Александр Богданов - О социализме
Вообще, с какой стороны не взять, отовсюду угрожает рабочему одно и то же — необеспеченность; нет такого дня в его жизни, когда он мог бы считать свое положение прочным и надежным. А при необеспеченности какая уж свобода: разве может рабочий делать спокойно все, что он хочет, когда знает, что судьба его зависит и от капиталиста, и от спроса на рынке на его труд, и от кризиса, и от машины, и от чего еще только. Это не свобода, а тяжелая зависимость; недаром некоторые ученые признают, что современный наемный труд есть смягченное рабство.
Да и не над одним рабочим висит в нынешнем обществе необеспеченность. Мучит она и мелкого ремесленника или кустаря, живущего продажей своих товаров: удастся ли продать и за сколько, ведь это совсем не от него зависит, а от спроса, от рынка; тут еще является на тот же рынок конкурировать крупный капиталист; производя при помощи машин, капиталист имеет возможность без убытка для себя сбивать цены до такой степени, что кустарю или ремесленнику с этими ценами жить становится нечем. Необеспечен и крестьянин, который продает свой хлеб тоже на рынке, а за сколько придется продать, зависит не от него; да еще подстерегает его кулак-ростовщик, ловит минуту, чтобы закабалить и разорить процентами. Но даже капиталист, особенно средний и мелкий, и тот никогда не может поручиться за завтрашний день; упадут цены на его товар, всполошатся кредиторы, приступят все сразу с ножом к горлу, не удастся добыть столько наличных денег, сколько им уплатить надо, и кончена его история: обанкротился.
Угнетает капиталистическое общество рабочего, да и остальным классам не дает ни полной свободы, ни спокойного счастья; и этому не могут помешать даже английские свободные законы, они могут только облегчить, а не уничтожить всеобщую зависимость. В чем же тут дело и как ему помочь, как добиться полной, настоящей свободы? Зависит свободный рабочий от капиталиста и от спроса на рабочую силу, а капиталисты и все прочие зависят от сбыта товаров; в этом и есть самая суть дела, эту зависимость и надо уничтожить. Но как уничтожить? И возможно ли это?
Было время, когда ни капиталистов, ни рынков не было; люди жили маленькими обществами — родами, по несколько десятков, сотен человек. Каждый такой род представлял из себя просто громадное, разросшееся семейство, потомство одних и тех же прадедов. Все члены этого семейства работали вместе, сообща; добывали таким образом все необходимое для жизни и по братски все делили; ничего не продавали, не покупали, а жили тем, что сработали в общем труде. Только жизнь эта была очень бедная, не было таких хороших орудий и машин, да и откуда их взять, коли все самодельное; а плохими и жалкими орудиями и не много сделаешь, особенно если приходится нескольким десяткам человек исполнять чуть не сотни различных работ, приготовляя для себя все собственным трудом: и орудие, и оружие, и пищу, и одежду, и дома, и украшения. Не было ни господ, ни рабов, ни капиталистов, ни пролетариев, а все же не было и свободы; какая тут свобода, когда все едва живы, все время выбиваются из сил, чтобы только прожить кое-как. Глупо было бы нынешним людям завидовать тогдашнему порядку.
Отчего же теперь, хоть и нет этого прежнего братства, а люди живут лучше, чем тогда? Оттого, что теперь не десятки и не сотни людей сообща трудятся, а миллионы людей друг для друга работают. — Как так? Разве по нынешним временам каждый не о себе только заботится? Заботится-то о себе, а работает для других. Посмотрим, как это выходит.
Покупает рабочий на рынке ситец на рубашку, платит полтинник. Полтинник он своим трудом заработал, а ситцу ему ни за что бы самому не сделать. Кто же делает ситец? Другие рабочие. Какие именно. А вот какие. В Туркестане или в Ост-Индии, а то и в далекой Америке работают люди на хлопковых плантациях, приготовляют хлопок! Везут этот хлопок другие люди за тысячи верст на фабрики бумагопрядильные, где из хлопка делается пряжа, потом на бумаготкацкие, где пряжа превращается в ткань, потом на ситцепечатные, где ткань окрашивается узорами. И рабочие всех этих фабрик таким образом участвуют в приготовлении этого ситца, а также и те, кто перевозит продукты с фабрики на фабрику и, наконец, на рынок. Работают люди на всех фабриках разными орудиями и машинами; те орудия и машины сделаны в разных местах рабочими механических и машиностроительных заводов и привезены еще другими рабочими на хлопчатобумажные фабрики; ясно, что и эти все рабочие приложили труд к выделке все того же ситца. И орудия и машины сделаны из железа и других металлов, причем тратился также уголь, смазочное масло и другие материалы. Железо добыто из руды, которую выкопали одни рабочие, а другие подвергли выплавки на чугунно-литейных и железоделательных заводах. Уголь добывался из шахты углекопами, а смазочные масла еще иными рабочими из нефти на нефтеперегонных заводах. Ясно, что и эти все вложили по частице своего труда в производство все того же ситца. А железные то дороги и пароходы, на которых перевозились с места на место и хлопок, и пряжа, и железо, и уголь, ведь и их надо было создать трудом — железные дороги провести на тысячи верст, пароходы построить на верфях. И все, кто над этим трудился, помогли тем самым приготовить ситец, и хоть по маленькой частице, а положили на него свой труд. Всех этих работников, сколько мы их перечислили, надо было кормить и одевать во время работы, без этого не было бы у них рабочей силы, не было бы и их работы. Значит, все, кто их кормил и одевал, также участвовали в выделке ситца, потому что без них ситца бы не получилось. Кто же их кормил и одевал? Крестьяне возделывали хлеб, кормили скот на мясо, огородники сажали овощи, другие работники приготовляли ситцевые и шерстяные ткани, шили сапоги и платье, третьи стоили дома под квартиры рабочих, да и под фабрики, на которых ведется работа. И все эти, очевидно, также необходимые участники в производстве все того же ситца. Рассматривая это дело до конца, вы увидите, что ситец сделан не одним и не несколькими работниками, а в сущности всем трудящимся обществом. И то же окажется верно и для всякого другого товара. Все трудящиеся постоянно работают заодно и для всех, только хищники и паразиты не принимают участия в этом общем деле и даром пользуются его плодами.
Однако, хотя все сотни миллионов трудящегося народа работают заодно, но сами они этого не замечает и, притом, что еще важнее, не получают от этого ни обеспеченности, ни настоящего благосостояния. Отчего же все это так странно складывается? Есть тому делу очень важные причины.
Наш рабочий: купил ситец на рынке, купил у торговца; и видел он там только ситец да торговца, и не мог, конечно, видеть всего того, что мы сейчас разобрали. Не заметно на ситце следов от труда тех миллионов людей, которые участвовали всякими способами в его производстве; торговец же об этом труде, конечно, даже не заикается, а говорит прямо: «ситец мой» и норовит содрать за него с покупателя подороже; стало быть, рабочий должен принимать, что это так и есть, что ситец принадлежит торговцу; а, конечно, торговец о нем, рабочем, заботится меньше всего, и вовсе не заодно с ним трудится. В чем же, значит дело? В том, что товар принадлежит не тому, кто его произвел. Произвели ситец миллионы трудящегося люда, а владеет им сначала один капиталист-фабрикант, потом другой капиталист-торговец; и от них-то получает его покупатель за деньги, а не от трудящегося общества, за свой труд. Как же это случилось? А вот как.
Для того, чтобы заниматься производством, мало одних рук да доброй воли: нужны еще средства производства, т. е. во-первых, орудия, машины, помещения для работы, во-вторых, всякие материалы для работы, в-третьих, средства к жизни для работника на все то время, пока он выполняет свое дело. Всего этого нет у работника: он пролетарий, т. е. человек без собственности. Нет всего этого и у трудящегося общества — у всех трудящихся вместе: у миллионов работников нет никакой общей собственности, в том числи нет и средств производства. У кого же все это имеется? У отдельных богатых людей, называемых капиталистами. У них есть либо прямо эти средства производства, либо деньги, за которые они легко могут все это купить у других капиталистов.
Но откуда у капиталистов взялись средства производства? Рассказывать все это была бы очень долгая история; пришлось бы говорить о том, как в старые времена знатные господа эксплуатировали рабов и крепостных и составляли богатства из их дарового труда, как разные чиновники обирали народ налогами и взятками, а ростовщики пили кровь из всех, кто попадался в их цепкие лапы, как племена завоевателей грабили всех, кого могли ограбить, а ловкие торговцы надували невежественных дикарей, сбывали им ничтожные украшения и безделушки за золотой песок, драгоценные шкуры и другие редкие товары. Все, что такими способами накоплялось, передавалось от одних другим то по наследству, то посредством ростовщичества, а то и просто обмана; много крови и грязи пришлось бы увидеть, если бы на каждом капитале оставались следы его происхождения. Одно верно: трудом составить капитала нельзя, а если бы и был такой необыкновенный человек, который сумел бы это, так уж его наследникам капитал достался бы без труда.
