Виктор Кожемяко - Политические убийства. Жертвы и заказчики
Нет, конечно же, в истории великой войны, в том числе и связанной с Николаем Кузнецовым, еще немало белых пятен. И тут в поисках истины слово – за честными историками и архивистами. Но ведь мы-то видим совсем другое. Все интенсивнее идет настоящий отстрел наших героев, дабы не осталось никакого святого примера для молодого поколения. Например, «Правда» защищала Зою Космодемьянскую, добившись судебно-медицинской экспертизы, которая окончательно и твердо установила: Зоя есть Зоя. Защищала наша газета от черных наветов и Олега Кошевого. Теперь – Николай Кузнецов. Кто же следующий?
Словно гнусы, слетаются на яркий свет героизма всяческие гробокопатели и осквернители могил. Бесчинствуют в своем святотатстве. Предают издевательству честь и славу нашу. Позор вам и презрение во веки веков!
В петле безысходности
Старый житель Тамбова прислал мне газетную вырезку, где тревожно, будто знак беды, нервной кроваво-красной линией был обведен заголовок: «Безработная покончила с собой». А дальше – краткий информационный текст: «Узнав о том, что стала безработной, покончила с собой 38-летняя работница завода «Тамбоваппарат». Жертва наступающего рынка приняла страшное решение, несмотря на то, что у нее были малолетний ребенок и старушка мать».
Помнится, как нечто далекое, почти потустороннее воспринималось нами в советское время само слово «безработица». Это где-то там, у них. И трагедии, связанные со столь непонятным явлением, – тоже там. Читали, конечно, Маяковского про Бруклинский мост: «Отсюда безработные в Гудзон кидались вниз головой». У них, в Америке! А вот теперь – здесь… Дожили. Сподобились. Дождались.
…Галина, сославшись на то, что болит голова, осталась дома, когда ее мать, прихватив внука, поехала на выходные в деревню. Впрочем, мать и сама видела: с дочерью неладно. Плохо ей. Плохо с тех пор, как известили о предстоящем увольнении. Ходила вместе с внуком в отдел кадров просить за нее, чтоб оставили. Невыносимо было видеть, как мучается. Пыталась успокоить: «Да проживем как-нибудь».
И вот, вернувшись вечером в воскресенье, они застали калитку своего маленького дома запертой. Внук полез через забор, чтобы открыть. Но вдруг раздался его отчаянный крик:
– Мама повесилась!
В этом доме и в конструкторском отделе, где работала Галина, я побывал уже изрядное время спустя после трагедии. Однако след ее, память о ней, кажется, витали в воздухе. Я уж не говорю про осиротевшую семью, где бабушка, отправив внука в дальнюю комнату, сперва тяжко молчала, а затем не могла сдержать бурных рыданий. На работе тоже многие опускали головы и замолкали, едва разговор заходил на эту тему, а некоторые смахивали слезы с глаз.
– Жалко, очень жалко Галю, – говорила, например, инженер-конструктор Вера Брагина, проработавшая рядом с ней тринадцать лет.
Это ей, Вере, первой позвонила наутро мама Галины – сказать, что дочери нет больше. Вера собирала и деньги среди коллег, чтобы принять участие в помощи семье. Все откликнулись, все сочувствовали. Много доброго и хорошего услышал я здесь о Гале.
Но… один голос в том самом конструкторском отделе прозвучал вроде бы диссонансом по отношению к другим. Нет, инженер Николай Рязанов тоже сожалел о случившемся. Однако он вдруг резко, даже грубо спросил меня:
– А зачем вы приехали-то? Коллектив обвинить? Так мы ни в чем не виноваты. Администрацию, директора? Тоже их вины нет. Ситуация такая в обществе создана, положение у нас в стране теперь такое!
И, знаете, пройдя по многим инстанциям и ступеням заводской, городской, областной жизни, поговорив здесь со многими людьми, вспомнив многое, с чем сталкивался ранее, я с этим инженером согласился.
* * *
Коллектив… Ну в чем его можно обвинить? Они рассказывали, как потрясло Галину извещение о ее предстоящем сокращении. Пришла в отдел, села, словно окаменевшая. А щеки пунцовые, огнем горят. И, разыскав телефонный справочник, стала названивать чуть не подряд по всем номерам: «Вам не нужны работницы?» Всюду отвечали: «Нет». Подруги по отделу искренне ее тогда уговаривали: «Не торопись, что-нибудь найдется». Правда, ходатайствовать за нее к начальству никто не пошел – признавались, что каждый думал о себе: «Ведь если не ее, то меня…» Согласитесь, это для нашей общественной психологии уже нечто новое.
Администрация, директор… О, директор «Тамбоваппарата» Василий Михайлович Инин, как и большинство других хозяйственников области, изо всех сил старается, чтобы в создавшейся кризисной обстановке максимально сохранить заводской коллектив. Любой ценой. Как-то перебиться, пережить нелегкое время. Вот и на этот раз планировалось сократить 280 человек, а удалось ограничиться 83. Правда, про Галину зам. директора по кадрам В. Павлов заявил мне: «Она же больная, сумасшедшая. О чем говорить? Другой бы в петлю не полез, нашел бы себе работу. Нынче только ленивый да больной не работают».
Так ли на самом деле? В Тамбовской области, да и в других местах, изучая эту проблему, я убедился: далеко не так. В Тамбове за 1992 год, о котором идет речь, только число официальных, то есть зарегистрированных, безработных возросло с 58 до 3790 человек – в 65 раз! В области – с 284 до 6100. В России, по самым минимальным данным, больше миллиона человек сейчас ищут работу. Что же, все они ленивые или больные? После исследования обстановки в Тамбове скажу твердо: нет!
Угодничающие перед властями издания стараются всячески преуменьшить масштабы бедствия. Дескать, что там один-полтора процента безработных от числа трудоспособных! Благополучный показатель даже для высокоразвитых стран. Вон в США уровень безработицы – 7,5 процента, в Германии – 4,5, во Франции – 10,3, Великобритании – 10,1. Чуть ли не торжествуя, сообщают: даже в Швеции, где долгое время этот показатель составлял полтора – два с половиной процента, он приблизился сейчас к десяти.
Только, увы, что-то мало все это утешает. Во-первых, мы знаем: материальное положение безработного в тех странах все же существенно отличается от нашего. Средний размер пособия у нас в 1000 рублей при бессовестно заниженной официальной средней стоимости набора основных продуктов питания в 3200 – 3500 рэ о чем-то говорит.
Во-вторых, безработица нарастает в России обвальными темпами. По прогнозам специалистов, в нынешнем году она может достигнуть уже 6 – 8 миллионов. Вполне вероятно ее увеличение за столь короткий срок до десяти процентов, а потом и еще более. Ведь на биржи труда обращается все больше и больше людей – ежемесячно уже свыше двухсот тысяч; около ста тысяч молодых специалистов, окончивших дневные отделения вузов, остались нетрудоустроенными. Более трети!
Ну а еще. Давайте все-таки трезво взглянем и отдадим себе отчет: чем в основном порождена обвальная безработица в России и других республиках бывшего Советского Союза? Нет, конечно же, не рационализацией производства, даже не конверсией, к которой тоже, разумно-то подходя, надо было бы серьезно готовиться. Обвал рухнул на головы людей вслед за бездумным прыжком в капитализм, а больше всего – за безудержным разрывом устойчивых связей, сложившихся между республиками и одним коварным ударом разрубленных в роковой Беловежской Пуще.
Так что спасибо, господин Ельцин и компания! Вас не волнует, не тревожит, что где-то в Тамбове молодая мать, оставив сиротой маленького сына, покончила с собой? Вы спите спокойно? Вы даже с удовлетворением отмечаете в своем Новогоднем обращении к народу, что злокозненное обещание наплыва многих миллионов безработных за год пока не сбылось. Один миллион вас не огорчает. Подумаешь, миллион… А ведь это миллион человек, миллион индивидуальных судеб. Великий поэт, разумеется, лишь в полемическом запале мог сказать, будто единица – вздор, единица – ноль. Единица – это очень много, если речь идет о человеке. Живом человеке, который становится вдруг мертвым…
А наше затравленное, разоренное общество позволяет нынешним правителям издеваться над собой. Всем все сходит с рук, в крайнем случае, кто-то уйдет в отставку, сохранив, правда, свои привилегии. «Неудачник» же пусть плачет или даже прощается с жизнью.
Вот оно, реальное испытание гуманизма, который ваша власть неустанно провозглашает и которому интеллигенция (цвет нации!) традиционно присягает. Испытание на излом.
Ладно, с властью-то все более-менее ясно. Ее всегдашний удел – защищать и выгораживать себя, заботой о человеке оправдывая любую, хоть бы самую разбойничью, свою бесчеловечность. Но мне стыдно и больно, что не только кадровик на «Тамбоваппарате», которого к интеллигенции я ни за что не причислю, но и люди вроде бы действительно интеллигентные вдруг с абсолютным равнодушием, мало того – с каким-то циничным, до садизма, бездушием говорили и говорят о трагедиях, подобных тамбовской. Стоит ли, мол, нагнетать и обострять, очернять и дискредитировать? Зачем обобщать единичные факты?.. Какая знакомая старая песня! И поют ее, вслед за властью, некоторые благоденствующие пока ин-тел-ли-ген-ты, начисто забывая об истинной гуманности, которая неотделима от сострадания и милосердия.