Юрий Жуков - Алекс и другие (полемические заметки о мире насилия)
Расправившись с Шарон Тейт и ее друзьями, «каратели» вернулись домой. Впоследствии на суде Линда Казабьян, которая в момент убийства «стояла на стреме» у входа в виллу и не видела всех деталей бойни, рассказывала:
— Когда все было кончено и мы возвращались на машине в наше ранчо, Текс и Пат жаловались, что эти свиньи, защищаясь, чуть не вырвали у них волосы. Сюзанна сказала, что ее сильно ударили,
Пат говорила, что у нее болит кисть руки: когда бьешь ножом и попадаешь в кость, то сильно отдает в руку.
— А что было, когда вы вернулись на ранчо? — спросил судья.
— Чарли спросил, не испытываем ли мы угрызений совести. Мы ответили, что нет.
— А потом?
— Потом мы легли спать…
Назавтра была снаряжена вторая «карательная экспедиция». Ее возглавил сам Мэнсон. К экспедиции присоединилась Лесли Ван Гутен. Жертв выбрали случайных — просто виллу Ла Бианки было легче атаковать, чем другие. Мэнсон связал чету Ла Бианки и приказал Тексу, Кренвинкель и Ван Гутен исполосовать их ножами, что они и сделали…
Судебный процесс над Мэнсоном и его соучастниками начался в июне 1970 года и длился девять с половиной месяцев. Как многие судебные процессы в Соединенных Штатах, он выглядел странно и порою нелепо: поражало какое-то удивительное бессилие правосудия над бандой убийц, резко контрастирующее с необычной твердостью и беспощадностью, с которыми там расправляются с прогрессивными деятелями.
Подсудимые выглядели весело и беззаботно; необычайная шумиха, поднятая вокруг них, сделала их знаменитостями, и эти подонки начали важничать. Пока шло предварительное следствие, — а оно длилось полгода! — Мэнсон раздавал интервью газетчикам и… торговал своими бездарными песенками. Если раньше они никому не были нужны, то теперь пластинки с их записью шли нарасхват: еще бы, ведь эти песенки были сочинены и исполнены тем самым «Иисусом-сатаной», которого так часто показывали по телевидению и о котором постоянно писали газеты!
Сюзанна Аткинс стала богатой женщиной: она продала свои «мемуары» об убийстве Шарон Тейт за полмиллиона долларов. Ловкие литераторы записали ее откровения на магнитофон, превратили их в книгу, и книга стала бестселлером. Аткинс не лезла за словом в карман, и она знала, чем можно потрясти воображение американца.
Пока Линда стерегла у входа, Текс орудовал ножом, — рассказывала она. — Текс кричал: «Я дьявол! Я дьявол! Вы все сейчас подохнете!» Когда он полосовал ножом Тейт, я и Кренвинкель держали ее за руки. Когда все было кончено, я обмакнула полотенце в кровь Шарон Тейт и написала им на стене: «Свиньи!»
У нас были еще большие планы, которые мы не успели осуществить. Мэнсон решил, что мы должны еще казнить Лиз Тейлор, Ричарда Бартона, Франка Синатру…
Линда Казабьян тем временем успела родить в тюрьме ребенка от неизвестного отца и тоже начала диктовать свои «мемуары». Ван Гутен и Кренвинкель посвятили свои досуги обновлению гардероба, чтобы появиться на суде во всем блеске самых модных нарядов. Что же касается главного исполнителя дьявольских проектов Мэнсона — Чарльза Уотсона, пресловутого Текса, то он, когда ему предъявили обвинение, счел за благо ретироваться в родной Техас, и все мольбы властей Калифорнии выдать его хладнокровно отклонялись. На всякий случай техасские власти посадили Текса в тюрьму, ему дали уютную камеру с телевизором, но отдать его калифорнийцам отказывались. Его отец, бакалейщик, раздавал направо и налево интервью, доказывая, что Текс — милый мальчик. Тяжба Калифорнии с Техасом затянулась, и когда процесс в Лос-Анджелесе наконец открылся, Чарльз Уотсон наблюдал за его ходом из своей уютной тюремной камеры по телевидению…
После долгих процедурных перипетий (41 день был затрачен лишь на формирование коллегии присяжных!) суд наконец приступил к рассмотрению существа дела. Шел к концу июль 1970 года. В Лос-Анджелесе стояли жаркие дни. Число преступлений все умножалось. В ту неделю, когда суд приступил к работе, в пригороде Санта-Анна были кем-то зверски убиты пятеро парней, в том числе трое подростков; на Парадайз роуд (Дорога в рай) трое подростков в масках убили бизнесмена; тридцатичетырехлетний Клиф Меткалф застрелил на улице свою жену и двух двоюродных сестер. В городском морге лежали неопознанные трупы пятнадцати подростков, которыми никто не интересовался.
Согласно американской судебной процедуре всех двенадцать присяжных заперли на все время процесса в гостинице «Амбассадор» (кстати, в той самой, где был убит кандидат в президенты США Роберт Кеннеди, брат президента Джона Кеннеди, которого застрелили в Техасе). Им было запрещено читать газеты и смотреть телепередачи, дабы не подвергнуться какому-либо пристрастному влиянию.
Ну, а что же сам судебный процесс? Увы, он быстро превратился в весьма странное зрелище. Началось с того, что Сюзанна Аткинс, заработавшая огромное состояние на разоблачениях, вдруг отреклась от своих показаний, вынуждая суд начать следствие с нуля. Тогда судебные власти за кулисами процесса предложили сделку (a deal) Линде Казабьян: если она согласится вместо Аткинс стать свидетелем обвинения, ей не придется сидеть на скамье подсудимых. Ей было обещано снисхождение. «В самом деле, — говорили ей, — ведь ты никого не зарезала, а только стояла на стреме. Расскажи о том, что ты видела, и все будет о’кей».
Линда Казабьян не заставила себя уговаривать, тем более что и ей был обещан высокий гонорар за ее «мемуары». В конце концов, чем она хуже Сюзанны Аткинс? И ее пересадили со скамьи подсудимых на скамью свидетелей. Она дала все необходимые показания и получила за свои «мемуары», как писал журнал «Пари-матч» 31 октября 1970 года, миллион долларов.
Судебное разбирательство проходило в американском стиле, оно изобиловало неожиданными поворотами, скандалами, инцидентами. Мэнсон грубо издевался над судьей, грозил свидетелям обвинения. «Вас зарежут!» — кричал он им, и они робели; ведь в это самое время на улице перед зданием суда «ученики Иисуса-сатаны» устраивали демонстрации в его поддержку, требуя освобождения «учителя».
В один из таких дней Мэнсон предпринял психическую атаку против присяжных. «Во имя христианского правосудия вам надо всем отрубить головы!» — заорал он и, схватив остро заточенный карандаш, словно кинжал, ловко перепрыгнул барьер и устремился к ним. Стражники его схватили, и слушание дела возобновилось. Назавтра Мэнсон заявил, что он больше не желает присутствовать на суде. «Поставь-те здесь вместо меня мой портрет и делайте, что хотите», — сказал он. И в течение двух недель Мэнсон и его соучастники сидели в соседней комнате, куда по радио передавался ход процесса. Потом одиночество им наскучило, и они вернулись на некоторое время на скамью подсудимых.
21 ноября 1971 года Мэнсон вдруг заявил, что он желает говорить. Судья немедленно дал ему слово, и он, рисуясь и играя в народного трибуна, произнес трескучую двухчасовую речь, излагая свои «идеи» о человеке, о боге, об обществе и о своем «племени». Надо сказать, что некоторые из его стрел попадали в цель. Судьи и присяжные ежились, когда этот бандит говорил:
— Мое племя — это люди из вашего общества, — вы их выбросили, а я подобрал. Это вы народили своих детей. Это вы сделали из них то, чем они стали… Вам давно пора оглянуться на самих себя. Вы живете лишь ради денег. Но ваш конец близок. Вы сами убиваете себя… Если бы я захотел, я смог бы убить любого из вас. Если это вина, то я виновен… Я король в моем королевстве, даже если это — королевство помойных ям… Отпустите меня вместе с моими детьми в пустыню. Тюрьмы и пустыню я предпочитаю вашему обществу…
Так шел месяц за месяцем. За это время один судья был дисквалифицирован, прокурор был заменен, Мэнсон шесть раз менял адвокатов, хотя каждый из них буквально из кожи лез вон, чтобы выгородить убийц. Было заслушано уже 84 свидетеля обвинения, вина преступников была полностью доказана, все улики были собраны, и прокурор перед новым, 1971 годом в течение четырех дней суммировал итог следствия, зафиксированного на 18 000 страницах протокола. И все же очередной адвокат Фитцжеральд после этого спокойно заявил, что «прокурор ничего не доказал», что «ни одному из свидетелей нельзя верить» и что если суд вынесет обвинительный приговор, то он его немедленно обжалует.
В январе 1971 года присяжные удалились на совещание. Оно длилось несколько дней, и 26 января судебное заседание возобновилось. Газеты воспроизвели следующий стенографический текст:
«Судья Олдер: Члены жюри, вынесли ли вы свое суждение?
Герман Тюбак (от имени присяжных): Да, ваша честь!
Судья Олдер: Да будет оглашен документ!
Секретарь суда (читает): Чарльз Мэнсон виновен. Сюзанна Аткинс виновна. Патриция Кренвинкель виновна. Лесли Ван Гутен виновна.
Чарльз Мэнсон (обращаясь к присяжным): Вы все виновны! (обращаясь к судье): Ты не выживешь, старикашка!
