Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №17 от 26.04.2011
Кто бросил бомбу, так и осталось неизвестным. Суд обвинял в этом анархиста Рудольфа Шнаубельта. Но, как ни странно, Шнаубельт был 2 раза арестован и 2 раза освобожден, после чего, дабы не искушать судьбу, эмигрировал нелегально в Южную Америку, где и умер спустя много десятилетий, храня молчание обо всем, что знал. Если знал что-либо вообще.
Распространенной была версия, приписывающая бомбу полицейскому агенту-провокатору. Еще бы! Кто бы мог пойти против Его Вели-чества Государства, кроме действующего по его приказу его собственного агента?! И с чего бы это какому-то рабочему могла прийти в голову мысль воздать кровью за кровь и муками за муки, ответив на полицейские пули динамитом?!
Но с этой версией не согласен крупнейший исследователь Хеймаркетской трагедии, сам сторонник анархизма, проф. П. Аврич. Его мнение основывается на свидетельствах нескольких активистов анархистского движения того периода, согласно которым бомба была брошена анархистом, входившим в ядро движения и действовавшим по собственной инициативе. Он не послушался приказа Шписа приходить на Хеймаркетскую площадь без оружия, решив, что лучше быть готовым к сопротивлению, чем покорно идти на убой, как кроткая овечка. Его имя было известно только очень узкому кругу активистов и даже не упоминалось на судебном процессе. На взгляд П. Аврича, этим бомбометателем мог быть Георг Менг, делегат Питтсбугского конгресса 1883г.
Анархисты исходили из своих концепций децентрализации, автономии, федерализма и инициативы индивидов. Менг“защищал анархистскую тактику террористических актов против церкви и государства индивидами по их собственной инициативе, чтобы движение в целом не оказалось под угрозой, если участник такого единичного террористического акта будет схвачен”.
Желание передовых рабочих не быть законопослушными рабами и не идти, как бараны, покорно на убой, желание на насилие отвечать насилием, а на террор террором представляет собой великое начало любой революционной борьбы. Но освобождение рабочего класса невозможно, пока дух возмущения, непокорности и мятежа не охватит как можно большее число людей. Чтобы завоевания революции смогли укрепиться и не последовала контрреволюция, необходима воля большинства рабочего класса. С другой стороны, все попытки лидеров рабочего движения игнорировать боевые, бунтарские импульсы революционных рабочих ведут только к тому, что эти импульсы рассеиваются с меньшей эффективностью для революции, в терроре мести и отчаяния.
Героям-одиночкам, действующим по собственной инициативе и собственному вдохновению, революционеры должны противопоставить героев, подчиняющихся интересам всего революционного движения, интересам, отстаиваемым революционной рабочей организацией. Энтузиазм борьбы, жажда мести, готовность на силу буржуазии и ее государства ответить своей силой должны найти соответствующее и достойное место в рамках общей революционной борьбы. Тянущиеся к бомбам революционные рабочие должны встать в рабочие дружины, подчиненные общей классовой идее. Если организация не сможет интегрировать и направить к верной цели боевые революционные стремления передовых рабочих, впав в трусливый пацифизм, то эти боевые стремления все равно найдут себе дорогу, но при неготовности организации к решительной схватке будут обречены на поражение.
В тысячу раз было бы лучше, если бы Шпис не давал своего пацифистского приказа, если бы с оружием на площадь пришел не один Менг, а все демонстранты, если бы против полиции встал не одиночка с бомбой, а организованные ра-бочие дружины. Самое время было для действия Союза военного обучения и самообороны, он ведь и предназначался для таких экстремальных ситуаций! но на Хеймаркетской площади он блистал своим отсутствием.
После вечера 4 мая последовали репрессии. Хотя из лидеров чикагских революционеров в момент взрыва на площади были только Филден и Фишер, которые, стоя на трибуне, очевидным образом бомбу не бросали, а непримиримый анархист Георг Энгель, считая митинг пустой тратой времени, в этот момент мирно играл дома в карты с друзьями, были арестованы все руководители чикагского революционного движения кроме Альберта Парсонса, сумевшего скрыться, однако в день начала суда добровольно пришедшего на него, чтобы разделить судьбу товарищей.
В условиях разгула белого, патриотического и контрреволюционного террора даже многие рабочие, испуганные и деморализованные, отшатнулись от передовых бойцов своего класса. По словам историка чикагского рабочего движения Г. Роузмонта: “Одна из печальнейших вещей в этом деле, так это то, как много их товарищей-рабочих, т.е. людей, кто должен был больше всех получить от их самопожертвования, так быстро отреклись от арестованных, отшатнулись от них, чтобы не быть обвиненными в соучастии. Размах террора был очень велик; и очень многие в обычное время честные и добрые люди дрожали от страха, когда их друзья были лишены свободы и жизни наемниками алчного Мамоны. Конечно, были исключения, но они оставались в меньшинстве, пока волна террора не спала и чикагцы не смогли снова говорить свободно”. Что ж, революционеры должны уметь и через это пройти суметь и умереть агитационно.
На скамье подсудимых сидело 8 человек: Август Шпис, Альберт Парсонс, Адольф Фишер, Георг Энгель, Луис Линг, Сэмюэль Филден, Майкл Шваб и Оскар Небе. Не спасители, сошедшие с небес, не сверхчеловеки, не цезари и наполеоны. Бывший обойщик, а затем редактор рабочей газеты Шпис, печатники Парсонс, Фишер и Шваб, изготовитель игрушек Энгель, плотник Линг, кучер Филден, пивовар Небе.
Судили не за бомбометание, не за конкретные действия, не за убийство. Судили революционеров за то, что они революционеры, судили за убеждения, за программу. Церкви в течение нескольких недель посвящали свои воскресные проповеди осуждению анархистов, вина которых не была доказана. Печать раздувала антирабочую кампанию в стране. За 24 часа до вынесения приговора “Чикаго Трибюн” призвала собрать 100 тыс. долл. для вознаграждения членов суда присяжных.
Судья Гэри открыл, что заговор может существовать даже при отсутствии знакомства и фактического сговора заговорщиков. Государственный прокурор Гриннел закончил свою обвинительную речь так:“От исхода процесса зависит, будет ли осуждена анархия или будет осужден закон. Эти люди были отобраны и обвинены, потому что были лидерами. Они виновны не больше, чем тысячи следовавших за ними. Господа присяжные, осудите этих людей, сделайте из их судьбы образец, повесьте их, и вы спасете наши институты, наше общество”.
А вот как говорили подсудимые:
Майкл Шваб: “Мы боролись за коммунизм и анархию почему? Если бы мы даже молчали, кричали бы камни. Убийства совершаются изо дня в день. Дети гибнут, женщины убиваются непосильным трудом, мужчины падают под тяжестью труда и нищеты, и эти преступления никогда не наказываются законом. Главный принцип существующей системы это неоплаченный труд. Те, кто накапливает богатства, строит дворцы и живет в роскоши, делают это за счет неоплаченного труда. Будучи так или иначе владельцами земли и машин, они диктуют свои условия работнику. Он должен продавать свой труд задешево или умереть с голоду. Уплаченная ему цена всегда намного ниже реальной стоимости. Он действует под принуждением, и они называют это свободным договором. Это адское положение дел удерживает его в бедности и невежестве, превращает в легкую добычу эксплуатации. Но мы, анархисты, верим, что близок день, когда рабочий люд потребует свои права”.
Сэмюэль Филден: “Это американский вопрос, и близкий контакт между нациями, создаваемый средствами цивилизации, превращает все вопросы, затрагивающие один народ, в вопросы, касающиеся всех народов Земного шара. Что верно об европейском рабочем и предпринимателе, верно и об американском рабочем и предпринимателе, и отношения между обоими классами одинаковы.
В Чикаго дети начинают работать в весьма нежном возрасте. Когда я шел домой очень холодной ночью зимой 1884 г., ко мне подошли две очень маленькие девочки и попросили меня проводить их. Я спросил, чего они боятся, они ответили, что какой-то “плохой дядя” предлагал им деньги, если они пойдут с ним. Я спросил их, почему они гуляют в столь поздний час, а они ответили, что не гуляли, а работали в лавке. Дети, оторванные от матери, чтобы заработать себе на жизнь, их отец умер – вот какое было их положение. Цивилизация, которая не хочет и не может помочь вдове, чтобы та не должна была подвергать своих детей искушениям, такая цивилизация не заслуживает уважения, а мужчина, который не пытается изменить ее, это не мужчина”.
Адольф Фишер: “Анархизм сам по себе не указывает на насилие, наоборот, он означает мир. Но я убежден, что всякий, кто изучал капиталистическое общество и кто не обманывает себя, согласится со мной, что нигде и никогда правящие классы мирно не отказывались от своих привилегий. Анархисты выступают за глубокое преобразование общества, за полное упразднение частной собственности. Но история показывает нам, что даже обычные реформы внутри существующего строя никогда не происходили без использования силы.
