А Гринёв - Россия и «социализм»
Важно отметить, что подушным налогом облагались не только государственные, но и помещичьи крестьяне (как здесь не вспомнить знаменитую аферу гоголевского Чичикова). Ответственным за сбор подати с крестьян был их собственный помещик, который, таким образом, выступал в роли представителя государства. Уже это одно свидетельствует о том, что русские дворяне не были феодалами в полном смысле слова, т. е. самостоятельными владетелями. Об этом, кстати, говорят и дворянские фамилии, среди которых почти нет таких, которые происходили бы от названия вотчины или поместья — в отличие от фамилий знати в Западной Европе[11]. Кроме того, русские помещики обязаны были нести военную или гражданскую службу в пользу все того же государства, за что, собственно, и наделялись землями и крепостными «душами» (именно их количеством и определялось богатство). Это подтверждал указ 1701 г., где четко говорилось, что «все служилые люди с земель службу служат, а даром землями никто не владеет». Этот царский указ лишь еще раз формально закреплял положение, сложившееся еще в XV в., что отмечал В.О.Ключевской[12]. Хотя в жалованной грамоте дворянству (1785 г.) это положение было отменено Екатериной II, но уже при Александре I прекратились и раздачи земель и крестьян в частное пользование.
В России никогда не было рыцарства, как в Западной Европе: все, даже родовые бояре униженно именовали себя «холопами великого государя», т. е. царя. Например, князь Ф.Ю.Ромодановский, один из воспитателей Петра I, остававшийся во время путешествий и походов царя наместником «на Москве» с неограниченными полномочиями и властью, обращался к Петру в письмах не иначе как в уничижительной форме: «Холопишко твой худородный, Федька Ромодановский, тебе, Великий Государь, челом бьет». Наконец, отсутствие подлинно феодального класса на Руси проявлялось и в архитектуре: в России вы не встретите рыцарских замков, столь характерных для ландшафтов Германии или Франции.
Политаризм проявлялся и в такой характерных для русского общества чертах (особенно после петровских реформ), как огромная власть чиновничьего аппарата, бюрократизм, особенно разросшийся в XIX в. в связи расширением территории империи и усложнением социально-экономических отношений. Так, всего за 50 лет — с 1796 по 1847 г. численность чиновничества возросла в 4 раза, а за 60 лет (1796–1857) почти в 6 раз. При этом население России за этот же период увеличилось примерно в 2 раза (в 1796 г. в Российской империи насчитывалось около 36 млн. человек, а в 1851 г. — 60 млн.). Таким образом, государственный аппарат в первой половине XIX в. рос в три раза быстрее, чем само население[13]. Неудивительно, что наблюдательный французский путешественник Астольф де Кюстин писал о российской бюрократии: «Россией управляет класс чиновников… Из недр своих канцелярий эти невидимые деспоты, эти пигмеи-тираны безнаказанно угнетают страну»[14].
Бюрократизм открыто проявлялся в стремлении государства к полной регламентации жизни всех социальных групп и отдельного человека. Чиновник решал, что можно, а что нельзя. Например, министр финансов граф Д.А.Гурьев в 1820 г. выступил против импорта в Россию дешевых сортов чая, поскольку «следствием такового будет распространение употребления и в тех классах народа, кои менее достаточны и гораздо многочисленнее. Но с сим вместе увеличилось бы потребность сахару: оба предмета из чужих краев нами получаемых — распространение роскоши (!) сего рода, как бесполезное министр финансов признает вовсе ненужным»[15]. Еще бы! Сам Гурьев, конечно, имел в избытке и чай и сахар, не говоря уже о других предметах действительно роскоши.
От чиновничьих злоупотреблений особенно страдало купечество и в целом «вольное» население городов. Кавычки поставлены не случайно: городские жители, за исключением, конечно, чиновников всех сословий и рангов, а позднее и высшего купечества, были обложены подушной податью, должны были нести государственные повинности и были приписаны к тому или иному «обществу», покидать которое без разрешения чиновника было запрещено. Даже для перемещения из города в город внутри империи купцы или мещане обязаны были приобретать паспорта на 1–3 года. Так что институт прописки и внутренних паспортов не был изобретением Сталина и его приспешников. Все это, разумеется, сдерживало рост промышленности и торговли. Выход царское правительство видело в развитии казенных заводов и фабрик и «приписки» к ним государственных крестьян целыми деревнями. Об «эффективности» такого производства свидетельствовал американский путешественник Джоэл Пойнсет в 1807 г.: «Я не сказал тогда в слух, но был уверен, что поощряемые одним лишь императорским покровительством мануфактуры никогда не добьются успеха. Отсутствуют всякая энергия и бережливость, присущие личной заинтересованности, а работают крепостные, получающие мизерное вознаграждение, недостаточное для поддержания хотя бы мало-мальски сносного существования их семей»[16].
Не менее плачевно было и состояние внешней торговли, сосредоточившейся почти исключительно в руках английских, а затем и американских купцов. Неслучайно, что Московское купеческое общество, сообщая видному государственному деятелю графу М.М.Сперанскому о причинах упадка торговли в России, прямо указывало, что российское купечество имеет «слабые для заграничного торга капиталы», а сама Россия является аграрно-сырьевым придатком других стран[17]. Действительно, русским купцам было трудно выдержать конкуренцию со стороны иностранных предпринимателей, не связанных мелочной регламентацией и поборами, свободных в маневре своими капиталами и личностью. «Из среды свободных граждан и крепостных, — писал Астольф де Кюстин в 1839 г., - должно образоваться сословие независимых купцов и ремесленников, которое сейчас едва лишь намечается и пополняется главным образом за счет иностранцев. До сих пор почти все фабриканты и купцы — немцы»[18].
Отмечая в 1996 г. 300-летие российского флота, мы должны особо подчеркнуть, что это был праздник военного флота. Торговый же флот в России до середины XIX в. был почти неразвит. Все тот же Дж. Пойнсет отмечал: «Я пытался установить причину, почему Россия сама не может иметь торговый флот, и вскоре убедился, что это кроется в самой природе ее институтов. Если судно снаряжается в заграничное плавание, то хозяин судна при наборе команды должен гарантировать, что матросы, являющиеся частной собственностью, вернутся к своим хозяевам»[19].
Слабость внутренней и внешней торговли, хозяйственная замкнутость, явная тенденция к автаркии, т. е. к созданию самообеспечивающейся экономики — характернейшая черта политарных обществ. Отсюда, кстати, вытекала и неразрешимая до сих пор в России проблема хороших дорог, транспорта и связи.
Однако развитие производительных сил страны, влияние мирового рынка и пример западных держав привели к тому, что Россия во второй половине XIX в. более активно начала своё движение к капитализму. Государство не стояло в стороне от этого процесса. Существенным толчком, побудившим царские власти заняться пробуржуазным реформированием экономики и общественных отношений, явилась Крымская война и ее итоги. А они были неутешительны: техническая, военная, да и общая отсталость Российской империи привели к закономерному проигрышу войны. Так, парусный Черноморский флот был не в состоянии сражаться на равных с паровым английским, русская армия была вооружена старыми кремневыми ружьями и придерживалась устаревшей тактики штыкового боя. Кроме того, рекрутская система комплектации войск не позволяла создать необходимые резервы, а переход ко всеобщей воинской повинности сдерживало существующее в стране крепостное право. Последнее служило ярчайшим признаком общей отсталости страны, главной проблемой ее дальнейшего развития. Последовавшая в 1861 г. вслед за царским Манифестом от 19 февраля отмена крепостного права лишь на какое-то время приостановила назревающий в обществе конфликт, но не предотвратила его: крестьяне получили личную свободу, но не стали подлинными собственниками земли. Как и раньше, значительная ее часть осталась в собственности одной из главных социальных опор государства — у помещиков. У них-то крестьяне и вынуждены были выкупать землю по непомерно высоким ценам. А поскольку нужных средств для выкупа у них не было, эти средства за крестьян вносило государство оформляя им соответствующий долг. о и у государства не было достаточно денег для немедленной и полной компенсации помещикам и оно восполняло этот «пробел» эмиссией (выпуском). Причем и до этого положение в финансовой сфере представляло собой безотрадную картину. Видный государственный деятель А.В.Головнин прямо указывал на огромное перерасходование средств из бюджета страны: с 1832 по 1867 г. была, таким образом, «переиздержана» гигантская сумма 1600 млн. руб. серебром, причем треть ее пришлась как раз на период 1860–1867 гг. «В течение 35 лет расходы превышали доходы на огромные суммы, — писал А.В.Головнин, — и суммы эти, за исключением расходов на железные дороги и по воспособлению выкупа крестьянского надела, тратились непроизводительно. Государственные доходы падали главной массой своей на самую бедную часть населения, и как суммой своей, так и особенно средством взымания чрез развращающий способ дохода с вина — положительно разоряли народ. Денежная система была в совершенном расстройстве, в государстве обращалось более 710 млн. рублей бумажных денег неразменяемых, с форсированным насильственным значением. Эти деньги теряли 20 % своей цены. Процентные бумаги, выпущенные правительством, значительно упали в цене: выкупные свидетельства на 30 %, банковские 5 % билеты на 25 %. От всего этого частные люди теряли неимоверно. Имущество и деньги таяли в их карманах и дороговизна на все жизненные предметы возрастала. Всякие коммерческие обороты, предприятия не могли иметь твердого основания. Само правительство теряло, ибо доходы его, получаемые бумажными деньгами, уменьшались в своем значении, а расходы в следствие возвышавшейся дороговизны увеличивались»[20]. Более того, ряд эмиссий бумажных денег был произведен негласно, «в противность закону, который ограничивал число их»[21].
