколько иначе, поэтому наряду с политикой прямых ограничений она занимается и кооптацией. В связи с этим в 2005 году была создана Общественная палата – орган, призванный координировать деятельность третьего сектора и представлять его на высшем федеральном уровне. Сутью ее деятельности, если не считать медийную активность, является распределение бюджетных грантов.
На середину 2000-х лишь незначительный процент дохода некоммерческих организаций поступал из-за рубежа, но государство стало рассматривать этот канал финансирования как угрозу, поскольку представление о том, что именно НКО являются инструментами для дестабилизации режима в интересах неких внешних сил, становится общепринятой религией государственного бюрократического класса (см. цветную вклейку, рис. 12–4).
Целью государственной политики в этой области был перевод всех некоммерческих организаций на два основных источника финансирования. Первый из них – бюджетные гранты. Второй – то, что называется «взносы некоммерческих организаций» (на самом деле это благотворительные фонды, созданные крупными корпорациями или правильными лояльными олигархами).
Социум ответил на это сбором средств на деятельность НКО с миру по нитке, получившим большое распространение еще до введения законодательства об иностранных агентах. Этому способствуют новые технические средства, которые дают в руки гражданским активистам такой инструмент, как краудфандинг – то есть сбор средств в интернете. В начале 2010-х годов государство будет пытаться контролировать и отре́зать этот источник финансирования под предлогом того, что через анонимные интернет-кошельки идет финансирование террористической деятельности. При этом полностью зарегулировать эту сферу не получается, и сбор микропожертвований от частных лиц становится достаточно значительным источником финансирования как для социально ориентированных НКО, так и для гражданских активистов и общественных организаций.
Изменение ценностей общества проявляется и в изменении стиля жизни людей. Одно из самых ярких этих проявлений – со второй половины 2000-х стало снижаться потребление алкоголя вообще и крепкого в особенности. Продажи пива стабильно росли, в результате чего пиво сенсационно обогнало в структуре потребления водку, но после 2007–2008 годов стали снижаться и они (рис. 12–5).
Рис. 12–5. Динамика продаж алкоголя (в литрах на душу взрослого населения)[99]
С середины 2000-х в населении России растет доля людей, вообще не употребляющих никакой алкоголь. На конец рассматриваемого в книге периода 23,3 % мужчин и 35,7 % женщин, согласно исследованию НИУ ВШЭ,[100] относили себя к трезвенникам. Это заметная часть, это примерно треть населения (табл. 20).
Таблица 20. Доля населения старше 16 лет, не употребляющего алкоголь (абстинентов), 2006–2018 гг., %[101]
Эта тенденция, как и тенденция снижения потребления водки и алкоголя вообще,[102] продолжилась и за рамками нашего периода: к 2018 году трезвенников уже 38,8 % среди населения в целом. Даже если побыть скептиком и предположить, что часть респондентов могла отнести себя к трезвенникам, фактически таковыми не являясь, сама возможность, что людей тянет слукавить таким образом, показательна: трезвость становится новой нормой, трезвость престижна. Это революционное изменение для нашей страны.
Также, по данным этого же исследования, среди тех респондентов, которые отнесли себя к употребляющим алкоголь, снижается доля тех, кто делает это чаще раза в месяц. То есть обычай выпивать каждый день после работы или каждые выходные уходит в прошлое (см. цветную вклейку, рис. 12–6).
Если рассмотреть подробнее структуру потребления алкоголя, то там тоже есть интересный процесс изменения потребительских предпочтений именно по крепким напиткам. В течение 2000-х падала доля не только водки, но и пива, и слабоалкогольных коктейлей, хотя и не так драматично, как это происходило с водкой. В то же время рос интерес к таким напиткам, как виски (доля выросла в два раза!) и экзотический ром. Таким образом, хотя на первый взгляд это не очень заметно из-за в целом низкой доли потребителей виски, рома и джина, но тенденция очевидна: люди относительно чаще пьют не ради опьянения, а ради удовольствия от вкуса (см. цветную вклейку, рис. 12–7).
Кроме очевидного культурного сдвига в сторону первого мира – и это тоже часть движения от ценностей выживания к ценностям развития, – эти изменения имеют и важные практические последствия. Дело в том, что большая часть смертности от социально предотвращаемых причин связана со злоупотреблением алкоголем. Это и бытовые убийства, в том числе в результате домашнего насилия, и самоубийства, и ДТП. Почти все виды социального зла так или иначе связаны с алкоголизацией. Поэтому снижение потребления алкоголя, в особенности дешевого крепкого – это одна из самых позитивных тенденций 2000-х, продлившаяся в 2010-х.
Заключение
Государство и общество – не взаимно изолированные структуры. Даже в такой достаточно закрытой, не полностью свободной политической системе, как российская, где основные каналы обратной связи разрушены, искажены
