Евгений Магда - Гибридная война. Выжить и победить
Используя свое практически монопольное положение на энергетическом рынке Европы, Россия пытается спровоцировать конкуренцию между крупными европейскими странами за привилегию иметь особые отношения с Москвой в энергетической сфере. Фактически Москва шантажирует страны ЕС угрозой создания дефицита энергоресурсов в Европе путем перенаправления ее значительных объемов в Китай, Индию и страны АТР (Азиатско-Тихоокеанского региона).
В своей политике «энергетического завоевания Европы» Россия традиционно делала ставку на особые отношения с Германией, пытаясь создать энергетический альянс между двумя странами. Для реализации этой идеи в ход были пущены всевозможные средства. Так, во время своего визита в Германию в середине октября 2006 года Путин гарантировал Германии поставки энергоносителей на многие десятилетия вперед[123]. В результате началось строительство «Северного потока», газ по которому поставляется в обход привычных транзитных маршрутов. При этом Россия готова предоставить широкие возможности для немецких инвестиций в российскую промышленность в обмен на предоставление России возможности войти в капитал немецких электрогенерирующих и авиастроительных компаний. Однако Владимиру Путину не удалось договориться с Ангелой Меркель о создании российско-германского энергетического альянса и преодолеть сопротивление Евросоюза проникновению «Газпрома» на внутренние рынки европейских стран. Ставка на создание оси «Берлин — Москва» и шесть встреч Путина и Меркель в течение 2006 года, плюс седьмая в Сочи 2 января 2007 года, не позволили решить эту проблему. ФРГ отдала предпочтение более прогнозируемому союзу с Францией.
В своем резонансном выступлении на Мюнхенской конференции по проблемам безопасности 10 февраля 2007 года Владимир Путин еще раз подтвердил, что Россия не намерена ратифицировать Энергетическую хартию. ЕС последовательно принимает срочные меры для минимизации статуса России как монопольного поставщика энергоносителей в Европу[124].
Необходимое отступление. Если раньше энергетическая политика и даже экспансия России в 2000-х годах ХХІ века определялась концепцией «энергетической сверхдержавы», то в начале 2010-х годов, в условиях усиления конкуренции, встал вопрос о сохранении рынков. Потому «Газпром» пошел на уступки и снизил цену практически всем своим потребителям, за исключением Украины.
Они сражались за энергоресурсы
Конфликтный потенциал энергетических взаимоотношений Украины и России восходит к началу ХХ века. Отметим интересную тенденцию. Если в XIX веке и на протяжении более чем половины ХХ века именно Россия (сначала империя, а затем советское государство) была заинтересована в украинских энергоносителях (угле и природном газе с месторождений на Востоке Украины), то во второй половине ХХ — в начале XXI веков ситуация изменилась.
В конце XIX — начале ХХ века горнопромышленный Юг Украины имел статус главного металлургического и угледобывающего центра Российской империи.
По состоянию на 1917 год на долю Донбасса приходилось 87 % общероссийской добычи угля. И этот факт наложил отпечаток на отношение большевиков к украинской независимости. Тогда Григорий Пятаков отмечал на общем собрании киевской организации большевиков в начале июня 1917 года: «Россия без украинской сахарной промышленности не может существовать, то же можно сказать об угле, хлебе»[125]. Пока Украинская Центральная Рада занималась культурно-просветительскими делами и не мешала выкачивать свои ресурсы, Совнарком был снисходителен к ней. Как только стали понятными и очевидными попытки украинского правительства добиться экономической самостоятельности, сразу же появился «Манифест к украинскому правительству с ультимативными требованиями к Украинской Раде» от 17 (4) декабря 1917 года [126].
Осенью 1917 года Донбасс оказался в эпицентре вооруженной борьбы. С одной стороны, III Универсалом Центральной Рады Донецкий бассейн был включен в территории УНР. С другой стороны — на территории Войска Донского возник политический режим генерала Каледина, который стремился распространить свой контроль на всю территорию Донбасса, что проявилось в разгроме ряда местных Советов. Однако большевикам удалось не только остановить наступление Каледина, но и полностью установить свой контроль в Донецком регионе.
Донбасс и его уголь были ключевыми ресурсами для советской власти. В постановлении ЦК РКП(б) от 8 апреля 1919 отмечалось, что «наиболее насущной задачей на Украине является максимальное использование топлива, металла, имеющихся заводов и мастерских, а также запасов продовольствия»[127].
Но наиболее ярко о желании большевиков установить контроль над энергетическими ресурсами Украины свидетельствует опыт создания Донецко-Криворожской Советской Республики. Донецко-Криворожская Советская Республика с центром в Харькове должна была объединить в своем составе Донецкий угольный и Криворожский железорудный бассейны. В ноябре 1917 по инициативе Федора Сергеева (Артема) областным исполкомом Советов было принято решение о преобразовании Донецко-Криворожского бассейна в самостоятельную административно-территориальную единицу, которая должна войти в состав Советской России. Первый Всеукраинский съезд Советов 24–25 (11–12) декабря 1917 года принял резолюцию «О Донецко-Криворожском бассейне», где осуждались действия Украинской Центральной Рады и Донского правительства генерала Александра Каледина, приведшие к расколу Донбасса, и заявлялось о необходимости обновления единства Донецко-Криворожского региона в составе Советской России. 4-й областной съезд Советов Донкривбасса 9-12 февраля (27–30 января) 1918 года решил создать на принципах экономического суверенитета республику [128].
В течение короткого срока это правительство приняло ряд постановлений, которые предусматривали национализацию угольной промышленности, муниципализацию больших домов в городах, рабочий контроль над производством, формирование военных отрядов из рабочих и ряд других мероприятий. Однако Донецко-Криворожское государственное образование оказалось искусственным и просуществовало около трех месяцев. На Втором съезде
Советов 17–19 марта 1918 года в Екатеринославе было юридически оформлено вхождение Донецко-Криворожской Советской Республики в состав советской УНР[129].
Не только большевики стремились контролировать Донбасс в качестве энергетической базы. Деникин после обретения контроля над регионом летом 1919 года максимально пытался использовать его производственные мощности. За годы революционных потрясений горнопромышленники частями распродавали свои предприятия, оборудование воровали и рабочие, и мародеры. Деникин пытался с помощью займов поощрить предпринимателей к восстановлению производства и исправить положение, но желаемого результата это не принесло.
Осенью-зимой 1919 года Донбасс был занят большевиками, которые сразу начали национализацию. 5 февраля 1919 года Совнарком УССР, согласовав вопрос с ВУЦИК (Всеукраинский Центральный Исполнительный Комитет) и СНК (Совет Народных Комиссаров) РСФСР, издал декрет «О Донецкой губернии», в соответствии с которым решено в связи с особым значением Донбасса как главной топливной базы республики и его исключительной ролью для успешного окончания гражданской войны, создать временную административную единицу из двух уездов Екате-ринославской губернии: Бахмутского и Славяносербского с центром в городе Луганске [130]. Уже в начале 1920-х годов промышленные предприятия национализировали и передали в управление ВСНХ Советской России.
Для советской власти стратегической целью была модернизация промышленности, которая означала рост социальной базы большевиков — пролетариата. В планах советской форсированной индустриализации Донбассу отводилась роль одной из ведущих экономических баз. Исходя из этого, государство выделяло значительные средства на его восстановление и развитие — почти четверть общегосударственных инвестиций в промышленность. Чрезмерная централизация, планово-директивная система управления народным хозяйством, «внеэкономический», в современном понимании, характер хозяйственных приоритетов ориентация на экстенсивное, а не интенсивное развитие, обернулись ускоренным наращиванием объемов добычи угля — главного для того времени энергоносителя. Украинские территории обеспечивали львиную долю угольной добычи как Российской империи, так и СССР. И хотя доля угля как одного из основных энергоносителей на протяжении ХХ века падала, на угольной промышленности Украины это не сказывалось. Никто так и не решился ликвидировать дотационную отрасль, как это сделала Маргарет Тэтчер в свое время в Англии. Угольная промышленность Донбасса обеспечивала существование социальной опоры советской власти — пролетариата. Искусственная поддержка угольной отрасли в советское время обернулась рядом экономических, экологических, социокультурных проблем для независимой Украины, которая стала заложницей собственного индустриально-аграрного статуса экономики.
