Чарльз Эндрейн - Сравнительный анализ политических систем
Ослабление влияния профсоюзов в 80–х годах способствовало разрушению делового сотрудничества. До 1976 г. работавшие как на внутренний, так и на внешний рынок промышленные предприятия занимали одинаковое положение; затем доминирующую роль стали играть транснациональные корпорации, экспортирующие автомобили, средства телекоммуникаций и электрооборудование. Происшедшие слияния укрепили шведские корпорации, ставшие собственниками многочисленных зарубежных фирм. Увеличился объем экспорта. Начался отток капитала из Швеции в виде прямых частных капиталовложений, особенно в Западную Европу и Северную Америку. По мере того как владельцы частного финансового капитала освобождались от государственного контроля, росли их зарубежные инвестиции. Планируемое вступление Швеции в ЕС породило озабоченность шведских корпораций собственной конкурентоспособностью по сравнению с европейскими фирмами. Вследствие этого руководители предприятий уже не так охотно сотрудничали с КШП и СДРПШ, так как такое партнерство приводило к росту зарплат и расходов на социальное обеспечение.
Если 60–е годы являли собой эру консенсуального принятия решений, то после 1975 г. между политическими партиями обострились идеологические конфликты. По мере снижения темпов экономического развития, увеличения цен на импортируемую нефть и дефицита правительственного бюджета рост экономического «пирога» остановился. Конфликты стали приобретать идеологический смысл. Левые в коммунистической партии, СДРПШ и ШКР призывали к установлению рабочего контроля над управлением. Консервативная партия Союза умеренных выступала за снижение налогов, сокращение расходов на социальное обеспечение, уменьшение влияния профсоюзов на предприятиях и ускорение приватизации. Фракционные трения внутри каждой из партий ослабляли их влияние на процесс принятия политических решений. Разногласия возникли также вокруг политики в отношении атомной энергии, экологии, иммигрантов и членства в ЕС.
Структурные разногласия между государственной бюрократией и общественными организациями вызвали сомнения в действенности социал–демократической согласительной модели. Не только среди ориентированных на рынок «правых», но и у части популистски настроенных «левых» возникло убеждение, что чрезмерное доверие к образованному, профессиональному меритократическому государственному правлению снизило степень народного участия, социальную самостоятельность, личную инициативу и творческий подход. Частные врачи выступили с критикой системы здравоохранения, обвиняя ее в бюрократизме, волоките, слишком долгом ожидании таких серьезных операций, как операции на сердце, тазобедренном суставе или по удалению катаракты. Убийство в феврале 1986 г. премьер–министра Улофа Пальме усилило скептическое отношение к бесконфликтности шведской согласительной системы. Левые интеллектуалы выражали сомнения по поводу способов ведения расследования убийства Пальме такими бюрократизированными ведомствами, как Шведская полиция безопасности и вооруженные силы.
С середины 70–х годов напряженность ситуации оказала влияние и на сферу культуры. Социал–демократические лидеры не могли соединить воедино противоположные ценности: рыночную деятельность и социальное равенство, индивидуальное самовыражение и коллективную солидарность, конфликт интересов групп влияния и национальный консенсус. Поддержка дифференцированной оплаты, индивидуального выбора и усиление группового конфликта возрастали за счет отказа от равенства в доходах, общественной солидарности и межклассовых компромиссов. При демократическом корпоратизме различные группы влияния — профсоюзы, отраслевые ассоциации, определенные категории бизнеса, кооперативы, организации арендаторов — выступали с конкретными требованиями по улучшению своего материального положения. В 80–х годах доминировали движения, выступающие за духовно–нравственные ценности: женские организации, ассоциации «зеленых», нелютеранские евангелические протестантские церкви, а также группы, боровшиеся против предоставления политического убежища беженцам, особенно эмигрантам из мусульманских стран, таких, как Иран, Турция и Сомали. Эти движения утверждали ценности, в отношении которых не так легко было прийти к компромиссу, как с выдвигаемыми экономическими группами материальными требованиями.
В поведенческом аспекте в 80–х годах между элитой и массами усиливалась напряженность. Специалисты уже не вызывали такого уважения и не имели такого влияния, как раньше, большую роль стали играть дилетанты. Люди более скептически относились к авторитету государственной бюрократии. Росло отчуждение от правительства и правящих партий, что привело к изменению предпочтений избирателей. На выборах в риксдаг многие граждане голосовали уже за другие партии. Смена политических пристрастий чаще наблюдалась при выборах в общенациональные законодательные органы, чем при голосовании за места в региональные и муниципальные органы управления. В результате политические лидеры перестали понимать логику поведения граждан[63].
К моменту выборов в сентябре 1991 г. в законодательные органы структурные, культурные и поведенческие разногласия настолько усилились, что социал–демократическая партия потеряла лидерство в правительстве. От недостаточной поддержки избирателей пострадали все три левые партии — СДРПШ, «зеленая» (экологическая) партия и левая партия (бывшие коммунисты). Количество мест в парламенте, принадлежащих СДРПШ, снизилось с 43% в 1988 г. до 38% в три последующих года — минимальное число со времени выборов 1928 г. Левая партия получила около 6% голосов в 1988 г. и только 4,5% в 1991 г. «Зеленые», получив менее 4% голосов (по сравнению с 5,5% в 1988 г.), вовсе не попали в парламент. Представительство двух центристских партий — либералов и центра — сократилось на 3%. Победили правые партии. Консервативная партия Союз умеренных увеличила свою долю с 18 в 1988 г. до 22% в 1991 г., две другие консервативные партии — Христианско–демократический союз и Новая демократия — впервые получили места в законодательном органе. Каждая набрала по 7% голосов или 25 из 349 мест в риксдаге. Союз умеренных как вторая по величине парламентская партия, имеющий 80 мест, возглавил коалиционное правительство. Лидер консерваторов Карл Бильдт стал премьер–министром; в состав его кабинета вошли либералы, лидеры Партии центра, христианские демократы и члены его собственной партии.
Результаты выборов 1991 г. частично объясняют отношение избирателей к государственной политике. Как мы уже видели, социал–демократы во время предшествующих выборов получали поддержку благодаря успешному снижению уровня безработицы, обеспечению нормальных трудовых отношений и борьбе за интересы как среднего, так и рабочего класса. Еще до выборов 1991 г. снизилась поддержка избирателями политики высоких налогов и вмешательства бюрократического государства в управление экономикой. Некоторые считали, что субсидии на местные нужды, жилищные субсидии и пособия по безработице выделялись без достаточных на то оснований. В 1990—1991 гг. правящие социал–демократы приняли ряд решений, заставивших многих отвернуться от них. Пытаясь ускорить экономический рост и снизить инфляцию, правительство прибегло к «неолиберальной» политике: снизило общенациональный подоходный налог, отчисления в региональные и городские бюджеты и размер бюджетной надбавки, повысило налог на добавленную стоимость. Правительство СДРПШ выступило с предложением временно запретить забастовки и заморозить зарплаты и цены, но потом отказалось от этого. Такая политика вызвала возмущение большинства электората СДРПШ: членов профсоюза, отождествлявших себя с рабочим классом и относившим себя к левым и придерживавшихся эгалитарных убеждений. Она уменьшила популярность социал–демократов. Безработица возросла с 1,5 в 1990 г. до более 3% в августе 1991 г. Высокой оставалась и инфляция, рост цен на потребительские товары был выше 8%. Темпы экономического развития оставались низкими. Банки становились банкротами. Рынок недвижимости развалился в 1991 г. Большинство граждан ощутили увеличение разрыва в доходах, явившееся следствием политики регрессивного налогообложения, роста цен на продукты питания, биржевого бума (1985–1989) и высоких прибылей частных предприятий (1986–1989). Проведя политику жесткой экономии, СДРПШ лишилась поддержки «синих воротничков». На выборах за период с 1956 по 1988 г. социал–демократы получали около 73% голосов «синих воротничков» и 40% голосов «белых воротничков»; однако в 1991 г. СДРПШ получила только 57% голосов первых и 37% вторых. Некоторые из прежних сторонников СДРПШ, особенно молодежь, не стали голосовать за нее или отдали голоса новым демократам или христианским демократам.
Из ухудшающейся экономической ситуации три консервативные партии извлекли для себя выгоду. Созданная в 1990 г. новая демократическая партия воспользовалась неприязненным отношением к иммигрантам из неевропейских стран, особенно из Турции и Ирана. Как партии прогресса в Дании и Норвегии, шведские новые демократы не могли примириться с тем, что из–за оплаты жилья для иммигрантов, предоставления им экономической помощи и рассмотрения их просьб о предоставлении убежища они должны платить высокие налоги. Партия Союз умеренных воспользовалась отрицательным отношением к бюрократизму службы социального обеспечения и высоким налогам, особенно налогу на продукты питания. Обещав обеспечить более четкую работу системы социального обеспечения и снижение налогов, Союз умеренных получил поддержку тех, кто придерживался менее эгалитарных убеждений. В число этих избирателей входили молодые специалисты, работающие на предприятиях с передовыми технологиями. Христианско–демократический союз, апеллирующий к протестантам–евангелистам («пятидесятникам») и некоторым активистам, принадлежащим официальной лютеранской церкви, получил голоса избирателей, выступавших за ограничения абортов, за передачу службы социального обеспечения в ведение правительства, а также против строительства новых атомных станций[64].
