Сергей Кара-Мурза - Демонтаж народа

Восприятие территории СССР как своей земли стало стереотипом сознания даже тех, кто в 80-е годы примкнул к сепаратистам. В 1993 г. я был оппонентом на защите диссертации в Риге, встретились коллеги из трех балтийских республик, между собой они говорили по-русски. Эстонец жаловался, как тяжело переживал его сын внезапное «замыкание» Эстонии в ее маленьком пространстве. Он еще в школе увлекался географией и был путешественником — со сверстниками и преподавателем он объехал Сибирь и Алтай. Когда Эстония отделилась, он стал болеть — ему стало тесно жить. Хотя поездки еще можно было оформить, он отказался — это была уже не его земля.

После 1923 г. отношения государства с церковью стали нормализоваться. Патриарх Тихон в качестве своего «завещания» оставил в день смерти 7 апреля 1925 г. своему ближайшему помощнику митрополиту Крутицкому Петру (Полянскому) воззвание. Последний вместе с митрополитом Уральским Тихоном (Оболенским) передал его в редакцию «Известий». В послании: «Не погрешая против Нашей веры и Церкви… не допуская никаких компромиссов или уступок в области веры, в гражданском отношении мы должны быть искренними по отношению к Советской власти и работе в СССР на общее благо, сообразуя распорядок внешней церковной жизни и деятельности с новым государственным строем, осуждая всякое сообщество с врагами Советской власти и явную или тайную агитацию против нее». В заключение Тихон обратился ко всем архипастырям, пастырям и мирянам «без боязни погрешить против Святой веры, подчиняться Советской власти не за страх, а за совесть» [48, с. 210-212].

Советский народ был связан языком сильнее, чем, например, американская нация. 14% населения США вообще не говорит по-английски.

Так, исследования начала 70-х годов в селах Мордовии привели к такому выводу: «Русский язык у мордвы фактически становится родным или вторым родным языком и используется не только как средство межнационального, но и как средство внутринационального общения… В то же время развитие русско-мордовского двуязычия не ведет к смене родного языка» [60].

За 537 лет, прошедших со времен Куликовской битвы до Брестского мира, Россия провела в войнах 334 года, причем из них 134 года — одновременно с несколькими противниками. Главным направлением был Запад (36 войн, 288 лет, если суммировать войны с одним противником) [7].

Царское правительство даже не реагировало на притеснения русских в Прибалтике. В 1845 г. славянофил Ю.Ф. Самарин был ревизором в Риге, и его поразило унизительное положение русских. Он написал об этом и был посажен в Петропавловскую крепость. Правда, Николай I встретился с заключенным и изложил ему свои взгляды на национальную политику Российской империи [61, с. 53-54].

Тут была допущена ошибка — в результате такой долгой борьбы негры обрели этническое самосознание с альтернативной системой ценностей, так что вся концепция плавильного тигля дала сбой.

Понятие нации и национального государства в отношении России отвергается и сегодня под самыми странными предлогами. Так, Ю.В. Крупнов пишет в «идеологии» Партии развития: «Россия не национальное государство и не нация. Россия — мировая держава» [64].

При этом сам Ю.В. Бромлей признает «наличие у советского народа не только общих черт, но и специфических особенностей», то есть появление новых качеств, что и служит признаком возникновения нации.

Хотя во время переписи 1926 г. таджиков еще записали как узбеков (как мусульман). Из-за этого возник конфликт, для разбирательство которого была создана комиссия во главе с В. Куйбышевым.

Исследования некрологов по погибшим борцам Исламской партии возрождения Таджикистана в гражданской войне 1992-1994 гг. показали, что эти тексты сочетают в себе представления ислама, архаичных таджикских культов и структуры советского типа культуры — в частности, в некрологах подчеркивается принадлежность погибшего к таджикскому народу. Это не предусмотрено канонами ислама и традиционных культов. Кроме того, само понятие национальной принадлежности является в Таджикистане порождением советского периода [68].

Статья была сопровождена таким примечанием редакции: «В данной статье двойные согласные пишутся одинарными буквами, согласно постановлению комиссии по реформе русской орфографии, утвержденного Советом Главнауки от 15 января 1930 г.».

Левый советолог С. Коэн в изданной в 1988 г. в Москве политической биографии Бухарина характеризует этот поворот как «официальное возрождение русского национализма, обеление царистского прошлого и отказ от многих положений марксизма».

Первую главу работы «Внешняя политика русского царизма» Энгельс послал для опубликования в журнал «Социал-демократ», который издавала группа «Освобождение труда» (Плеханов, Засулич, Аксельрод). Там она и была напечатана в 1890 г.

Свою записку Сталин завершает такими словами: «Мне кажется, что журнал «Большевик» попадает (или уже попал) в ненадежные руки. Уже тот факт, что редакция пыталась поместить в «Большевике» статью Энгельса «О внешней политике русского царизма», как статью руководящую, — уже этот факт говорит не в пользу редакции. ЦК ВКП(б), как известно, своевременно, вмешался в дело и прекратил подобную попытку. Но это обстоятельство, очевидно, не пошло редакции впрок. Даже наоборот: редакция, как бы в пику указаниям ЦК, поместила уже после предупреждения ЦК такую заметку, которая не может быть квалифицирована иначе, как попытка ввести читателей в заблуждение на счет действительной позиции ЦК. А ведь «Большевик» является органом ЦК. Я думаю, что пришла пора положить конец такому положению» [76].

С.В. Четко, автор, на мой взгляд, самой взвешенной и самой беспристрастной книги на эту тему, считает, что «образование СССР явилось наиболее вероятным в тех условиях решением проблемы обустройства постреволюционной России» [22, с. 93].

С конца XIX в. идеи политической автономии выдвигали организации поляков, украинцев, белорусов и литовцев. В среде интеллигенции мусульманских народов до 1917 г. идея борьбы за национальную независимость сформировалась только в Азербайджане. Февраль 1917 г. резко изменил ситуацию.

И.К. Лавровский замечает, сравнивая две войны с Германией с промежутком всего в 27 лет: «Удар [Германии] в 1941-м был в десятки раз сильнее удара 1914 года. И тем не менее наша страна выстояла и победила — нет, не только Германию, всю Европу! Новая система лояльностей оказалась сильнее прежней. Цель была достигнута» [80].

Даже З. Бжезинский, обсуждая варианты развития СССР в 30-е годы, признает «изумительные достижения сталинизма» и приходит к выводу, что единственной альтернативой ему мог быть только шовинистический диктаторский режим с агрессивными устремлениями (см. [53]).

Как ни странно, сегодня тип советского государства представляют как нечто удивительное именно исходя из «правильных» моделей западных государств. В. Соловей пишет, поигрывая словами: «Эта «неведома зверушка», Советский Союз, оказался принципиально новым в истории продуктом человеческого творчества, не вписывающимся в дихотомию: досовременная (в смысле историко-логически принадлежащая предмодерну) империя — современное национальное государство» [46, с. 156]. Неужели он всерьез думает, что дихотомия именно такова?

Никаких дебатов о национально-государственном устройстве в «гуще народов» не велось, ибо все народы, собравшиеся в СССР, находились на донациональной стадии их общественного развития и сама проблематика национального в массовом сознании отсутствовала. Вопрос решался в узком слое политизированных элит. Точно так же «национальная политика» царизма (т.н. «русификация» Украины) не касалась народного быта, а происходила лишь в среде элиты, притом в ничтожных масштабах.

Я, например, считаю, что это было вполне возможно сделать сразу после Великой Отечественной войны, в момент общего радостного единодушия и сплоченности, при наличии единой армии победителей. Но, скорее всего, тогда об опасности антисоюзного заговора всех национальных элит никто и не думал.

Впрочем, как рассказал А. Вольский (бывший президент Российского союза промышленников и предпринимателей), в 1983 году Ю.В. Андропов предлагал постепенно перейти к новому административно-территориальному делению страны, а для начала разделить Советский Союз на 20 экономических зон. Он говорил, что разделение по национальному признаку следует считать слишком вредным. («Деловая пресса», 12.10.2000). Но было уже поздно — наготове были собраны силы, чтобы разделить Советский Союз по-иному.