Дмитрий Жуков - Польша – «цепной пес» Запада
Оба последних представителя династии Ягеллонов вели ожесточенную борьбу в первую очередь за то, каким образом будет осуществляться управление в государстве. Обладая неограниченной наследственной властью в Литве, Ягеллонам не удалось навязать Речи Посполитой государственное устройство абсолютистского типа. Это не было связано с многочисленностью шляхетского сословия, достигавшего 8—10 % общей численности населения. В это же самое время в Испании численность знати была приблизительно такой же, но, несмотря на это, там сложилась совершенно иная форма правления, ставшая для польской шляхты в XVI–XVII веках синонимом самой ужасной тирании. Поэтому безуспешность попыток королевской власти обрести доминирующую позицию в государстве следует связывать с другими причинами.
Речь Посполитая сформировалась как государство шляхты. Она оставалась таковым и тогда, когда реальные рычаги власти оказались в руках магнатов, и тогда, когда власть в стране вершили иностранные армии и резиденты соседних держав. Начиная с XIV века шляхта постепенно отвоевывала себе привилегии, которые позволили рыцарскому сословию превратиться в сословие землевладельцев, и именно это дало ей возможность воспользоваться уникальной экономической конъюнктурой, сложившейся в XVI столетии, в Европе в связи с ростом спроса на зерно и притоком ценных металлов из Америки. Проблемы, связанные с кризисом феодализма, затронули польскую шляхту в меньшей степени, чем привилегированное сословие на Западе, и, возможно, поэтому численность польской знати существенно увеличилась. В любом случае решение было найдено прежде, чем сложилась благоприятная экономическая конъюнктура: личная зависимость крестьянства стала основой шляхетской модели общества и государства, а конъюнктура цен на зерно в XVI веке позволила в полной мере использовать эту зависимость.
Власть в Речи Посполитой была разделена между тремя силами, а сложившееся в первой половине XVI века равновесие препятствовало введению каких-либо принципиальных новшеств в сфере управления государством. В 30-е годы XVI столетия под лозунгом «исполнения» прежних прав и возвращения королевских владений формируется политическое движение шляхты, получившее название экзекуционного движения. Политически активная часть шляхетского сословия стремилась добиться влияния на монарха, давая ему, таким образом, шанс укрепить собственную власть. Программа «экзекуции прав», связанная с польской Реформацией и распространением идей гуманизма, долгое время оставалась в сфере постулатов. Но сила шляхты заключалась в том, что именно ей принадлежало право определять уровень налогов, и король был не в состоянии получить необходимые ему средства другим путем, хотя скудость королевской казны объяснялась не только отсутствием кредитования со стороны мещанства. Экзекуционисты, не соглашаясь с экономическими привилегиями католического клира, требовали независимости от Рима. Но им не удалось создать национальную Церковь. По всей видимости, ни король, ни шляхта не нуждались в столь радикальном решении проблем. Реформация, однако, получила среди шляхты довольно широкое распространение, и в середине XVI века Речь Посполитая являлась государством нескольких религиозных вероисповеданий. Это, впрочем, не изменило общего направления эволюции общества и государства.
В конце 50-х годов XVI века постепенно нарастало ощущение бесплодности спора, который длился в течение двух десятилетий. Сигизмунд Август, который остро нуждался в средствах на ведение войны в Ливонии, пошел на сближение с посольской избой. На Пётрковском сейме 1562–1563 годов были утверждены требования экзекуционистов, и в первую очередь требование произвести ревизию полученных магнатами прав на владение королевскими землями, что должно было ослабить позиции знати; было решено, что четвертая часть доходов с этих земель будет выделяться на содержание постоянной армии. Шляхта попыталась переложить обязанность по защите государственных границ на короля и крепостных. Стремясь обезопасить себя от возможных притеснений со стороны монарха, шляхта сохранила за собой право на неповиновение королю. Но союз короля со сторонниками реформ не принес успеха ни одной из сторон, а в 1569 году и вовсе разразился конфликт сторон: чтобы заставить шляхту реформировать налоговую систему, король всячески сдерживал реформу апелляционного судопроизводства.
Агитация вокруг программы экзекуции и планов переустройства Речи Посполитой, особенно активно проводившаяся на сеймах 1564 и 1565 годов, значительно ослабла после смерти Сигизмунда Августа, хотя борьба за власть и за передел доходов все еще продолжалась. Шляхта ревниво следила за тем, чтобы раздача владений и должностей не приводила к усилению позиций короля. В 1573–1575 годах была установлена главенствующая роль сейма в политической жизни. Но прерогативы, полученные сеймом, были своего рода авансом. В условиях дальнейшего усиления имущественного расслоения шляхты это привело в XVII веке к усилению роли магнатов.
Продолжалось присоединение к Речи Посполитой новых земель. Мазовия включалась в состав польского государства постепенно, на протяжении XV и XVI веков (по мере угасания местной княжеской династии). Их окончательная инкорпорация завершилась в 1526–1529 годах. На протяжении последующих 50 лет Мазовия в полной мере интегрировалась в состав Речи Посполитой, хотя и слыла самым бедным регионом, известным своей чрезвычайно многочисленной (до 40 % населения) мелкопоместной, задиристой и весьма невежественной шляхтой. Но благодаря тому, что Варшава стала столицей, этим землям суждено было стать символом всех польских земель. После Великой Польши пришло время Мазовии стать синонимом всего «польского», хотя это и произошло уже в эпоху утраты государственности. Наряду с территориальной интеграцией в XVI веке рождалось осознание общности интересов и ощущение единства. Но этот процесс затронул польские земли не слишком глубоко и не преодолел их разнородности. Двойственный характер идентификации шляхты с польской землей и с Речью Посполитой облегчал территориальную экспансию без одновременного усиления государства.
Иначе сложились судьбы прусских территорий, где интересы и сознание местной знати радикально отличались от тех, что были присущи основной массе польской шляхты. Тевтонский орден не отказался от идеи вернуть утраченные в предыдущем столетии территории. Для реализации своих устремлений он легко находил поддержку в империи, поскольку Габсбурги видели в Ягеллонах своих соперников за гегемонию в Центральной Европе. Данциг (Гданьск) связывали с Польшей деловые интересы, при этом руководство города предпочитало придерживаться совершенно независимой от Речи Посполитой политики. Данцигский патрициат стремился не подпускать Речь Посполитую близко к Балтике и был совершенно не намерен подчиняться ее налоговой политике.
У представителей польской государственной власти не существовало какой-либо определенной концепции относительно морской политики, а потому все попытки подчинить себе Данциг были непоследовательны. Во время первой Северной войны 1563–1570 годов Речь Посполитая в силу своих интересов в Ливонии оказалась вовлечена в боевые действия на Балтийском море. Сигизмунд Август считал, что Москве нельзя давать доступ к Балтике и что нужно создавать собственный флот. Это переплетение внутри- и внешнеполитических условий склонило его к сотрудничеству с движением экзекуционистов. Король действовал решительно и в 1568 году сумел подчинить себе Данциг. Зато Стефан Баторий, занятый исключительно московскими и венгерскими делами, с легкостью пошел в 1576 году на уступки жителям Данцига: жизненно важное для существования Речи Посполитой устье реки Вислы осталось под контролем гордого города.
Обособленность Королевской Пруссии (Восточного Поморья) была ликвидирована после 1568 года. Зато возникшее на территории Пруссии после секуляризации Тевтонского ордена княжество все более явно демонстрировало свою независимость от Речи Посполитой. Присяга, принесенная в 1525 году последним великим магистром Альбрехтом Гогенцоллерном Сигизмунду I, стала событием, которое, впрочем, не повлияло на будущее этих земель. Обе стороны имели все основания считать это событие внешнеполитическим успехом: хотя секуляризация лишала княжество протекции со стороны императора и папы, Альбрехт сумел предотвратить, казалось бы, неизбежное военное поражение, а Речь Посполитая — обезопасить свой северный фланг без дополнительных затрат. Гогенцоллерны стремились создать на территории Пруссии собственное государство и смогли получить значительную поддержку у местной знати и мещанства. Бранденбургским Гогенцоллернам удалось сначала закрепить свои наследственные права на Пруссию (1563), а в 1611 году распространить на нее права лена, чтобы в 1657 году добиться наконец полного уничтожения ленной зависимости Княжеской Пруссии от Польши. Сиюминутные выгоды, полученные от секуляризации ордена, были незначительными, а последствия этого проявились много позже. Прусская проблема в XVI столетии не рассматривалась в категориях этничности, а религиозный фактор дал о себе знать лишь в XVII веке, когда начинала формироваться польская «идентичность», связанная с католицизмом и шляхетством.
