Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №52 от 25.12.2012

Через день или два после того, как мы сдали все документы, Ахромеев встретился со всеми членами участковых избирательных комиссий Кишинёва. Он был очень тронут, благодарил нас всех, гордился нами, пожал руки мужчинам, женщинам – поцеловал руки. Он сказал:

- Раз такие люди есть, то Советский Союз будет.

Но он ошибся. Я хочу отметить следующее: он совершенно не производил впечатление неврастеника, который может засунуть голову в петлю. Несмотря на то, что он был уже пожилым, но выглядел сильным, крепким и мужественным человеком. Когда нам сообщили, что он повесился у себя в кабинете, я не поверила в эту чушь собачью – он был не из той породы людей. Очевидно, его повесили.

Потом мы тоже приехали в центральную избирательную комиссию и помогали считать голоса. Я посмотрела: боже мой! За исключением женщин, которые удирали, практически все мужчины были с травмами, причём многие - с серьёзными. Но они всё равно приехали, потому что могло что-то оказаться нелегитимным, если бы какой-то подписи не хватило. С перевязанными головами, руками, ногами люди приходили и считали бюллетени.

Поскольку мы оттянули в Кишинёве на себя все силы боевиков, то Бельцы, Кагул, Комрат, другие города и посёлки, а также всё Приднестровье смогли проголосовать свободно. В городе Сороки избирательного участка не было, его население в основном цыгане. Они все приехали в ближайшую воинскую часть, кажется, это были Бричаны. Я потом спросила у командира части:

- У вас населённый пункт небольшой, а проголосовавших много, в чём дело?

- Цыганский барон привёл цыган из Сорок и сказал: мы, цыгане, хотим жить в Советском Союзе и будем голосовать за него, у нас в Сороках голосовать негде.

Никто из членов ЦК компартии Молдавии не голосовал, да и из аппаратчиков пониже голосовали лишь единицы. Всего проголосовало около 60% от общей численности избирателей Молдавии, повторяю: не все смогли прорваться. Из них 72% - за СССР. Власти сделали свой хитрый ход – подготовили целую сеть ложных избирательных участков, куда люди бы пришли, а бюллетени потом были уничтожены. Но они готовили их к 17-му числу, когда все уже проголосовали, да и народ туда не пошёл, потому что за два дня все уже усвоили, где голосуют на самом деле. Кроме того, все верили нашим листовкам, Интердвижение уважали. Всё было по-честному, по 2-3 раза никто не голосовал. Мы всё отправили в Москву.

Через несколько дней после проведения референдума мне сообщили, что во Дворце культуры в Приднестровье состоится собрание с участием активистов, на котором будет присутствовать Еремей – председатель ЦК профсоюзов республики. Мы понимали, что речь пойдёт о референдуме и дружно туда поехали. Члены избирательных комиссий Кишинёва заняли первый ряд, частично второй, третий. Выступает Еремей:

- Товарищи, мы, ЦК профсоюзов и ЦК компартии, в таких сложных условиях, с таким противодействием, провели в г. Кишинёве референдум. Вы знаете, что там было, что там творилось!

И продолжает рассказывать то, о чём я говорила выше. В первый момент мы оторопели. Потом я встала, долго стояла у микрофона - мне его не хотели включать. И сказала:

- Господин Еремей! Насколько мне известно, ни ЦК компартии, ни ЦК профсоюзов не только сами не участвовали в референдуме, но и препятствовали его проведению, причём очень активно.

- Нет! Да вообще, кто вы такая? Вы лжёте!

- Хорошо. Тогда назовите мне номер избирательного участка и его адрес, на котором голосовали лично вы. Причём учтите: в первых рядах сидят все члены избирательных комиссий г. Кишинёва. И если вы солжёте, вас тут же поставят на место.

Он начал возмущаться, зафыркал и ушёл. Я сказала, обращаясь ко всем - там были тираспольские активисты, рабочий комитет Бендер, руководство Приднестровья:

- Вы видите, товарищи, он не может назвать участок, на котором голосовал, потому что не голосовал совсем.

Я рассказала, как они предупреждали, что те, кто придёт на референдум, будет уволен с работы. В те времена быть уволенным с работы означало, что положение очень серьёзно, русскоязычных увольняли запросто.

Через неделю, когда мы приехали по какому-то вопросу в Приднестровье, у нас был включён телевизор. Выступал Горбачёв и заявил: «Молдавия участия в референдуме не принимала!» Вы можете себе представить, что это было?

До России тогда информация о том, что у нас творилось, не доходила, Интернета не было, в центральных московских СМИ царила строжайшая цензура.

В заключение хочу сказать, что все бюллетени голосования, с протоколами, подписями и печатями о якобы «несостоявшемся», согласно Горбачёву, референдуме сегодня хранятся за пределами Молдавии в тайнике. Они ждут своего часа, лучших времён – это юридические документы страшной взрывной силы. Повторяю: там есть бюллетени в бурых пятнах: пусть будущие историки знают, что пятна эти - наша кровь…

Записал Александр Сивов

КУЛЬТУРА И КУЛЬТПАСКУДСТВО

ПОЭЗИЯ И СТАЛИН

В последнее время всё больше задумываюсь, почему меня мучает и не даёт покоя эта тема.

Я думаю - не надо специально объяснять, что для человека, родившегося в 1937 году, потерявшего отца во время Великой Отечественной войны,  взращённого и  воспитанного в Суворовском училище - семь лет обучения, окончившего МАИ им С. Орджоникидзе, внёсшего посильный вклад в укрепление обороноспособности страны - 38 лет (с 1960 по 1998 гг.) проработавшего в оборонно-промышленном комплексе, Сталин – это главный творец могущества моей Родины (СССР), личность, которой я поклоняюсь и восхищаюсь и буду благодарен ей до конца своих дней.

И вот сегодня, на исходе своей жизни, я попробую, может быть, это будет кому-то интересно, выразить свои взгляды на Сталина и поэзию, к которой у меня в последнее время появился серьёзный, в некотором роде профессиональный критический интерес. Так как личность В.И. Сталина всегда привлекала моё внимание, мне известно, что в юности он писал стихи, наверно, довольно приличного профессионально-поэтического уровня, если его стихи классик грузинской литературы Илья Чавчавадзе включал в школьные хрестоматии.

Дошедшие до нас стихи не о любви, не о женщинах, а о чём – судите сами.

Это стихотворение написано в 1896 г., когда автору было 17 лет:

“Шёл он от дома к дому,

В двери чужие стучал.

Под старый дубовый пандури

Нехитрый напев звучал.

В напеве его и в песне,

Как солнечный луч чиста,

Жила великая правда -

Божественная мечта.

Сердца, превращённые в камень,

Будил одинокий напев,

Дремавший в потёмках пламень

Взметался выше дерев.

Но люди, забывшие Бога,

Хранящие в сердце тьму,

Вместо вина отраву

Налили в чашу ему.

Сказали ему: “Будь проклят!

Чашу испей до дна!

И песня твоя чужда нам,

И правда твоя не нужна!”

Перевод Льва Котюкова

И как же бывает в жизни! То, о чем говорится в последних четырех строках великому Сталину, его великим делам пришлось пережить в конце XX века. А вот как звучит это стихотворение в переводе Феликса Чуева:

“Он бродил от дома к дому,

Словно демон отрешённый,

И в задумчивом напеве

Правду вещую берёг.

Многим разум осенила

Эта песня золотая,

И оттаивали люди,

Благодарствуя певца.

Но очнулись, пошатнулись,

Переполнились испугом.

Чашу, ядом налитую,

Приподняли над землей

И сказали: “Пей, проклятый,

Неразбавленную участь,

Не хотим небесной правды –

Легче нам земная ложь”.

А вот ещё стихотворение, которое написал юный Джугашвили:

Когда луна своим сияньем

Вдруг озаряет мир земной

И свет её над дальней гранью

Играет бледной синевой,

Когда над рощею в лазури

Рокочут трели соловья

И нежный голос саламури

Звучит свободно, не таясь,

Когда, утихнув на мгновенье,

Вновь зазвенят в горах ключи

И ветра нежным дуновеньем

Разбужен тёмный лес в ночи,

Когда кромешной тьмой томимый

Увидит солнце невзначай, -

Тогда гнетущей душу тучи

Развеют сумрачный покров,