Внутренний СССР - «О текущем моменте», № 4(52) 2006 г.
Что сказал Иисус,
Какой Он подвиг возложил на Иуду
Горьким причастием.
Так размышлял однажды некий священник
Ночью в древнем соборе Парижской Богоматери
И воскликнул:
«Боже, верю глубоко,
Что Иуда — Твой самый старший и верный
Ученик, что он на себя принял
Бремя всех грехов и позора мира,
Что, когда Ты вернёшься судить землю,
И померкнет солнце от Твоего гнева,
И сорвутся с неба в ужасе звезды,
Встанет он, как дымный уголь, из бездны,
Опалённый всею проказой мира,
И сядет рядом с Тобою!
Дай мне знак, что так будет!»
В то же мгновенье
Сухие и властные пальцы
Легли ему на уста. И в них узнал он
Руку Иуды.
Другой — ещё более изощрённый — вариант «реабилитации» Иуды выражен грузинским поэтом Михаилом Квливидзе в стихотворении “Монолог Иуды” [11]:
На горных склонах ветер звёзды пас,
И молвил нам Учитель с болью скрытой:
“Петух три раза не успеет вскрикнуть,
Я буду предан кем-нибудь из вас”.
Мешал Учитель в очаге золу,
Мы не могли сказать в ответ ни слова,
Как будто сразу вся мирская злоба
Подсела с краю к нашему столу.
Учитель нас улыбкою согрел,
Но в ней печаль сквозила сокровенна,
И постепенно, будто бы измена,
Крик петуха за окнами созрел.
Молчали мы и горные вершины,
Срок истекал, сквозь тучи свет проник
И первый крик раздался петушиный,
Как совести моей предсмертный крик.
Швырялся ветер тучами, как пеной,
Так, что разверзлось небо, накренясь,
И крик второй раздался над Вселенной,
Но не было предателей меж нас.
Так, неужели, ты ошибся, пастырь,
Учитель, ясновидец и пророк?
Святыня рухнет, разобьётся насмерть,
Когда слова не сбудутся в свой срок.
Предательство без низкого расчёта
Возможно ли? Ответа Бог не даст,
Но Бог умрёт навеки, если кто-то
По предсказанью [12] Бога не предаст.
И я решил встать над собой и веком,
Лобзаньем лживым осквернив уста,
Пожертвовать Исусом-человеком,
Спасая этим Господа-Христа.
Скорей, скорей, ночь шла уже на убыль
И в этой окровавленной ночи
Поцеловал Учителя я в губы,
Чтобы его узнали палачи.
Это стихотворение взято с сайта радио “Свобода”, где автор прочитал его по-русски в переводе Евгения Евтушенко [13] 28.08.2001 г. в передаче “Евангелие по-грузински. Грузия глазами художника”. Оно было охарактеризовано на сайте радио “Свобода” как «знаменитое». Поверив “поэтическому” трио М.Квливидзе, Е.Евтушенко и радио “Свобода”, просвещённо-бездумному обывателю остаётся только признать, что Иисус — спаситель небесный, а земной спаситель — Иуда. И соответственно, уже в жизни во имя неких идеалов, почитаемых индивидом «высокими», а тем более — «священными», можно предавать и изменять, поскольку «вовремя предать — значит не предать, а предвидеть…» — было бы соответствующее пророчество в обоснование правомочности и благодетельности акта предательства.
При таком подходе объективная разница между праведностью и мерзостью становится непознаваемой. Собственно для этого и много кому и необходима «реабилитация» Иуды.
Но если исходить из незыблемости Правды и Праведности, то монолог «Квливидзе — Иуды» заставляет вспомнить А.Д.Сахарова, В.А.Коротича, М.С.Горбачёва, Э.А.Шеварднадзе, А.Н.Яковлева, В.А.Крючкова, Б.Н.Ельцина и многих, многих других лидеров общесоюзной и республиканских “элит”, приведших СССР к краху в годы перестройки, а потом преуспевших в ходе проведения реформ.
Однако и Михаил Квливидзе не первооткрыватель этой схемы самооправдания мерзости. Он выразил её пафосно-героически, но ещё раньше она же нашла своё истинное — жалкое — выражение в реплике Гришки Кутерьмы в опере “Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии” (1907 г.) после того, как Гришка изменил своему народу и показал врагам путь к городу:
«Феврония (кротко). Не глумися, а одумайся; / Помни, что за грех свершил еси.
Кутерьма. Старая погудка, старый лад! / Я не грешник, Господу приспешник, / Рая светлого привратничек: / Не губил я душ невинных, — / Причислял их к лику мученик, / Умножал Христово воинство».
Приведённые выше стихотворения — показатель того, что идея «реабилитации» Иуды не нова. Новенькое состоит в том, что если в прошлом эта идея была достоянием узких кругов околобиблейских эзотеристов, то теперь она пошла в массовую пропаганду в качестве культово-альтернативной по отношению к вероучениям традиционных церквей.
И много людей нравственно готовы признать версию “Евангелия от Иуды” истинной, вследствие чего у них не возникает вопросов типа:
· Было ли у Иуды время, настроение и силы на то, чтобы в течение весьма непродолжительного времени между актом предательства и самоубийством самому написать первотекст “Евангелия от Иуды” или хотя бы изложить его кому-то из своих близких, кто написал этот текст в последствии по памяти?
· Совершил ли Иуда действительно самоубийство либо был убит за ненадобностью другими исполнителями по приказу держателей некоего сценария становления исторически реального христианства именно для того, чтобы упростить введение в обращение так называемого “Евангелия от Иуды”?
Тем более не встаёт главный вопрос:
Поскольку заговор вокруг Христа и его дела действительно имел место, то достойно ли Христу соучаствовать, а тем более быть «играющим режиссёром», в постановке среди толпы пошлого, но с претензией на нравоучительность спектакля, в котором все роли расписаны заранее?
Именно впечатления очевидцев и некоторых участников от постановки этого спектакля, действие которого было вынесено толпу, потом послужили основой Нового Завета и учения церквей имени Христа в их исторически сложившемся виде.
1.2. По нашему мнению Иуде после предательства им Христа некогда было писать мемуары и рассказывать кому-либо о якобы возложенной на него Христом миссии и о неких тайных знаниях, которые Христос якобы поведал только ему.
Так называемая «мировая закулиса» возникла не в XIX веке, а существовала издревле. Как можно понять из Библии, прихода Мессии в конце прошлой — начале нынешней эры в Иудее ждали все. Ждала и «мировая закулиса», которая имела и свои виды на употребление Мессии и его авторитета в своих интересах. Поэтому «мировая закулиса» тех лет деятельно готовилась к его приходу и ею был разработан сценарий, в котором были расписаны и роли, и «декорации»:
O Христа потоком обстоятельств, сопутствующих его проповеди, следовало вести к неминуемой смертной казни.
O Группе «технической поддержки» — организовать казнь так, чтобы она не стала убийственной казнью, но была бы зрелищной имитацией казни с целью последующего гарантированного «воскресения» Христа и возведения его в ранг «живого бога — царя» в неком далеко идущем политическом сценарии [14].
O Иуде — обязательно предать, поскольку, если не предать в условленный момент, то стандартный сценарий храмовых мистерий на тему «смерти — воскресения бога», выносимый из храма в ничего не подозревающую толпу [15] для пленения Мессии в некоем политическом проекте, — сорвётся; а вслед за этим сорвётся и политический сценарий глобальной значимости, которому воскресение «живого бога — царя» должно было положить начало.
O Ещё кому-то — после предательства — убить Иуду и повесить его труп [16] в укромном месте, чтобы, во-первых, Иуда не сболтнул лишнего, а во-вторых, чтобы его труп не сразу нашли, а только после того, как он сильно разложится, — дабы не смогли догадаться, что он был убит, а не совершил самоубийство.
Т.е. анализ новозаветных повествований с привлечением глобального политического контекста той эпохи и знаний о «политтехнологиях» показывает, что сценарий в отношении событий «страстной недели» был [17], но в его основе лежал вовсе не якобы имевший место тайный сговор Христа с Иудой типа:
— Иуда, друг мой, ты представляешь, закавыка какая: все мои ученики становятся праведниками, и потому предать меня некому. А пострадать безвинно во искупление грехов людей мне надо обязательно — больше-то некому. Поэтому, прошу тебя, ты меня предай синедриону: а то как же сбудутся писания[18] и речённое[19] через пророков?… Авторитет Бога неисполнением пророчеств подрывать нельзя, сам понимаешь… А тебе это как бы предательство потом зачтётся за подвиг, а не за грех, хотя на земле тебя многие возненавидят, а само имя твоё станет нарицательным именем изменника и предателя. Такие вот дела…
— Да, влипли мы с тобой… Ну ладно, раз мне помереть вместо тебя нельзя, а ты сам просишь, то хоть и омерзительно это, однако я предам тебя на смерть: никуда не денешься — не втягивать же в это дело кого-то из непричастных и без того грешных людей…