Сергей Кургинян - Россия: власть и оппозиция

Не знаю, о чем идет речь, о какой близости, к кому, что за намеки? Скажите прямо, и так уже все сказали, даже про «боевые фракции». Тогда уж назовите имя… Странная фраза, пожалуй, самая странная и огорчительная во всей статье. Но главное: если моя идеология уже проникает в эту неведомую мне организацию, так значит, я не ерундой занимаюсь, как это следует из предшествующего ернического фрагмента о культурных программах и письмах в ЦК, а соединяю некий вариант идеологии национально-государственного строительства с организованным политическим движением. Но это же и есть формула современной политической борьбы. Где же логика? А в том-то и дело, что она теряется, ускользает за обилием фраз и попыткой «повесить на меня сразу всех собак»…

А теперь перейдем от логики к эстетике. Может быть, все это обилие исходит из некоей сильной эмоции? Цитирую: «Просвещенный патриотизм предполагает еще и непросвещенный, то есть наш с вами голодный, холодный, уличный, баррикадный, митинговый, оппозиционный. Он, этот сытый, „просвещенный“, — еще одна отвратительная маска, которую торопливо напяливают на себя демократы, под чьей демократической облупившейся личиной еще виден коммунистический подмалевок, а под ним в свою очередь — отвратительная природная рожа ренегата, предателя».

Если бы я был редактором, то при моих неизменно добрых, подчеркиваю, чувствах к Проханову я бы вычеркнул этот чрезмерно романтический пассаж. Но он есть, и приходится реагировать на это существенное высказывание. Тут, повторяю, уже не логика, а эстетика. Но и она имеет большое значение в политике.

Автор предлагает нам свой романтический автопортрет. Обычно этим грешат уже после взятия власти. До тех пор (а лучше бы — на все времена!) политикам рекомендуется в качестве лекарства от звездной болезни — критический реализм.

Исходя из этого (и вовсе не желая в чем-либо кого-либо уличать) я осмеливаюсь обратить его внимание на то, что в ресторане ЦДЛ пока еще кормят неплохо. И — относительно дешево.

Качество и количество пищевых продуктов на многочисленных презентациях, проводившихся патриотами — вряд ли ниже, чем на демократических мероприятиях того же типа.

И я не вижу в этом ничего, особо предосудительного! Меня беспокоит лишь неадекватность самооценок, и мое «ханжество» прошу расценивать как реакцию на подобную, опасную для политика, неадекватность. негоже нам, я подчеркиваю, нам всем, именующим себя патриотической элитой, — рядиться в романтические лохмотья и играть (да, именно играть!) в голодность, холодность, уличность.

Негоже, так позорно проиграв съезд, рекламировать свою «баррикадность». И, наконец, не стоит ли трезво поразмыслить над тем, почему, бесстрашно выходя на митинги и демонстрации год назад, оппозиция на этот раз — спасовала? Романтические самоописания не должны мешать беспощадному разбору произошедшего. Если кто-то и вел себя «баррикадно» на VII съезде — то это Ельцин, при всех издержках все же рванувший на завод, пусть и сильно «прикормленный».

И все же — выход в массы. К рабочим!

Патриотическая оппозиция, не боявшаяся ранее острых конфликтов, на этот раз отказалась, да, именно отказалась, от предложенной ей бескорыстной, добровольной, активной поддержки заводов и фабрик Москвы.

И, говоря сегодня с рабочими, мне приходится слышать весьма нелестные отзывы по поводу поведения «непросвещенной, уличной» оппозиции на VII съезде народных депутатов в России.

Говорится — о предательстве и предателях.

Говорится — о корыстолюбии, а это хуже всего. И о краснобайстве, и о беспомощности. Для политиков хуже всего, когда об этом говорят «низы движения». А вожди победно рапортуют им о падении оккупационного режима. И это — в момент, когда положение ухудшается с каждым днем! Между прочим, наиболее часто упоминаемой при социологических опросах представителей оппозиционного движения гипотезой, объединяющей срыв на VII съезде, является якобы имевшее место нежелание ряда патриотических лидеров, в условиях дележа имущества КПСС, рисковать достигнутым и обострять ситуацию. Если такое мнение закрепится в «низовке» — движение рухнет.

Нужны срочные объяснения произошедшего. А не романтические тирады!

Бога ради, ешьте и пейте что хотите, — но работайте эффективно, исходя из заявленных вами целей! Решайте поставленные вами задачи! Анализируйте причины своих поражений и в едите к победе.

И помните — народ не желает вам голодности и холодности. Но он не простит корыстолюбия, чванства, краснобайства, бездарности и — измены.

Я помню, как скромно и просто собирался Проханов в оккупированный Кремль 22 августа 1991 года в ответ на звонок одного из членов ГКЧП. Куда вот только девать все статьи в газете «День» о героях «Матросской тишины» после недавней фразы главного редактора о «вялом ГКЧП»? Или есть два ГКЧП? Или литературная фантазия начисто перечеркивает уже чувство реальности? Что случилось?! Ну так вот, тогда Александр Андреевич действовал очень просто и скромно. И потом, во время травли, он тоже был удивительно прост, естественен, спокоен и нормален, как человек, действительно решившийся, сделавший выбор. Я ему этого никогда не забуду. И, памятуя те дни, всегда буду уважать его, что бы ни случилось в дальнейшем, как буду уважать Умалатову за поведение на последнем съезде народных депутатов СССР. Что же произошло потом, когда патриотическое движение стало набирать энергию, когда возникли полные залы и телекамеры, блицы, аплодисменты и сравнения с Александром Невским? Что-то не сработало в этот момент, какой-то внутренний ограничитель, «сторожок», и все полетело вверх тормашками!

Теперь бы надо опомниться, обрести, вновь ту целостность и простоту, строгость и аскетическое достоинство, а не заглушать живое чувство боли от своей неправоты и сознания неслучайности моих обвинений — пулеметными очередями чрезмерно пестрых, цветистых фраз и эпитетов.

Я верю, что плодотворная боль победит в Александре Андреевиче так не идущую к его уму и сердцу несамокритичность.

В конце концов можно ли цепляться за каждую строчку в газете? Можно ли ставить такие высокие уровни требований ко всему написанному? Нужно ли сейчас, когда речь идет о том, быть или не быть России, ввязываться в диалоги о существе фашизма? Может быть, я еще и подумал бы о этом, если бы не (покойный ныне) Жан Тириар с его недавним визитом в Россию.

Этот визит был распропагандирован всеми органами оппозиции. Статьи Тириара печатал не только. «День», но и «Русский вестник», и «Советская Россия». Что же так объединило красных и белых, коммунистов и православных? На чем они наконец-то сошлись? Кто стал интегрирующим звеном? «День» рекламирует Тириара как крупнейшего идеолога европейского национализма. Кое-что к этому придется добавить. Прежде всего то, что Тириар был «красным» разведчиком. Далее то, что в качестве такового он был внедрен в фашистское движение. Далее, что фашистское движение оказалось для него настолько привлекательным, что он перешел в другой лагерь.

Речь идет, таким образом, о предательстве. В этом смысле — Тириар как бы предваряет поступок Гордиевского, Пеньковского, Суворова и всех тех, кто нарушал свой абсолютный, императивный долг службы государству, народу, отечеству. Но в данном случае имеет место предательство, так сказать, из «сверхвысоких», «теоретических» соображений. Ведь Тириар и вербовался-то в разведку (кстати, имея в виду его несоветское гражданство, его идеологическую, а не национально-государственную ангажированность, речь безусловно идет о коминтерновской разведке) как борец за мировую идею. Потом другая (опять же — мировая!) идея оказалась для него более привлекательной. Он и перебежал, поскольку ни Россия, ни государство СССР для него никогда не были самоценными, а были лишь инструментами борьбы с неким «атлантизмом». Кстати, в этой борьбе можно и пожертвовать инструментами, а можно и сменить их. А что? Нормальная логика людей, мыслящих в мировых масштабах! Ничем здесь Тириар не отличается от Троцкого или от архитектора перестройки. Нет национального стержня, нет государственного императива, а есть мировой процесс.

Впрочем, и этот тезис можно уточнить, ибо Тириар — бельгиец, и это определяет для него многое. В том числе здесь и объяснение его приверженности Европе регионов. Маленькая Бельгия, сжатая между Францией и Германией и постоянно являющаяся картой в игре, крайне заинтересована в таком процессе, когда она уравнивается с другими регионами Европы за счет деструкции крупных государств и создания транснациональной геополитической структуры. Но в чем здесь интерес России? Она-то почему должна на это работать?

Перебежав к фашистам, Тириар становится эсэсовцем (что и предопределило его судьбу в послевоенное время, как «узника демократии»). Он становится высокопоставленным эсэсовцем, он становится другом Отто Скорцени, особо доверенного лица фюрера. Он входит в ядро эсэсовского интернационала, он посвящается в оккультные тайны «Черного Ордена». И вот этот посвященный, этот военный преступник, в новом, послевоенном мире снова делает ставку на СССР, разрабатывает концепции третьей мировой войны СССР против США, причем такие концепции, которые явственно показывают, что для этого мистика победа в тонком мире, то есть по ту сторону земной жизни, важнее самой жизни. И если подобная. победа может быть куплена только ценой гибели всего человечества, то теперь и все человечество — всего лишь инструмент оккультно-мистических целей «Черного Ордена». Но геостратегические геростратовские концепции Тириара остаются в нашей прессе за скобкой, за скобкой фактически остается его деятельность в ОАС, а тем более — его включенность в П-2, закрытую неофашистскую масонскую ложу, его связь с закрытыми ново-эсэсовскими структурами.