Мюррей Ротбард - Этика свободы
Если, как мы увидели, естественный закон является по сути революционной теорией, тогда тем более это верно для индивидуалистического, основанного на естественных правах ответвления данной теории. Как это сформулировал американский теоретик естественных прав Элиша П. Херлбат (Hurlbut):
Законы должны просто провозглашать и устанавливать естественные права и естественные нарушения прав, а . . . все, что несущественно для законов природы, должно оставаться за пределами человеческого законодательства . . . и узаконенная тирания неизбежно возникает, как только появляется отклонение от этого простого принципа.
Ярким примером революционного использования естественных прав является, конечно, Американская революция, которая опиралась на радикально революционное развитие локковской теории на протяжении XVIII века. Знаменитые слова Декларации независимости, как разъяснял сам Джефферсон, не провозглашали ничего нового, а просто представляли собой блестяще написанную квинтэссенцию тех взглядов, которых придерживались тогдашние американцы:
Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью [более популярной триадой в то время была «Жизнь, Свобода и Собственность»]. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее.
Особенно впечатляет пылкая проза великого аболициониста Уильяма Ллойда Гаррисона, применявшего теорию естественных прав на революционный лад для решения проблемы рабства:
Право наслаждаться свободой является неотчуждаемым. . . . Каждый человек имеет право на свое тело – на результаты своего труда – на защиту со стороны закона. . . . Значит, все эти ныне действующие законы, допускающие право на рабовладение, оказываются, тем самым, перед Богом, всего лишь пустым звуком . . . и, следовательно, эти законы должны быть немедленно упразднены.
Мы будем повсюду в данной книге говорить о «правах», в особенности о правах индивидов на собственную личность и на материальные объекты. Однако как мы определяем «права»? «Право» было убедительно и недвусмысленно определено профессором Садовски (Sadowsky):
Когда мы утверждаем, что некто имеет право делать определенные вещи, мы подразумеваем это и только это – было бы безнравственно для другого, в одиночку или с кем-либо, препятствовать ему делать это, с помощью физической силы либо угрозы применения силы. Мы не подразумеваем, что любое распоряжение человеком своей собственностью в установленных выше пределах является с необходимостью нравственным.
Определение Садовски подчеркивает важнейшее различение, которое мы будем делать на протяжении всей книги, – между правом человека, с одной стороны, и нравственностью либо безнравственностью осуществления им такого права, с другой. Мы будем настаивать на том, что человек имеет право делать все что ему угодно со своей личностью; это его право – не испытывать вмешательства и не подвергаться насилию с целью воспрепятствовать ему в осуществлении такого права. Но то, какими могут быть нравственные либо безнравственные способы осуществления такого права, относится к личной этике, а не к политической философии – последняя занимается только вопросами прав и правомерного либо неправомерного применения физического насилия в человеческих отношениях. Значимость данного важнейшего различения трудно переоценить. Или, как это сжато и выразительно сформулировал Элиша Херлбат: «Осуществление способности [индивида] является ее единственным употреблением. Способ ее осуществления – это одно; здесь затрагивается вопрос нравственности. Право на ее осуществление – это другое дело».
Глава 5. Задача политической философии
Замысел данной книги состоит не в том, чтобы пространно излагать либо отстаивать философию естественного закона или разрабатывать этику, основанную на естественном законе и предназначенную для личной нравственности человека. Замысел заключается в изложении социальной этики свободы, то есть в разработке той подсистемы естественного закона, которая раскрывает понятие естественных прав и, таким образом, относится к должной сфере «политики», то есть, к насилию и ненасилию как способам межличностных отношений. Иначе говоря, в разработке политической философии свободы.
С нашей точки зрения, главной задачей «политической науки» или, более точно, «политической философии» является возведение стройной системы естественного закона, относящейся к политической арене. Более чем очевидно, что эта задача почти полностью игнорировалась в XX веке. Политическая наука либо занималась позитивистским и сциентистским «конструированием моделей», в бесплодной попытке имитировать методологию и содержания естественных наук, либо предавалась сугубо эмпирическому собиранию фактов. Современный ученый-политолог убежден в том, что он может уклониться от необходимости моральных аргументов и что он может помочь формированию публичной политики, не будучи приверженцем какой-либо этической позиции. И все же, как только кто-либо выдвигает любое политическое предложение, каким бы узким или ограниченным оно ни было, приходится волей-неволей обращаться к этической аргументации – основательной либо сомнительной. Различие между ученым-политологом и политическим философом состоит в том, что моральные доводы «ученого» остаются скрытыми и неявными, и, следовательно, не подвергаются детальному рассмотрению, и, таким образом, с большей вероятностью оказываются сомнительными. Более того, избегание явных этических аргументов приводит ученых-политологов к принятию одного, всеобъемлющего и неявного ценностного аргумента-что (judgment-that) в пользу политического статус-кво, поскольку оно сумело утвердиться в данном обществе. Как минимум, нехватка систематической политической этики не позволяет ученому-политологу убедить хоть кого-нибудь в ценности какого-либо изменения статус-кво.
Более того, при этом сегодняшние политические философы ограничили себя, также в стиле Wertfrei (Прим. перев.: свободный от ценности), антикварными описаниями и толкованиями взглядов других, давно ушедших от нас политических философов. Поступая так, они избегают главной задачи политической философии, говоря словами Томаса Торсона (Thorson): «философское обоснование ценностных позиций, релевантных для политики».
Таким образом, для оправдания публичной политики должна быть разработана система социальной или политической этики. В прежние столетия именно в этом состояла главная задача политической философии. Однако в современном мире политическая теория, под невнятным именем «науки», отбросила этическую философию, а сама стала непригодной в качестве руководства для любознательного гражданина. И каждая из социальных наук, и все области философии приняли единую направленность – отказ от метода, основанного на естественном законе. Так давайте избавимся от пугал в виде Wertfreiheit (Прим. перев.: свобода от ценности), позитивизма, сциентизма. Отвергая императивные требования произвольного статус-кво, давайте отчеканим – даже если это покажется банальным клише – стандарт естественного закона и естественных прав, на который сможет полагаться мудрый и честный человек. В особенности, давайте приложим усилия для обоснования политической философии свободы и должной сферы закона, прав собственности и Государства.
Часть II. Теория Свободы
Глава 1. Социальная философия Крузо
Одной из наиболее часто высмеиваемых конструкций классической экономической теории является «экономика Крузо», анализ ситуации изолированного человека лицом к лицу с природой. И все же, эта вроде бы «нереалистическая» модель, как я пытался показать в другой работе, имеет очень важные и даже незаменимые приложения. Она служит для того, чтобы противопоставить человека природе и достичь отчетливого понимания, с самого начала абстрагируясь от межличностных отношений. В дальнейшем, этот анализ ситуации человек / природа может быть расширен и применен к «реальному миру». Введение «Пятницы» либо одного или больше других персонажей, после анализа строгой робинзоновской изоляции, служит тогда для того, чтобы показать, как добавление других персонажей влияет на ход рассуждений. Эти выводы могут тогда применяться и для современного мира. Таким образом, абстрактный анализ взаимодействия нескольких индивидов на острове обеспечивает отличное восприятие фундаментальных истин для межличностных отношений, истин, которые остаются скрытыми, если мы настаиваем на том, что сначала следует рассматривать современный мир целиком и как нечто единое.