Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль) - Газета "Своими Именами" №22 от 29.05.2012
Голоса тех, кто в сегодняшней Польше готов честно вспоминать об этом, всё глуше. Зато всё громче звучат голоса антироссийски настроенных политологов.
Таких, как, например, профессор П. Вечоркевич, заявивший в пространном интервью газете “Речь Посполитая”: “Мы могли бы найти место на стороне рейха почти такое же, как Италия, и наверняка лучшее, нежели Венгрия или Румыния. В итоге мы были бы в Москве, где Адольф Гитлер вместе с Рыдз-Смиглы принимали бы парад победоносных польско-германских войск”.
У профессора явно отшибло память. Такое бывает не только у польских интеллектуалов, но и у российских, всерьез утверждающих, как, например, С. Белковский, что союз с Гитлером был бы благом для нашего народа. Похоже, у иных мыслителей в Варшаве и Москве даже провалы памяти общие.
Что же до победного парада в Москве на Красной площади, то в нём поляки участвовали. Но не те, что ушли в Иран в разгар боев под Сталинградом, а те, что бок о бок с советским солдатом прошли с боями до самого Берлина. У нас их вспоминают добром.
Спросят: зачем ворошить всё это? Ведь говорится же: «Кто прошлое помянет, тому глаз вон». Правильно. Только у пословицы есть продолжение: «А кто забудет, тому оба».
Руслан Лынёв, stoletie.ru
БЕРИЕВСКИЙ НАРКОМ В КРЫМУ И СЕВАСТОПОЛЕ
Несмотря на то, что по внешним признакам тема истории Второй обороны Севастополя 1941–1942 годов выглядит чуть ли не исчерпывающе исследованной, но на самом деле она сулит еще немало весьма существенных исторических находок и открытий.
Одним из разделов данной темы, который все еще ждет своего серьезного и вдумчивого исследователя – это роль и значение органов государственной безопасности в период Второй обороны Севастополя и тех, кто их возглавлял.
Данная тема истории боев за Севастополь в годы Великой Отечественной войны и сейчас, в начале ХХI века, спустя 67 лет после окончания Второй обороны Севастополя, является белым пятном.
До сих пор я еще не встретил в исторической литературе, посвященной данной теме, хотя бы, к примеру, фамилий начальников особых отделов Черноморского флота и Приморской армии.
Но при этом отсутствие пусть малочисленных, но четких данных по этому вопросу заменяется мифотворчеством, которое в освещении данной темы казалось должно быть особенно неуместным.
Здесь я имею ввиду участившиеся, особенно в последнее время, «хороводы» вокруг личности и памятника одного из младших офицеров контрразведки военно-воздушных сил Черноморского флота младшего политрука (младшего лейтенанта) Силаева Павла Михайловича (1916–!942). Он, взятый немцами в плен 4 июля 1942 г. на мысе Херсонес якобы подорвал спрятанной в одежде гранатой немецкого авиационного генерала, к которому его привели на допрос.
Это один из многих мифов, сопровождающих историю Второй обороны Севастополя опровергается легко и просто. За весь период боев за Севастополь в 1941–1942 годах не погиб ни один немецкий генерал – ни сухопутный, ни авиационный. И, наверно, поэтому во всех рассказах о Силаеве как-то забывают упомянуть имя, полное звание и должность «взорванного» Силаевым немецкого генерала. А ведь генерал в любой армии это не иголка в стогу сена.
Возвращаясь к почти полной неизученности темы госбезопасности в обороне Севастополя, можно отметить такой весьма примечательный факт, как полное отсутствие в исторической литературе по данному вопросу упоминаний о народном комиссаре внутренних дел Крымской АССР майора госбезопасности (общевойсковой эквивалент – полковник) Каранадзе Григории Теофиловиче, который был одним из членов руководства Второй обороны Севастополя на всем его протяжении.
Его биография была бы во многом стандартной для человека, родившегося в 1902 году в селе Семикао тогдашней Кутаисской губернии Российской империи, если бы не земляческие отношения со ставшим впоследствии исторической фигурой Лаврентием Берия.
Именно он помог стать в 1921 году не обремененному партийным стажем и революционными заслугами Григорию Каранадзе сотрудником Сенакского райкома комсомола, а затем в 1925 году – аппаратчиком Сенакского райкома партии, а в 1929 году – секретарем этого райкома.
В дальнейшем Берия переводит земляка в свое ведомство и в 1929–1931 гг. Каранадзе проходит службу в центральном аппарате Государственного политического управления Грузинской ССР.
После того, как в 1931 году Берия с поста начальника ГПУ Грузии назначается первым секретарем республиканской компартии, он вновь переводит Каранадзе на партийную работу. В 1931–1935 годах он первый секретарь сначала Гурджавского, затем Караизского райкомов. В 1935–1937 гг. – первый секретарь одного из райкомов города Тбилиси. В 1937–1938 гг. – первый секретарь Сенакского райкома.
Таким образом, даже как партаппаратчик он звезд с неба не хватал, утвердившись как партийный руководитель районного масштаба.
Очередной взлет Каранадзе не всегда был связан с резким повышением его земляка и шефа Берии, который 22 августа 1938 года был назначен первым заместителем народного комиссара внутренних дел СССР с четкой перспективой в ближайшем будущем стать наркомом внутренних дел. Что и произошло в ноябре 1938 года.
А перед этим Берия не сидел сложа руки, а занимался перетаскиванием из Грузии в центральный аппарат и местные органы НКВД СССР своих земляков. Таким образом, в октябре 1938 года Каранадзе прибыл в Симферополь в качестве народного комиссара внутренний дел Крымской АССР.
На этом своем новом посту Каранадзе себя ничем особенным не проявил, хотя в последние три года, предшествовавших началу Великой Отечественной войны Крым, несмотря на свое тогдашнее малолюдство (около 900 тысяч населения) и внешнюю курортную провинциальность, не был обделен вниманием иностранных разведок и особенно из ряда сопредельных государств.
Наиболее активно действовали в то время румыны. Презираемая своими коллегами по всей Европе румынская разведка тем не менее в 20–30-е годы сумела насадить в Крыму, и особенно в Севастополе, немало своих агентов. Так же кое-какую агентуру в нашем городе удалось приобрести и весьма далеким от него итальянцам. Одним из их агентов оказался смотритель итальянского воинского кладбища на горе Гасфорта.
Также протягивала свои щупальца в Крым и Севастополь турецкая разведка, несмотря на свою дохлость в то время.
При всем этом ни о каких разгромах иностранных агентурных сетей в Крыму и Севастополе в 1938–1941 годах со стороны руководимого Каранадзе ведомства ничего даже сейчас, спустя почти 70 лет, не слышно.
Единственным новшеством в то время стало его назначение в феврале 1941 г. наркомом госбезопасности Крымской АССР в связи с выделением из прежнего НКВД СССР главного управления государственной безопасности и созданием на его базе Наркомата государственной безопасности СССР.
Через месяц после начала Великой Отечественной войны, в конце июля 1941 г. НКГБ вновь объединяется с НКВД, и Каранадзе снова становится наркомом внутренних дел Крымской АССР.
Несмотря на начавшуюся войну и то, что вскоре после её начала Крым стал прифронтовой зоной, в деятельности руководимого Каранадзе ведомства продолжала господствовать все та же рутина и тупой бюрократизм, которые в условиях военного времени очень быстро стали приводить к многочисленным громким провалам.
Не была вскрыта активная подготовка политической и интеллектуальной элиты крымских татар, выращенной на свою голову Советской властью в 1921–1941 годах, к переходу на сторону наступающих немецких войск.
В результате спустя пару недель после вступления немцев в Крым, вся оккупированная ими территория полуострова покрылась сетью «мусульманских комитетов» во главе с Крымским мусульманским комитетом».
Вся эта структура немедленно приступила к созданию крымско-татарских вооруженных формирований для содействия захватившей почти весь Крым 11-й немецкой армии и прежде всего подавления партизанского движения в горнолесных районах Крыма.
Что касалось возложенной на Крымский НКВД задачи подготовки партизанских отрядов и подпольных организаций, то к ней Каранадзе отнесся столь же формально-бюрократически и безответственно. Все эти структуры в большинстве случаев создавались из числа неподготовленных, случайных, а часто и тайно враждебных Советской власти людей.
В результате буквально в первые же дни немецкой оккупации подавляющее большинство подпольных организаций либо самоликвидировались, либо были уничтожены тайной полевой полицией (ГФП) и военной контрразведкой (отделы «1С») 11-й немецкой армии. А в партизанских отрядах случайный подбор людей и особенно командного состава привел к массовому дезертирству и переходу на сторону противника, особенно после начала затруднений с продовольственным снабжением и ещё больше, когда эти затруднения переросли в голод.
