Тренд безысходности и предчувствие бунта - Ваджра Андрей
Исполнять же государственные функции казацкая верхушка была не в состоянии из-за присущей ей антигосударственной природы и острой интеллектуальной недостаточности. К тому же у неё для этого не было ни должного опыта, ни навыков, а главное – желания. Все усилия гетманов и старшин уходили на личное обогащение любой ценой. В итоге на территории Малороссии повсеместно воцарился хаос и запустение.
Как был вынужден констатировать Костомаров: «Самых значных не соединяло единство намерений и целей – каждый преследовал, прежде всего, личные выгоды, один под другим рыл яму и сам в неё падал: каждый хотел другого столкнуть, потоптать и сам подвергался, в свою очередь, таким же неприятностям от своих товарищей» [2].
Чем глубже и масштабнее становилась «Руина», тем больше наглела в своих подлостях, амбициях, беспринципности и алчности новоявленная «шляхта». В итоге, на гетманских землях казацкая верхушка стала постепенно воссоздавать разрушенную восстанием 1648 года крепостническую систему. И это было закономерно. Новосозданной «шляхте» положены были холопы. Без крепостных она не смогла бы чувствовать себя высшим сословием и вести соответствующий статусу образ жизни.
Как писал Владимир Антонович: «Универсал Хмельницкого и характер поднятой им борьбы обещали народу распространить казацкие права на всё южно-русское поспольство и изгнать панов навсегда… Но после разгрома поляков народ увидел… что казацкая старшина стремится к образованию из своей среды нового шляхетства по образу и подобию польского… Начиная с Хмельницкого, все гетманы подтверждают права на владение сёлами тем шляхтичам, которые стали на сторону казаков во время их борьбы с Польшей, и раздают другие сёла казацким старшинам за войсковые заслуги… Землевладельцы, особенно крупные, в число которых вошли казацкие старшины… стали пользоваться своим положением для развития новых помещичьих отношений. С одной стороны, они стремились подчинить себе и привести в повиновение населявших отписанные им гетманами сёла крестьян», а с другой, «старались обратить в крестьян казаков, пользуясь неточностью разграничения обоих сословий» [3].
Подобные претензии казачьей старшины на шляхетство были для народа дикими и абсурдными. Ведь ни для кого не было секретом, что любая должность в Войске Запорожском не являлась эквивалентом аристократических титулов и соответствующих им сословных и имущественных прав и привилегий. Но на глазах ошеломлённого народа вчерашние «хамы», без всякого на то права, нагло лезли в «паны», занимаясь «приватизацией» земли и селян. В кратчайшие сроки на земле Малороссии сформировался новый класс эксплуататоров и была восстановлена крепостная система. Казацкая старшина фактически реанимировала то, против чего когда-то поднялись с оружием в руках малороссийские холопы.
Подобная метаморфоза вызывала у простого народа острую ненависть к новому «шляхетному панству». Никто не хотел жить под его властью и терпеть его произвол. Народ в массовом порядке бежал в Россию и Польшу. Так в 1669 году нежинский протопоп Симеон Адамович писал российскому царю следующее: «Ваша воля если прикажете из Нежина, Переяславля, Чернигова и Остра вывести своих ратных людей, то не думайте, чтоб было добро. Весь народ кричит, плачет… под казацкою работаю жить не хотят; воздев руки, молят Бога, чтоб по-прежнему под вашею государскою державою и властиею жить… Казаки умные, которые помнят своё крестное целование, мещане и вся чернь говорят в слух: если вы, великий государь, изволите вывести своих ратных людей из малороссийских городов, то они селиться не хотят, хотят бежать врознь: одни в украйные города вашего царского величества, другие за Днепр в королевские города» [4].
Не менее ярко свою ненависть к неожиданно возникшим малороссийским «шляхтичам» народ высказывал и в 1672 году. Так подьячему Алексееву простые люди заявили следующее: «царскому величеству прислать к нам своих воевод, а гетману у нас не быть, да и старших всех бы перевесить; нам было бы лучше, разоренья и измены ни от кого не было бы; а то всякий старшина, обоготясь, захочет себе панства и изменяет, а наши головы гинут напрасно» [5].
Конечно же, можно бесконечно ныть о страшной «москальской орде», подло закабалившей свободолюбивый «украйинськый» народ, и злобно растерзавший славных «лыцарив-козаченек», можно глубокомысленно рассуждать о геополитических невозможностях возникновения в XVII веке «нэзалэжнойи Украйины», но очевидные факты говорят о том, что абсолютная несостоятельность и бесперспективность Гетманата была заложена в самой природе правящего класса малороссийского общества и в природе народных масс, породивших этот правящий класс.
Людям никогда не удавалось изменить свою личную или коллективную Судьбу путём изменения только лишь её внешних обстоятельств. Внешние обстоятельства (как позитивные, так и негативные) - это только следствие. А их причина всегда находится внутри самих людей. В их чувствах, мыслях, желаниях, мотивах, мечтах, в том, из чего в конечном итоге складывается душа. Душа анархиста, грабителя, насильника, садиста и убийцы с большой дороги, сидевшая в казаках, не могла породить ничего кроме Хаоса и Руины. Душа холопа не могла породить ничего, кроме крепостного права. Восставшая Украйна, как и вся Малороссия в целом, через разрушение Речи Посполитой изначально шла к созданию опять таки «Речи Посполитой», но уже без «ляхов» и «жидов». В новой фазе малороссийской драмы их роль должны были сыграть «хохлы» - прилежные ученики своих польских и еврейских учителей. Таким образом, не сложно понять, что бунт малороссов 1648 года был изначально обречён на поражение, независимо от его фактического исхода.
Цикл второй: Украинская народная республика
Эпоха «другойи украйинськойи нэзалэжности» представляла собой короткий временной обрубок, растянувшийся всего лишь на три неполных года. Начавшись в марте 1917 года с первого «звэрнэння до украйинського народу» киевской Центральной Рады (ЦР), она закончилась в декабре 1919 года позорным бегством в Польшу председателя Директории Симона Петлюры.
Короткая историческая вспышка «второй украинской независимости» в значительной степени походила на пошлый водевиль, поставленный аматорским театральным кружком в клубе захолустного колхоза. Все эти 33 месяца апофеоза политического украинства представляли собой пошлое, убогое и унылое зрелище, надоевшее населению малороссийской провинции до острых приступов тошноты. И его завершение народ Юго-Западного края воспринял с радостью и облегчением.
Начиналось внезапное торжество украинства со сборища никому неизвестных и «мутных» малороссийских местечковых социалистов-автономистов под вывеской Центральной Рады, которые нагло провозгласили сами себя властью над частью территории России и потребовали от Временного правительства автономии для придуманной ими «Украины».
Как писал позднее очевидец тех событий: «Первоначально мы смотрели на раду как на чисто национальное объединение, наподобие нашего «совета объединённых еврейских организаций» и «Польского исполнительного комитета». Еврейский совет даже пытался конкурировать с радой, хлопоча перед Исполнительным комитетом [Временного правительства – А.В.]о предоставлении ему помещения в Педагогическом музее» [6].
Что это за дичь – «Украина», никто не знал. Даже сами члены Центральной Рады. Забавно, но эта кучка людей, никем не выбранная, никого, кроме себя не представлявшая, высказала претензию на автономию того, что в реальности не существовало. С территориальной точки зрения придуманная «Украина» была понятием весьма растяжимым, а «украинцы» представляли собой нечто совсем умозрительное. Как определять эту неожиданную «нацию», и каким образом посчитать её представителей, оставалось загадкой. На момент центрорадовского требования автономии, «Украина» была чистейшей абстракцией, а сама Центральная Рада – сборищем случайных, малообразованных, ограниченных культурно и интеллектуально людей без каких-либо полномочий и какой-либо реальной власти. Способны они были лишь на нескончаемые выступления в зале заседаний ЦР и на написание разнообразных, никого ни к чему не обязывающих воззваний и универсалов. Обрести реальность и выйти за рамки игры в политику кучка сельской интеллигенции не смогла. Центральная Рада, как и «Украина», которую она олицетворяла, до самого своего бесславного конца, представляла собой лишь побочный эффект государственной импотенции Временного правительства.
