Михаил Докучаев - История помнит
Крупская по этому случаю пишет письмо Каменеву, в котором прямо говорит “о чем можно, и о чем нельзя говорить с Ильичем, я знаю лучше всякого врача, т.к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае лучше Сталина”. Сейчас, спустя десятилетия, эти слова Н.К.Крупской тоже можно расценить как нескромность в отношении лечащих Ленина врачей, Сталина и Политбюро, на которых лежала огромная ответственность перед партией и народом за здоровье и жизнь В.И.Ленина.
Несмотря на это, Сталин, понимая состояние Надежды Константиновны и питая громадное уважение к Владимиру Ильичу и к ней, письменно принес ей свои извинения, объяснив свое поведение исключительно заботой о Ленине. Казалось бы, на этом инцидент должен был бы быть исчерпанным и страсти должны были улечься. Но дело усугубила опять-таки Н.К.Крупская.
Когда Владимиру Ильичу стало лучше, она, по-видимому по своей женской слабости, а может быть, и в порыве негодования рассказала ему 5 марта 1923 года о состоявшемся с ней разговоре Сталина. Ленин и раньше бывал иногда сильно раздражительным и сообщение жены (а как она все это преподнесла ему, известно только им двоим) о разговоре с ней Сталина воспринял очень тяжело и болезненно. Наверное, это была роковая ошибка Крупской, которая могла затем ее преследовать всю дальнейшую жизнь.
В тот же день В.И.Ленин диктует М.А.Володичевой письмо к Сталину:
“Уважаемый т. Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения.
С уважением, Ленин.
5 марта 1923 года”.
Это было последнее письмо, которое Ленин вообще написал в своей жизни, точнее продиктовал. Об этом письме Каменев говорил в ту же ночь, когда оно было написано (с 5 на 6 марта 1923 года). Зиновьев рассказал об этом письме на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ... Не только хронологически, но и политически, и морально оно подвело последнюю черту под отношениями Ленина и Сталина ...”[23].
Ленин в записке резко выступает в защиту своей жены, категорично требует от Сталина извинения перед ней, хотя два с лишним месяца до этого он уже сделал это. Сталин вновь не замедлил принести свои извинения, но судьба его была решена. Мнение о нем у Ленина сложилось еще раньше в связи с грузинским делом, которым занимался Дзержинский, а Сталин старался прикрыть грубость Орджоникидзе, не придавая этому делу серьезного значения. Настоящий “выпад” Сталина в отношении жены стал явным доказательством грубой стороны его характера “в сочетании с торопливостью и администраторским увлечением в решении вопросов”. Жены великих и занимающих высокие посты в государствах и правительствах лиц не раз в истории играли и еще будут играть неблаговидную роль в отношениях их мужей с другими государственными и политическими деятелями. Из-за них во все времена летели с плеч многие умные головы или отстранялись от активной деятельности способные руководители. На сей раз со Сталиным получилось бы что-то вроде этого, если бы Ленин выздоровел и приступил к исполнению своих обязанностей.
Трудно сказать, но можно предположить, что Н.К.Крупская, зная содержание письма и оценку, данную в нем Лениным Сталину, после разговора с ней Сталина по телефону в декабре 1922 года подлила потом в огонь масла. Этому, возможно, послужил и ряд других причин, как, например, близость отношений семьи Ульяновых с Каменевым и Зиновьевым, рост влияния Сталина в партии и государстве, боязнь за свое будущее и многое другое, что могло быть известно только близкому их семье кругу лиц.
Особенно четко об этом пишет Троцкий: “Никто во всяком случае не сомневался, что появление Ленина на предстоящем через несколько недель съезде означало бы устранение Сталина с поста Генерального секретаря и тем самым его политическую ликвидацию ...
Зиновьев, Каменев и я рассказывали под стенограмму, что последним письмом, которое продиктовал Ленин накануне второго удара, было письмо о разрыве всяких товарищеских и личных отношений со Сталиным. Крупская молчала, подтверждая своим молчанием наши слова. Однако были и другие утверждения по этому случаю. Например, М.И.Ульянова тогда сделала письменное заявление о том, что “письмо о разрыве отношений имело личный характер, навеяно было временными обстоятельствами, как это видно, между прочим, из того, что незадолго до этого письма Ленин призывал Сталина и обращался к нему с такой просьбой, которую можно было поручить только подлинному революционеру, заслуживающему доверия. Ульянова не шла дальше этого намека ... но речь шла об обращении Ленина к Сталину за ядом”[24].
Несмотря на различный подход к оценке этого письма, несомненным остается одно, что необдуманное сообщение Н.К.Крупской о разговоре с ней Сталина привело к дальнейшему ухудшению у Ленина мнения о нем, изложенного еще в январе 1923 года в “Письме к съезду”, которое затем расценивалось как “завещание Ленина”.
В “Письме к съезду” Владимир Ильич, проявляя заботу о прочности и единстве партии, ее устойчивости “в борьбе против враждебных государств, которая, по его мнению, должна сильно обостриться в ближайшие годы”, поставил вопрос “увеличения числа членов ЦК до нескольких десятков или даже до сотни”, и в первую очередь за счет рабочих и крестьян.
В “Письме” он выражает опасение за раскол в партии из-за сложившихся отношений между Сталиным и Троцким. “Тов. Сталин, сделавшись Генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда, достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как показала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями ... но и чрезмерно хватающей самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела ...”.
Что касается Зиновьева и Каменева, то Ленин припомнил им октябрьский эпизод, который, по его мнению, не был случайностью.
Говоря о молодых членах ЦК, Ленин отметил Бухарина и Пятакова, считая их самыми выдающимися из этих лиц. Ленин охарактеризовал Бухарина как ценнейшего и крупнейшего теоретика, любимца партии, хотя “его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)”.
“Пятаков, — по мнению Ленина, — человек несомненно выдающейся воли и выдающихся способностей, но слишком увлекается администраторской стороной дела, чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе ...”.
В конце “Письма” Ленин вновь возвращается к Сталину и диктует следующее: “Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в отношениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности Генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличался от тов. Сталина только одним перевесом, именно, был более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т.д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения партии от раскола и с точки зрения написанного мною о взаимоотношениях Сталина и Троцкого, это не мелочь или это такая мелочь, которая может получить решающее значение. 4 января 1923 года”.
В.И.Ленин просил запечатать это “Письмо”, хранить его только у Н.К.Крупской и передать его Президиуму XII съезда партии, который намечался на апрель 1923 года.
“Письмо” Ленина к съезду можно расценить двояко. С одной стороны, оно проникнуто заботой об укреплении единства партии, предупреждением от раскола, а с другой — отрицательно характеризует руководящих деятелей партии, как старых, так и молодых, и может создать о них неблагоприятное впечатление у тех, кто будет ознакомлен с ним. Ленин выразил этим “Письмом” определенное недоверие к людям, со многими из которых он жил и работал плечом к плечу долгие годы, внес некоторую неприязнь в отношения между ними, дал повод спекулировать его мнением о своих бывших соратниках для многочисленных недоброжелателей и врагов. “Письмо к съезду”, несомненно, явилось ошибкой Ленина, которую он совершил в конце своей жизни, хотя и будучи тяжело больным.
Поэтому XII съезд партии поступил вполне разумно. Он принял “Письмо” к руководству, но не стал его опубликовывать и афишировать. Да этого и не требовал сам Ленин. Рекомендации В.И.Ленина об укреплении ЦК партии начали выполняться уже на этом съезде. Это был первый съезд без Ленина, но он проходил в ленинском духе, и, казалось, что он незримо присутствовал на нем.
