Джон Бэррон - КГБ сегодня. Невидимые щупальца.
Другой полковник, собрав всех слушателей, объявил режим дня и перечислил школьные правила. Занятия начинаются в 8 утра и идут шесть дней в неделю. Первый час посвящается физподготовке: бегу по пересеченной местности, упражнениям на снарядах, плаванию, борьбе. Классные занятия идут с 9-ти до 2-х, затем часовой перерыв на обед, снова занятия с 3-х до 6-ти, и, кроме того, три вечерних часа отводятся на самостоятельную подготовку. Женатые слушатели, живущие в Москве и ее окрестностях, могут проводить субботние вечера и воскресенья дома; вообще же все свободное время слушатели должны использовать для чтения или упражнении по программе. Приносить и распивать алкогольные напитки в помещении школы не разрешается.
Слушателям запрещается упоминать свои настоящие фамилии как в разговоре друг с другом, так и с кем бы то ни было из преподавателей: они должны обращаться друг к другу, называя присвоенные им вымышленные фамилии (Левченко стал называться Ливенко). Так же будут обращаться к ним преподаватели и администрация. Отношения между слушателями должны быть товарищескими, но соображения безопасности исключают тесную дружбу и обмен деталями личной биографии, адресами, фотографиями и так далее. Слушатели могут бывать в близлежащей деревне, но ходить туда в одиночку запрещается — только вдвоем, и задерживаться там не следует. Не разрешено также собираться за пределами школы на пикники, праздничные обеды и.т.д.
Когда начались спецкурсы, Левченко обнаружил, что он подготовлен лучше, чем большинство его товарищей. Сказалось то, что было им получено в ГРУ. Кроме того, в Комитетах защиты мира и солидарности с народами Азии и Африки он научился составлять доклады, писать статьи и готовить радиопередачи. Поэтому он не встретился с особыми трудностями при составлении образцов разведдонесений, которые строились по четким логическим правилам. Его неоднократные командировки за рубеж дали ему значительную практику в английском и японском, так что, в отличие от многих, он не нуждался в помощи со стороны преподавателей иностранных языков. Углубившись в теорию и практику разведывательной работы, он как бы шагнул с периферии в самую сердцевину реального мира шпионажа. Теперь он начал находить смысл и даже известное благородство в деятельности, которую раньше считал глупой, малозначительной и грязной.
Чтобы продемонстрировать слушателям необходимость тайной войны, преподаватели широко знакомили их с эпизодами из истории разведки, разъясняя далеко идущие последствия каждого такого эпизода. Левченко был прямо-таки потрясен впервые услышанной им здесь историей советского проникновения в тайны «Манхаттенского проекта». Таким кодовым названием американцы зашифровали разработку и производство первых атомных бомб. Хотя это предприятие являлось самым крупным по масштабам и самым сложным и дорогостоящим из всех, какие когда-либо затевались в области науки, техники и промышленности, американцам удалось полностью утаить его от немцев и от японцев. О том, что атомное оружие уже существует, ни те, ни другие не догадывались до того дня, когда под грибовидным облаком чудовищного взрыва рухнули стены Хиросимы. А между тем в СССР ученые благодаря советской разведывательной агентуре все время были в курсе американских исследований и разработок. Когда американцы взорвали в пустыне под Аламогордо свое первое атомное устройство, Советы, не проводя никаких подобных экспериментов, уже имели в распоряжении чертежи, позволившие им начать подготовку к производству собственных атомных бомб. Украденная у американцев информация дала возможность сократить срок создания советского атомного оружия на несколько лет. «Несколько лет! — подчеркнул преподаватель, — в течение которых в противном случае мы бы полностью зависели от милости Америки!» Левченко испытывал чувства восхищения и благодарности к тем, кто избавил свою родину — его Родину! — от такого опасного риска. Те же чувства охватили его, когда он услышал о деятельности Филби. Преподаватель лаконично сообщил, что Гарольд А. Р. (Ким) Филби находился в числе нескольких студентов Кембриджского университета, завербованных советской службой безопасности в 30-е годы. Личное обаяние, интеллект, аристократическое происхождение, а также необходимая советская опека позволили Филби сделать такую головокружительную карьеру в британской разведке, что некоторые его коллеги полагали: еще немного, и он станет ее главой. Во время второй мировой войны Филби и другие советские агенты в «Форейн офисе» отклонили предложение антигитлеровских элементов в Германии, добивавшихся заключения тайного союза с Англией. После войны Филби избавил своих советских друзей от чрезвычайных неприятностей, дав им возможность схватить полковника разведки, пытавшегося перебежать к англичанам (дело происходило в Турции). Назначенный на должность координатора деятельности английской и американской разведок в период когда ЦРУ было только сформировано, Филби, действуя на собственный страх и риск, «спас» Албанию, предупредив Советы об англо-американском плане свержения коммунистического правительства в этой стране. Преподаватели разведшколы многозначительно намекали, что еще не пришло время рассказать обо всех подвигах Филби и его агентурной группы, но что СССР «обязан ему очень, очень многим.
Однако больше всего воображение Станислава поразила история Рихарда Зорге. Этот человек родился в России. Отец его был немец, мать — русская. Он начал работать в советскои разведке еще в юные годы, солидной немецкой газеты Зорге был направлен в 1934 году в Токио. Перед ним поставили задачу: создать агентурную сеть, участники которой получили бы доступ в правительственные круги Японии. В Токио Зорге сблизился со многими служащими тамошнего германского посольства и сумел качестве корреспондента, войти в доверие к японским лидерам, которые принимали его за неофициального эмиссара нацистской Германии. Летом 1941 года, когда германские армии рвались к Москве, Зорге оказался в курсе дебатов, разгоревшихся среди японского руководства: должна ли японская империя расширять свою территорию за счет советской России (то есть двинуться на просторы Сибири), или ей выгоднее начать сражения с американцами и англичанами на Тихом океане. Советский генштаб, Сталин да и сам Зорге — все прекрасно понимали, что от решения японцев зависит судьба Советского Союза. Чтобы остановить немцев, Советы отчаянно нуждались в свежих войсках, которые неоткуда было взять, кроме как с Дальнего Востока. Но на оголение дальневосточных границ нельзя было пойти, пока японцы колеблются, на каком варианте агрессии им остановиться: это значило бы спровоцировать Японию на вторжение в Сибирь.
В августе 1941 радист, помощник Зорге, отстучал азбукой Морзе одно из самых важных донесений за всю историю военной разведки: японцы выбрали в перспективе «южное», а не «северное» направление агрессии — удар по владениям Соединенных Штатов в Тихом океане. Советы немедленно начали массовую и поспешную — и потому беспорядочную — переброску своих сибирских дивизий на запад. Примерно 500-тысячная армия прибыла на советско-германский фронт как раз вовремя, чтобы отбить немецкое наступление, уже непосредственно угрожавшее Москве. Сотни тысяч бойцов погибли, спасая Москву, но в конечном счете она была обязана спасением одному-единственному человеку, действующему вдалеке от театра военных действий — агенту-одиночке, которому спустя три года суждено было погибнуть на виселице в безвестной японской тюрьме.
Преподаватели разведшколы, разбирая выдающиеся разведывательные операции прошлого, затрагивали и подчеркивали их профессиональные, специфические особенности, что заставляло слушателей, и в том числе Левченко, видеть в них в первую очередь не романтические шпионские истории, а серьезные практические уроки на будущее.
Каждая из этих операций удавалась потому, что советская разведка готовилась к ним основательно и заблаговременно, еще не представляя себе сколько-нибудь конкретно, какой выигрыш ожидает ее в будущем. Когда Зорге, Филби и физик-атомник Клаус Фукс, в ту пору совсем молодые люди, были впервые завербованы Москвой, никто не мог предвидеть, что один из них в критический для Советов момент станет пользоваться неограниченным доверием членов японского правительства, руководителей британской разведки или «Манхаттенского проекта». Ради успешного выполнения этих операций в течение многих лет беззаветно работало множество людей, так или иначе причастных к разведке, — начиная от безымянного связного и кончая высшим начальством, осуществлявшим руководство из «центра». Ни одна из этих операций не привела бы к успеху, если бы агенты вербовались лишь в тот момент, когда в них возникала необходимость. Так вот, заключали преподаватели, выявление, вербовка, постепенное внедрение агентов и продвижение их по линии легальной службы — самая важная из задач, стоящих перед сотрудниками Первого главного управления.
