Вера в свободу. Практики психиатрии и принципы либертарианства - Томас Сас
Этот тезис соответствует моему взгляду на психиатрию как на религию, риторику и притеснение и дополняет его98. Я настаиваю, что медицинская «оснастка», поддерживающая за психиатрией статус целительного медицинского установления, — это миф. Нельсон утверждает, что математическая «оснастка», поддерживающая за экономикой статус науки, — это миф:
Справедливости ради, экономика [как наука] может исполнять ценную общественную роль, не делая сколько-нибудь значимого вклада в понимание хозяйства — «хороший миф», в экономическом смысле, способен работать не только в примитивных племенных культурах, но и в современных обществах. В этом смысле Самуэльсона можно оценить как серьезный научный провал, но великое религиозное и экономическое достижение… если посмотреть вглубь, то «Экономическая теория» [Пола Самуэльсона, 1948] окажется великой религиозной работой, опирающейся на веру в прогресс, а также общепризнанные экономические силы за работой99.
Парадоксально, что не кто иной, как Джон Мейнард Кейнс (1883‒1946), самый известный экономист ХХ в., беспощадный критик австрийской экономической школы и компетентный математик, еще в 1936 г. предупреждал: «Слишком большая доля недавних работ по “математической” экономике представляет собой лишь фикции, столь же неточные, как и исходные предположения, на которые она опирается, что позволяет автору упускать из виду сложности и взаимозависимости реального мира в лабиринте претенциозных и бесполезных символов»100.
Многие математики согласны с этим. Профессор математики в Массачусетском технологическом институте и создатель кибернетики Норберт Винер (1894–1964) высказывал следующую критику подделок математической экономики:
Математическая физика стала одним из крупнейших успехов современности… успех математической физики вызвал у исследователей в области общественных наук ревность к могуществу математической физики, правда, без особого понимания интеллектуальных навыков, которые сделали это могущество возможным. Применение математических формул сопровождало развитие естественных наук и соответственно послужило образцом для социальных наук. Точно так же, как первобытные народы перенимают западные обычаи носить вненациональную одежду и парламентаризм, исходя из смутного ощущения, что эти магические ритуалы и обычаи немедленно выведут их на самое острие современной культуры и техники, так и экономисты разработали обычай одевать свои несколько неточные идеи в язык анализа бесконечно малых величин. Поступив таким образом, они продемонстрировали едва ли больше понимания, чем некоторые развивающиеся нации Африки в заявлении своих прав… Эконометрист разработает тщательную и остроумную теорию спроса и предложения, изобретений и безработицы и т.д., при относительном или полном безразличии к методам, которыми измеряются или устанавливаются эти трудно определимые величины… Приписывать то, что должно составлять точную величину, таким, по сути, нестрогим показателям будет как нечестно, так и бесполезно, и любые претензии на применение точных формул к этим неясным величинам — притворство и трата времени101.
В 1974 г., в обращении по случаю вручения Нобелевской премии, которую я рассмотрю в следующей главе, Фридрих фон Хайек высказал такую же критику102. В 1993 г. экономист, либертарианец и критик Роберт Хиггс изложил следующие воспоминания о своем посвящении в загадки «Экономической теории» Самуэльсона:
Как и многие другие студенты-экономисты на протяжении последних сорока лет, я провел много мучительных часов, продираясь через «Основы экономического анализа» Пола Самуэльсона (изд-во Гарвардского университета, 1947). Из этого священного текста мы, первокурсники, постигали, как доказывать многочисленные специальные теоремы. Что куда важнее, мы изучали, как предполагалось осуществлять неоклассическую экономику, — «современную экономическую науку». Мы строили математически специализированные «модели» — наборы уравнений, описывающих связи избранных экономических переменных… игра во все более хитроумные математические уловки с моделями и представляла собой «научный прогресс». Самуэльсон строил свои модели, которые и сформировали стандарты, опираясь на физику XIX века… Экономика была сведена к различным разновидностям одной и той же вычислительной проблемы: нахождению локального экстремума. Работой экономиста стало сформулировать объективную функцию и ее пределы, а затем вычислить решения… К 1960-м гг., если не раньше, ученых-экономистов, возражавших против такого способа делать работу… приверженцы основного течения неоклассической экономической науки считали защитниками проигранного дела, неудачниками, запутавшимися критиками и антинаучными чудаками. Подражая физикам XIX в., неоклассические экономисты убедили себя и других в том, что они делали науку, однако это усилие было в своей основе ошибочно направленным, не столько научным, сколько, в терминологии Ф. А. Хайека, «сциентистским».103
В 1976 г. в тексте, посвященном запрету на препараты, я предложил делать различие между церемониальными и техническими представлениями, ролями и функциями. Например, функция рясы священника — церемониальная. Функция перчаток и халата хирурга — техническая104. Немецкий экономист, сторонник свободного рынка Вильгельм Рёпке (1899–1966) предложил следующее мудрое описание «церемониальной экономики»:
Будет серьезной ошибкой защищать математический метод на том основании, что экономика имеет дело с количествами. Это верно. Но это верно также и в отношении стратегии, однако битвы не представляют собой математические задачи, которые можно доверить электронному компьютеру. Решающие для экономики факторы точно так же математически неопределимы, как, к примеру, любовное письмо или празднование Рождества… Слишком часто математический анализ в экономике напоминает детскую игру, в которой пасхальные яйца находят именно там, где их заранее спрятали, — остроумное сравнение, которым мы обязаны современному экономисту Л. Алберту Хану. Боюсь, что та же самая несостоятельность присуща математической экономике, когда она претендует на предоставление нам точных результатов… мы отвечаем, что лучше оказаться приблизительно правым, чем точно ошибаться105.
В этой связи особого упоминания заслуживают работы Д. Н. Макклоски, в особенности «Риторика экономической науки» (1985)106. В эссе, озаглавленном «Риторика экономического развития», Макклоски отмечает: «Неудивительно, что экономическая теория, считающая себя социальной инженерией, утрачивает свое предназначение. Приблизительно в 1950-х гг. экономика отказалась от социальной философии и социальной политики ради того, чтобы превратиться в научную дисциплину. Во имя «науки», этого волшебного слова, область экономического дискурса была заужена … правительства были ослеплены сциентизмом, мировой религией середины ХХ в.»107. Правительства, и не только правительства, ослеплены им по сей день и будут ослеплены до тех пор, пока наука остается столь полезным инструментом улучшения материальных условий существования.
Макклоски определяет экономику как разновидность «общественного самосознания (в действительности критическую теорию, подобно марксизму или психоанализу)» и осмеивает ее «позитивистский церемониал… большинство современных журналов по экономике выглядят как журналы по прикладной математике или теоретической статистике»
