Внутренний СССР - Введение в конституционное право

Индивид, не владеющий им, обречён жить в режиме невольника - автомата, чьё поведение программируется чужими мнениями и волей, которые в силу разных причин стали достоянием его психики. Хотя он может быть многознающим и много чего умеющим, но всё же его творческий потенциал не реализован, в силу чего по структуре психики его скорее можно уподобить запрограммированному роботу, нежели признать состоявшимся человеком.

Вне диктатуры совести искусство диалектики вырождается в так называемую «дьявольскую логику», в которой аксиоматика и правила меняются по мере необходимости в тех пределах, которые допускают оппоненты приверженца «дьявольской логики».

Если же говорить о праведных тенденциях общественного развития, то они направлены на то, чтобы все люди к началу юности выходили на уровень свободы в том смысле, как это определено выше. На это должна быть направлена и политика государства, и прежде всего, - в сфере образования и воспитания подрастающих поколений. В противном случае общество людей без стыда и совести, пребывающих на трёх уровнях несвободы, не может быть ни демократическим, ни суверенным. Оно не способно к познанию и творчеству на благо Мира, обречено быть не хозяином самому себе, а заложником обстоятельств, возникающих помимо его воли, в том числе и по воле тех, кто по своему порочно нравственно обусловленному усмотрению целенаправленно формирует убеждения массы людей, чьё поведение подчинено либо животным инстинктам, либо заложенными в их психику извне убеждениям и поведенческим программам.

Если это осознавать не только лексико-теоретически, но и видеть в реальной жизни проявления всего изложенного, то либерализм это - подмена свободы как диктатуры совести, вседозволенностью, которую ограничивает только кое-как осмысленный отрицательный опыт прошлого, находящий своё выражение в юридической системе общества соответственно принципу «что не запрещено законом, то разрешено» и принуждению к соблюдению бессовестной законности различными средствами.

Но поскольку отрицательный опыт ограничен, и его осмысление также носит ограниченный характер (к тому же подцензурный - на основе принципа «кто деньги платит - тот и теории заказывает»), то либерализм в политической и экономической практике оказывается под властью множества умолчаний, превращающих его декларации о правах человека и свободах в пустую демагогию.

Реально приверженность идеологии либерализма - не свобода, а рабство, характеризуемое словами И.В.Гёте: «Самое большое рабство - не обладая свободой, считать себя свободным».

А либерально-рыночная экономическая модель - один из инструментов порабощения и поддержания устойчивости системы анонимного (не персонифицированного) рабовладения, осуществляемого большей частью не грубо-силовыми средствами. И поскольку экономическая деятельность в жизни глобальной цивилизации и культурно своеобразных обществ в её составе играет особую роль, обратимся к рассмотрению умолчаний либерально-рыночной экономической модели и их следствий.

2.3.3. Либерально-рыночная экономическая модель - блеф для порабощения идиотов [153]

Главных экономических тезисов буржуазного либерализма три:

· Частная собственность священна.

· Всё продаётся и всё покупается прямо или опосредованно, и деньги - эквивалент стоимости всего: вопрос только в цене, а также - в законности либо в незаконности сделки купли-продажи.

· «Невидимая рука рынка» отрегулирует всё в экономике наилучшим возможным образом, если ей не мешать.

Всё остальное в их воззрениях - пояснения и детализация этих положений.

Считается, что принципы построения либерально-рыночной экономики в наши дни лучше всего выражаются в так называемом «Вашингтонском консенсусе».

Термин «Вашингтонский консенсус» был введён в 1989 г. американским экономистом Джоном Уильямсоном [154]. Общепринятых формулировок «Вашингтонского консенсуса» нет, поскольку в произведениях самого? Дж.Уильямсона, его последователей и комментаторов формулировки видоизменялись с течением времени [155]. Тем не менее, вне зависимости от вариаций конкретных формулировок, именно дух «Вашингтонского консенсуса» задолго до того, как Дж.Уильямсон его выразил лексически, на протяжении всей второй половины ХХ века определял принципы вовлечения в процесс глобализации экономических систем государств - «проблемных» для США и Запада в целом (главным образом развивающихся и постсоциалистических). К их числу, а также и к числу его жертв можно отнести и постсоветскую РФ, прочие постсоветские государства, а не только страны Латинской Америки, по отношению к которым «Вашингтонский консенсус» был впервые сформулирован Дж.Уильямсоном в последние годы существования СССР.

Не греша против духа «Вашингтонского консенсуса», его принципы можно выразить так [156]:

1. Бюджетная дисциплина. Государства должны бюджетный дефицит если не ликвидировать, то свести к такому минимуму, который был бы приемлем для частного капитала.

2. Особая направленность расходов госбюджета. Субсидии потребителям и дотации производителям должны быть сведены до минимума. Правительство должно расходовать деньги лишь на первоочередную медицинскую помощь, на начальное образование и на развитие инфраструктуры [157].

3. Налоговая политика. База налогообложения должна быть как можно более широкой [158], но ставки налогов - умеренными.

4. Процентные ставки. Процентные ставки по кредиту должны складываться на внутренних финансовых рынках, и государство не должно вмешиваться в этот процесс. Предлагаемый вкладчикам процент должен стимулировать их вклады в банки и сдерживать бегство капиталов.

5. Обменный курс. Страны должны ввести такой обменный курс своей валюты, который способствовал бы их экспорту, делая экспортные цены их продукции более конкурентоспособными.

6. Торговый либерализм. Квоты на импорт должны быть отменены и заменены таможенными тарифами. Таможенные тарифы на импорт должны быть минимальными и не должны вводиться на те товары, импорт которых необходим для производства товаров в стране для последующего экспорта из неё [159].

7. Прямые иностранные капиталовложения. Должна быть принята политика поощрения и привлечения капитала и технологических знаний из-за рубежа. Условия конкуренции для иностранных и местных фирм должны быть одинаковыми.

8. Приватизация. Должна всячески поощряться приватизация государственных предприятий [160].

9. Дерегуляция. Излишнее государственное регулирование порождает лишь коррупцию и дискриминацию в отношении участников рынка, не имеющих возможности пробиться к высшим слоям бюрократии. Следует стремиться к тому, чтобы в перспективе покончить с государственным регулированием экономики и с государственным сектором.

10. Права частной собственности. Эти права должны быть гарантированы при постоянном усилении их защиты. Этому должна быть подчинена и законодательная база, и правоприменительная практика.

Принципы «Вашингтонского консенсуса» (за исключением регулирования экспортно-импортных операция и валютного обмена) лежали в основе экономических систем буржуазно-либеральных государств до «великой депрессии», организованной Федеральной резервной системой США вопреки декларациям о целях её организации. После неё развитые в научно-техническом отношении страны стали развивать системы государственного регулирования экономики на протяжении всего времени, пока в 1970-е не была создана мода на «монетаризм» и не началась новая волна борьбы с государственным регулирование («рейганомика», политика приватизации М.Тэтчер в «Великобратании», реформы Пиночета в Чили и т.п.). После второй мировой войны принципы «Вашингтонского консенсуса» лежали в основе политики МВФ и экономических отношений США с «проблемными» государствами и со странами «третьего мира» уже задолго до того, как Дж.Уильямсон впервые их сформулировал. Но после этого «Вашингтонский консенсус» стал подаваться обществу, политикам и экономистам как научно обоснованный свод гарантий успеха экономического развития государства, которые якобы столь же безальтернативны, как и законы природы. Сам Дж.Уильямсон был убеждён, что экономические проблемы могут иметь столь же несомненные решения, как проблемы естественнонаучные. На этом основании он по сути ставил вопрос о признании положений «Вашингтонского консенсуса» в качестве аксиом и об их выведении за рамки «политической повестки дня», аргументируя это тем, что «никто не чувствует себя ущемлённым из-за того, что в политических дебатах не представлена партия, настаивающая на том, что земля плоская» [161].