Иван Майский - Кто помогал Гитлеру. Из воспоминаний советского посла
Когда 28 сентября я сел на свое место в парламентской галерее для послов, Чемберлен, весь какой-то встрепанный и возбужденный, стоял перед правительственной скамьей и нервно махал правой рукой, показывая всем зажатый между пальцами листок белой бумаги. Это было письмо Гитлера, только что, во время заседания, полученное в ответ на слезницу Чемберлена о встрече четырех. Гитлер соглашался на такое совещание. Чемберлен не скрывал своего восторга. Огромное большинство консерваторов устроили ему настоящую овацию. Лейбористы и либералы были более сдержанны, но тоже не скрывали своей радости. В такой обстановке Чемберлен покинул здание парламента, чтобы сразу же начать свое паломничество в Мюнхен.
На меня вся эта сцена произвела самое гнетущее впечатление. Было такое ощущение, точно видишь, как тяжелый автомобиль, переполненный людьми, катится вниз по откосу к пропасти и ты ничего не можешь сделать, для того чтобы его удержать. Сойдя с галереи для послов в кулуары парламента, я столкнулся с одним Знакомым лейбористом, который, как я видел, аплодировал Чемберлену.
— Чего вы аплодировали? — спросил я его.
— Ну, как же, — откликнулся лейборист, — все-таки Чехословакия уцелеет, да и войны, пожалуй, не будет.
Я ответил:
— Не хочу быть Кассандрой, но попомните меня: Чехословакия погибла, а война стала неизбежной.
Лейборист с изумлением посмотрел на меня.
— Вы это серьезно? — спросил он в недоумении.
— Вполне серьезно… Поживем — увидите.
Дальнейшее известно. 29 и 30 сентября состоялось мюнхенское совещание. Гитлер вел себя крайне нагло. Муссолини его поддерживал. Чемберлен и Даладье извивались, как угри. В итоге за спиной Чехословакии было подписано мюнхенское соглашение, суть которого сводилась к следующему.
Судетская область передавалась Германии со всем находящимся там имуществом, а сверх того Чехословакия должна была удовлетворить территориальные требования к ней со стороны Польши и Венгрии. Остальная Чехословакия, беззащитная и униженная, должна была получить гарантию «большой четверки», гарантию, ценность, которой после всего случившегося была немногим выше нуля.
Для того чтобы хоть несколько ослабить гнетущее впечатление, которое на широкую английскую общественность должно было произвести мюнхенское предательство, Чемберлен уговорил Гитлера подписать вместе с ним бумажку о том, что отныне не должно быть войн между Англией и Германией Никчемную бумажку, годную, как показало дальнейшее, лишь для мусорной корзины!.. Этой бумажкой Чемберлен демонстративно размахивал по «возвращении из Мюнхена на лондонском аэродроме, громко провозглашая, что теперь обеспечен «мир в наше время»!..
Министр иностранных дел Галифакс не отставал от своего премьера. Германский посол в Англии Г. Дирксен, записывая свой разговор с ним от 9 августа 1939 г, между прочим, рассказывает:
«В дальнейшем ходе беседы лорд Галифакс сказал мне, что он хочет подробно изложить мне свои мысли и взгляды, которые у него сложились после Мюнхена… После Мюнхена он был убежден, что 50-летний мир во всем мире обеспечен приблизительно на следующей основе: Германия — господствующая держава на континенте с преимущественными правами на юго-востоке Европы, в особенности торгово-политического характера; Англия будет заниматься там торговлей только в скромных масштабах; Англия и Франция, защищенные в Западной Европе от конфликта с Германией двусторонними линиями укреплений, будут стремиться охранять оборонительными мерами свои владения и развивать их [естественные] ресурсы; дружба с Америкой; дружба с Португалией; Испания — пока еще неопределенный фактор, который во всяком случае должен по необходимости выпасть на ближайшие годы из всех комбинаций держав[22]; Россия, — расположенная в стороне, большая и трудно обозримая страна; стремление Англии обеспечить свой путь по Средиземному морю через Аден, Коломбо, Сингапур в доминионы и на Дальний Восток»[23].
Читая эти строки, трудно решить, чего здесь больше — империалистической злостности или феноменальной исторической слепоты. Ясно одно: Галифакс совершенно не понимал того, что происходит в мире. Как характерно, в часности, его замечание — «Россия, — расположенная в стороне, большая и трудно обозримая страна». Ничего более членораздельного Галифакс не нашелся сказать о народе, населяющем одну шестую мира и ставшем знаменосцем будущего человечества!
Реакция на мюнхенское соглашение в Англии была очень бурная. Широкие массы народа, лучше, чем Галифакс, разбиравшиеся в сути вещей, были возмущены предательством Чехословакии и встревожены все ближе нараставшей опасностью войны. Более дальновидные круги господствующего класса понимали, в какую пропасть тащит страну ее премьер-министр, и испытывали чувство глубокого унижения от той жалкой роли, которую он сыграл во всей этой трагической истории. Нашелся даже член самого правительства — морской министр Дафф Купер, который не мог снести происшедшего и 1 октября 1938 г. демонстративно вышел в отставку. Однако «кливденская клика» только плотнее сомкнула свои ряды и сделала попытку свалить ответственность за свое историческое преступление на плечи… Советского Союза! В свете всего рассказанного выше это может показаться фантастической нелепостью, и все-таки это было так.
11 октября 1938 г., через десять дней после мюнхенского предательства, один из членов правительства — лорд Винтертон произнес на публичном собрании большую речь, в которой объяснил неизбежность уступок Гитлеру со стороны англичан и французов… как бы вы думали, чем?…военной слабостью Советского Союза и его неспособностью и нежеланием ввиду этого выполнить свои обязательства по пакту взаимопомощи с Чехословакией.
Прочитав в газете о выступлении Винтертона, я был глубоко возмущен и сразу же попросил свидания с Галифаксом, заявив ему протест против клеветнических выдумок Винтертона. Одновременно я дал в печать сообщение от имени советского посольства, в котором говорилось:
«Заявление Винтертона совершенно извращает действительную позицию советского правительства в чехословацком вопросе. Позиция СССР в этом вопросе была четко и определенно, не оставляя места для каких-либо неясностей, сформулирована народным комиссаром иностранных дел М. М. Литвиновым в Женеве 21 сентября во время его выступления на пленуме Лиги наций. В своей речи Литвинов, резюмируя свою беседу с французским поверенным в делах в Москве 2 сентября 1938 года, сказал, что СССР намерен выполнить все обязательства, вытекающие из советско-чехословацкого пакта, и совместно с Францией оказать Чехословакии необходимую помощь всеми доступными путями.
Литвинов добавил далее, что военное ведомство СССР готово немедленно начать переговоры с представителями генеральных штабов Франции и Чехословакии, чтобы наметить конкретные мероприятия для совместных действий»[24]
Я думал, что на этом дело кончится. Но нет! На следующее утро, 12 октября, я увидел в газетах отчет о новом выступлении Винтертона на публичном собрании, где он еще раз повторил свое лживое утверждение Это меня окончательно взорвало, и я дал в печать второе, уже более резкое заявление от посольства, в котором говорилось, что бесполезно спорить с человеком, который сознательно закрывает глаза на правду, но что никакое повторение лжи не может превратить ее в истину.
Полемика между советским посольством и членом британского правительства в разгоряченной атмосфере тех дней привлекла всеобщее внимание. В парламенте лейбористами был сделан запрос. Отвечать пришлось самому премьеру. Можно легко понять, как мало это ему улыбалось и как сильно он старался выгородить своего коллегу по правительству. Но все-таки Чемберлен был вынужден дезавуировать Винтертона. Мы могли чувствовать маленькое удовлетворение..
Да, маленькое Ибо то действительно большее, важное, первостепенное, что тогда во весь рост встало перед нами, перед Советским государством и правительством, а именно позиция Англии на международной арене, могло вызывать и, конечно, вызывало у нас лишь глубокую тревогу и возмущение В Мюнхене сложился пресловутый «пакт четырех», острием своим направленный против СССР, и притом в самом гнусном, отвратительном варианте, — «пакт четырех», в котором полновластными хозяевами были фашистские диктаторы, а представители Англии и Франции трусливо поспешали за ними «петушком, петушком». Как характерно, в самом деле, было поведение британского правительства в критические дни сентября! Оно ни разу не сделало попытки хотя бы проконсультироваться с правительством СССР по вопросу о Чехословакии и о европейском мире. Все переговоры Чемберлена с Муссолини, все его путешествия на свидание с фашистскими диктаторами, все его соглашения с ними, включая и мюнхенское, — все это было проделано за спиной Советского правительства, даже без уведомления его о происходящем. Единственный раз, когда Галифакс вошел со мной в контакт по поводу разыгрывавшихся в сентябре событий, был наш разговор с ним 29 сентября, то есть в тот момент, когда Чемберлен находился в Мюнхене и судьба Чехословакии была уже решена. Но о чем шла речь в этом разговоре? О позиции Англии в чехословацком вопросе? О перспективах и линиях соглашения с Германией и Италией? Ничего подобного! В беседе 29 сентября Галифакс хотел объяснить мне, почему Англия и Франция согласились пойти на конференцию с фашистскими диктаторами без СССР, однако оправдания Галифакса были хуже самого сурового обвинения политики Чемберлена Вот подлинные слова Галифакса из его собственной записи о нашей беседе.
