Джон Бэррон - КГБ сегодня. Невидимые щупальца.
Впрочем, к сенсациям постепенно привыкаешь, и, когда первый пыл миновал и острота восприятия подобных сообщений притупилась, Левченко начал замечать многие куда менее эффектные реалии и болезненно реагировать на них.
Он с ужасом начал сознавать, что, связав свою судьбу с КГБ, он внедрился в самую сердцевину советской системы. Здесь существовало нечто вроде языческого культа или своего рода религии, приверженцы которой не имеют права на отступничество. Единственная уважительная причина для отступничества — смерть. Но пока есть силы, каждый посвященный в этот культ должен стоять на страже его и в то же время работать подобно ведущим шестеренкам в машине. Но их удалят и заменят другими, как только они будут сочтены устаревшими, износившимися или, может быть, просто по той причине, что пришли в негодность какие-то другие части той же машины. Более того: КГБ может уволить сотрудника, опозорить, ввергнуть в нищету и поставить вне закона в любой момент и безо всяких на то причин.
Левченко был поражен судьбой участников многих возвышенных и героических историй, о которых им рассказывали в разведшколе. Он узнал, например, что японка, вдова Рихарда Зорге, а также все родные помощников Зорге, казненных японцами, влачили жалкое существование и умерли в крайней нищете, оказавшись без поддержки тех, кому они служили, брошенные ими на произвол судьбы.
Полковник Рудольф Абель годами жил в трущобах Нью-Йорка, руководя тайной сетью советской агентуры в США. Арестованный после того как его заместитель сдался американским властям, он стойко держался на следствии, и ФБР не удалось ничего узнать от него. В 1962 году американцы передали его Советам, обменяв на пилота разведывательного самолета «У-2» Пауэрса. КГБ предложило ему дачу под Москвой, персональную машину с водителем и даже снабжало его, заядлого курильщика, американскими сигаретами «Лаки Страйк», к которым он привык в Штатах, выкуривая по три пачки в день. Но поскольку Абель побывал в американской тюрьме, КГБ навсегда утратило к нему доверие и не могло допустить его к работе в «центре». Большую часть дня он просиживал в кафе рядом с площадью Дзержинского, куда постоянно заходили офицеры КГБ. Абель искал их общества, они были с ним вежливы, но держались отчужденно.
Другой заслуженный тайный агент КГБ, подполковник Молодой, возглавлял в свое время группу шпионов, специализировавшихся на краже секретных чертежей английских и американских атомных подлодок. После возвращения на родину КГБ относилось к нему с непонятной подозрительностью, и он не смог получить никакой сколько-нибудь ответственной работы. Молодой затосковал, запил и в возрасте 47-ми лет умер от инсульта.
После того как в США бежал подполковник Юрий Иванович Носенко (дело происходило в 1964 году), из КГБ было уволено около полусотни офицеров, по большей части полковники и подполковники. Одного из них выгнали за то, что он вовремя не доложил о «признаках начавшегося разложения» Носенко, то есть о том, что последний иногда позволял себе переспать со своей секретаршей. Остальные были уволены в основном потому, что они были знакомы с Носенко, хотя у многих это знакомство было чисто шапочным.
В 1971 году перебежал к англичанам гебистский диверсант, капитан Олег Лялин. Это вызвало подобную же расправу со множеством не причастных к его побегу офицеров Пятого отдела КГБ. Больше всех не повезло тому офицеру, которого меньше, чем других, можно было в чем-то обвинить. За некоторое время до побега Лялина он был направлен в Англию с заданием проверить имевшиеся сведения, будто Лялин ведет аморальный образ жизни, пьянствует и волочится за женщинами. По возвращении офицер сообщил, что эти сведения верны. КГБ положило его рапорт под сукно и, более того, осудило его за «очернение» коллеги. Когда же в КГБ узнали, что Лялин сделался британским агентом задолго до своего побега, тот же офицер был уволен в отставку. Оказывается, он должным образом не настоял перед начальством на верности своих выводов и на необходимости отзыва Лялина из Англии.
Станислав с отвращением убеждался, что, служа в КГБ, вообще не обязательно быть честным и нравственным человеком. Один из его однокашников по разведшколе, известный там как Александр Шибаев, оказался Шишаевым, сыном начальника управления цветоводства при Моссовете. По окончании разведшколы Александр Шишаев был направлен на работу в японский отдел, и Левченко вскоре понял, как оказался в КГБ этот безнадежный тупица.
В Первом главном управлении офицеры умирали часто, в относительно молодом возрасте и, как правило, неожиданно; некоторых хватал удар прямо за рабочим столом, в их кабинете, или же в коридорах «центра». Причинами этих инсультов и инфарктов были постоянная перегрузка по службе и эмоциональные стрессы. Но как бы там ни было Первое главное управление постоянно испытывало нужду в цветах, и на протяжении ряда лет их поставлял Шишаев-старший, притом бесплатно, даже зимой, когда цветы можно было достать, помимо него, разве что на рынке, и стоили они там бешеных денег. КГБ отблагодарил своего поставщика, обеспечив покровительство и карьеру его сыну.
Как-то утром — дело было в 1973 году — Левченко услышал громкий крик полковника Калягина, начальника Седьмого отдела. Полковник кричал: «Пронников уговорил Исиду подарить Брежневу машину! Там во дворе ее сейчас проверяют. Спустись, погляди, чтоб наши ублюдки ее не раскулачили!»
Подполковник Владимир Пронников, начальник одной из оперативных групп токийской резидентуры, незадолго до того получил орден Красного знамени за успешную вербовку Хирохиде Исиды — бывшего министра труда. Исида оставался депутатом японского парламента и был видной фигурой правящей Либерально-демократической партии. В своих собственных интересах Пронников представил Исиду своему начальству как важнейшего потенциального проводника советского влияния в Японии, так что Советы всячески старались поднять его престиж. Советские руководители, в том числе тогдашний nредседатель Совета министров Косыгин, лично приветствовал его по прибытии в Москву, а к окончанию его визита приурочили такой жест: распорядились от пустить японских рыбаков, беззастенчиво задержанных в открытом море под предлогом, что они оказались в территориальных водах СССР.
В распространенной токийской газете «Асахи Симбун связи с этим появилось такое сообщение ее московского корреспондента, датированное 4 сентября 1973 года: «Советский Союз объявил сегодня, что он немедленно освободит всех 49 японских рыбаков, задержанных по обвинению в нарушении границы советских территориальных вод. Это заявление было сделано председателем Президиума Верховного совета во время встречи с Хирохиде Исидой, главой делегации японских парламентариев, находящейся в СССР с дружеским визитом». Получалось, что именно Исида сумел добиться освобождения злосчастных пленников. Не отдавая себе отчета в том, что Советский Союз хоть завтра может нахватать сколько угодно свежих заложников (все под тем же предлогом «нарушения границы территориальных вод»), японская общественность восприняла этот факт как свидетельство авторитета, коим пользуется Исида у кремлевской верхушки, и как доказательство той истины, что если хорошо относиться к Советам, то они обязательно «отвечают взаимностью».
Автомобиль, доставленный Исидой в Москву, представлял собой огромный лимузин марки «Ниссан», темно-красного цвета, изнутри весь кожаный и оборудованный новейшими достижениями автомобильной техники. Когда Левченко спустился во внутренний двор, чины из Управления охраны, отвечающего за безопасность советских лидеров, ощупывали и обнюхивали машину со всех сторон в поисках подслушивающих устройств, и его присутствие было явно излишним. Но приказ есть приказ, и он находился рядом, пока они не вывели ее со двора.
Левченко было известно, что КГБ периодически перекачивает в Японию через посредство Исиды миллионы иен, как бы для возглавляемой им «Парламентской ассоциации японо-советской дружбы». При этом знаменательно, что КГБ не требовал от своего агента Исиды отчета, на что израсходованы эти деньги. Очевидно, он приобрел эту дорогую машину по рекомендации Пронникова, знавшего, что Брежнев крайне неравнодушен к роскошным автомобилям заграничных марок, и Левченко подозревал, что она куплена на деньги КГБ. Брежневу, конечно, доложат, что это Пронников сумел подцепить на крючок японского деятеля — столь богатого и влиятельного, что ему ничего не стоит преподнести советскому боссу такую роскошную машину. «Словом, и здесь все тот же беспредельный цинизм», — в который раз подумал Левченко.
Если бы виновниками таких порядков в КГБ были отдельные лица, Левченко страдал бы меньше. Но дело было не в отдельных лицах. Большинство его знакомых и приятелей по новой работе казались честными и порядочными лишь до поры до времени — «пока позволяли обстоятельства». Левченко понимал, что все они — пленники как бы некоего культа, держащегося на жестокости, несправедливости, продажности и предательстве. Некоторые из них, достаточно для этого сильные, сумели выжить в джунглях КГБ, не принимая закона джунглей, другим это не удалось.
