Владимир Лисичкин - Третья мировая информационно-психологическая война.
Что же представляла собой идеологическая сфера в СССР, которой должны были противостоять США в информационно-психологической войне? В Советском Союзе были все возможности для организации отпора США в психологической войне. Еще М. В. Фрунзе рассматривал политическую работу как "добавочный вид оружия". Имелся и бесценный опыт психологических сражений на фронтах Отечественной войны, разработаны правила и методы воздействия на противника /20/. В войну руководящим органом было Главное политическое управление армии (ГлавПУР), во главе которого с июня 1942 г. стоял А. С. Щербаков, сменивший Л. З. Мехлиса. При начальнике ГлавПУРа существовал Совет военно-политической пропаганды, призванный научно обобщать практику и на этой основе определять пути и средства повышения качества работы. Деятельность ГлавПУРа оказала неоценимую помощь армии. Эффективно работала и внешняя разведка, возглавляемая Л. П. Берия. Активную организаторскую роль в идеологической борьбе против гитлеровцев играл А. А. Жданов.
Но в послевоенный период отнюдь не люди, прошедшие фронт и имевшие огромный опыт практической работы, определяли работу идеологической сферы. Главенствующую роль начала играть группировка Г. Ф. Александрова. Этот человек прошел жизненный путь по схеме: средняя школа – философский факультет – преподаватель философии – начальник управления агитации и пропаганды ЦК, академик. Никакой другой практической деятельностью он не занимался. Подробно о состоянии идеологической сферы в послевоенные годы рассказывается в воспоминаниях Д. Т. Шепилова, непосредственного очевидца событий. Он дает наглядную картину жизни тогдашних ведущих идеологов /21/.
"Возглавив агитпроп после опустошительных чисток 1937-1938 гг., Александров и в аппарате ЦК, и на всех участках идеологического фронта расставлял своих "мальчиков". Все они были прямо "со школьной скамьи", практической работой не занимались. Принципов и убеждений у них не было никаких, поэтому они с готовностью прославляли любого, кого им предписывалось прославлять в данное время, и предавали анафеме также любого, на кого им указывалось.
Типичными для этого обширного слоя людей, выдвинутых на руководство участками духовной жизни общества, были заместители Александрова – П. Н. Федосеев, В. Н. Кружков, главный редактор газеты "Известия", а затем "Правды" Л. Ф. Ильичев, заместитель Александрова по газете "Культура и жизнь" П. А. Сатюков и многие другие. Все они, используя свое положение в аппарате ЦК и на других государственных постах, лихорадочно брали от партии и государства полными пригоршнями все материальные и иные блага, которые только можно было взять. В условиях еще далеко не преодоленных послевоенных трудностей и народной нужды они обзаводились роскошными квартирами и дачами. Получали фантастические гонорары и оклады за совместительство на различных постах. Они торопились обзавестись такими акциями, стрижка купонов с которых гарантировала бы им богатую жизнь на все времена и при любых обстоятельствах: многие в разное время и разными путями стали академиками (в том числе, например, Ильичев, который за всю жизнь сам лично не написал не только брошюрки, но даже газетной статьи – это делали для него подчиненные), докторами, профессорами и прочими пожизненно титулованными персонами. За время войны и после ее окончания Сатюков, Кружков, Ильичев занимались скупкой картин и других ценностей. Они и им подобные превратили свои квартиры в маленькие Лувры и сделались миллионерами. Однажды академик П. Ф. Юдин, бывший некогда послом в Китае, рассказывал мне, как Ильичев, показывая ему свои картины и другие сокровища, говорил: "Имей в виду, Павел Федорович, что картины – это при любых условиях капитал. Деньги могут обесцениться. И вообще мало ли что может случиться. А картины не обесценятся…" Именно поэтому, а не из любви к живописи, в которой ничего не смыслили, все они занялись коллекционированием картин и других ценностей. За время войны они заодно всячески расширяли и укрепляли свою монополию на всех участках идеологического фронта. Расследованием по письму в ЦК одной из оскорбленных матерей было установлено, что некий окололитературный и околотеатральный деятель организовал у себя на роскошной квартире "великосветский" дом терпимости. Он подбирал для него молодых привлекательных киноактрис, балерин, студенток и даже школьниц-старшеклассниц. Здесь и находили себе усладу Александров, его заместители Еголин, Кружков и некоторые другие. Кружков использовал великосветский вертеп и для скупки картин. Что касается многих других "александровских мальчиков", то они проявили обычную для таких людей живучесть. Сбросив с себя несколько мимикрических одеяний, они, когда это оказалось выгодным, стали ярыми поборниками Хрущева. Эта бесчестная камарилья образовала при Хрущеве своего рода "мозговой трест" и стала управлять всей идеологической работой в стране. Она произвела огромные опустошения в духовной жизни советского общества".
Из этого небольшого отрывка видно, что идеологи образовали особую касту, имеющую свои специфические цели. И, что важно, они расставили своих людей в аппарате ЦК. Постепенно стиралось различие между "александровскими мальчиками" и группой идеологов, ведущей начало от ультрареволюционной линии (ср. раздел 2.1), которая уже в 30-е годы под знаменем марксизма-ленинизма наносила прямой ущерб советскому государству.
От идеологической сферы отторгались фронтовики. Д. Т. Шепилов /21/ отмечал, что на протяжении послевоенных лет он получал много писем и устных жалоб от бывших политотдельцев и фронтовиков, которые не могли получить работу, соответствующую их квалификации, или даже вернуться на ту работу, с которой они уходили на фронт.
Если говорить о содержании идеологической деятельости, то можно сказать об образовании новой касты жрецов. Еще в 30-е годы идеологи, став интерпретаторами марксизма, постепенно подменяют его суть, выхолащивают реальное содержание и превращают в набор догм, относящихся к прошлому. Высказывания Маркса и Ленина абсолютизируются как своего рода священное писание.
Постепенно идеологи занимают как служители культа новой религии особое положение в обществе. У них появляется реальная власть; именно они судят – отвечает ли речь или публикация того или иного лица канонам. Они создают систему запретов, выражают суперпреданость марксизму-ленинизму, высказывают "ура" и "да здравствует" власти. И вместе с тем, в отличие от работы в любой производственной или научной сфере, они ни за что не отвечают, они вне критики, вне контроля, в безопасной зоне. Все это усилило антиотбор идеологов.
Упоминавшееся выше дело Г. Ф. Александрова и его коллег, о котором также говорилось в закрытом письме членам ВКП(б), окончилось для них легким испугом. Практически ответственности они не понесли.
Таким образом сформировавшаяся каста жрецов была по сути своей идеальной системой для использования в психологической войне против СССР. Их подрывная деятельность незаметна, в принципе нераскрываема – все идет на полутонах. Внедрение даже ограниченного числа агентов влияния в эту среду дает возможность влияния на процессы в СССР, постепенно подталкивая их к абсурду.
Однако для касты жрецов ситуация в первые 2-3 года после войны еще не была вполне однозначной. Дело в том, что А. А. Жданову как секретарю ЦК было поручено руководить всей идеологической работой, хотя фактически он находился в изоляции – главную роль играли "александровские мальчики". В 1947 г. Жданов начал искать новых людей, прежде всего из среды фронтовиков. В сентябре 1947 г. он предложил Д. Т. Шепилову должность заместителя начальника управления пропаганды и агитации ЦК. Вот что пишет Шепилов о стиле работы А. А. Жданова /21/:
"Меня всегда очень привлекала манера, или метод, работы Жданова над сложными идеологическими проблемами… Он никогда не ждал от агитпропа ЦК и своих помощников написанных для него речей или высиженных ими проектов решений по подготавливаемому вопросу. Он сам всесторонне изучал назревшую проблему, внимательно выслушивал ученых, писателей, музыкантов, сведущих в данном вопросе, сравнивал разные точки зрения, старался представить себе всю историю вопроса, систематизировал относящиеся к делу высказывания основоположников марксизма. Жданов сам ставил агитпропу ЦК задачи в области исследования вопроса, формулировал основные выводы и предложения. Он никогда не пользовался готовыми текстами статей или речей-шпаргалок, написанных от первого и до последнего слова универсальными "помами" и газетчиками-борзописцами. При Хрущеве этот "метод" стал единственным для чрезвычайно широкого круга партийных и государственных работников. Именно в хрущевские времена люди разучились самостоятельно мыслить, анализировать и обобщать, разучились или вообще не приобрели навыка говорить с массами нормальным человеческим языком. Живое слово заменила вездесущая шпаргалка. Жданов любил интересных, оригинальных людей, настойчиво искал их и привлекал к работе в ЦК и культурных учреждениях страны. Он не терпел посредственностей, тех стандартизированных агитпропщиков, весь духовный мир которых был заключен в ограниченном наборе заученных цитат и марксистскообразных формул. Сам очень живой, творческий, одаренный человек, он хотел видеть на всех участках идеологического фронта пытливых, деятельных людей".
