Владимир Кузнечевский - Путин. Кадровая политика. Не стреляйте в пианиста: он предлагает вам лучшее из возможного
– Если бы я жил в 1917-м, то я бы точно воевал в рядах белых. И как знать, если бы нас было большинство, может быть, мы бы и победили в Гражданской войне и у России была бы совсем другая судьба.
Нет, – ответил я, – не победили бы. Со 100-процентной уверенностью берусь в этом случае предсказать вашу судьбу. Вы бы или погибли в Гражданской войне, или, если бы повезло, ушли за рубеж с Врангелем. А если бы остались в Советской России, то вас бы добили в 30-х годах. Поражение белых было обусловлено не плохим руководством войсками со стороны Деникина, Колчака или Врангеля. Оно было запрограммировано еще в марте 1881 года, когда террористы убили российского императора Александра II. Его сын Александр III бездумно попытался вернуть вверенную ему судьбой великую страну назад, в феодальное политическое прошлое, не понимая, что великие экономические и политические реформы его отца развернули российское общество к капиталистическому пути развития, которому уже не существовало альтернативы. Царь-освободитель, вместе со своим уникальным просвещенным окружением, освободил очень мощные силы в российском обществе, направлявшие Россию в сторону основных трендов мировой цивилизации, воспрепятствовать действию которых было невозможно[60]. Между тем Александр III и его сын Николай II попытались сделать именно это и на протяжении тридцати шести лет беспомощно барахтались в попытках восстановить самодержавную власть. Под их управлением царистский режим, феодальный по политическому устройству, пришел в неразрешимое противоречие с набиравшими силу тенденциями капиталистического развития, и Россия рухнула в пропасть. Ничто, после правления двух последних российских царей, уже не могло спасти Россию. Белая армия была обречена на поражение с самого начала…
Не знаю, убедил ли я своего собеседника, но мне показалось, что он по меньшей мере задумался над нашим разговором.
В этой связи нельзя не коснуться роли в нашей истории последнего русского царя. В российской и зарубежной исторической науке на протяжении всего ХХ века оценка исторической роли Николая II в общем-то устоялась. Вот две типичные цитаты на этот счет. В массовом учебном пособии для вузов 2006 года под редакцией академика РАН Л. В. Милова говорится, например, что в развале в России самодержавия и успехе Февральской революции 1917 года существенную роль сыграл личностный фактор – управленческая неспособность Николая II, «не обладавшего никакими военными талантами». «Императорская чета, – читаем в этом учебнике, – все больше утрачивая чувство реальности и наивно надеясь на сохранение давних патриархальных представлений о самодержавии в народе и в армии, видела своего главного врага в Думе», в то время как страна разваливалась совсем по другой причине – по вине самого царя[61]. Эта оценка перекликается с мнением известного американского историка Хью Сетон-Уотсона (1916–1984), написавшего в 1952 году, что «при лучшем руководстве страной результат мог бы быть совсем иным. И в военном, и в политическом отношениях именно Николай II ископал для России могилу»[62].
Много пространнее высказался по этому поводу в 1929 году патриарх международной политики ХХ века сэр Уинстон Черчилль. «Николай II, – написал он в итоговом труде по Первой мировой войне «Мировой кризис», – не был ни великим вождем, ни великим царем. Он был только искренним простым человеком со средними способностями. Поражения и катастрофы, нехватка продовольствия и сухой закон, гибель миллионов человек, коррупция и неэффективность власти породили во всех классах общества раздражение и гнев, который не мог найти иного выхода, кроме восстания, и иного козла отпущения, кроме самодержца. Царь и его жена уже год как превратились в объект всеобщего возмущения, которое все нарастало. Николай II, любящий муж и отец, абсолютный монарх, начисто лишенный всех качеств, необходимых правителю государства во время кризиса, нес на своих плечах ответственность за все страдания, которые германская армия причинила России. Императрица, вызывавшая еще большую ненависть, обитала в узком кругу приближенных, прислушивалась только к фрейлине Вырубовой и своему духовному наставнику, сладострастному мистику Распутину, и, руководствуясь их советами, держала в своих руках всю политику и судьбы измученной России… Несчастный Николай II. ясно. видел приближающуюся опасность, но не знал никаких средств, способных отвести ее». «Будучи абсолютным монархом, царь, несмотря на все свои прискорбные недостатки, управлял Россией». «Собственно говоря, после отречения царя ни один русский уже ничем не управлял, и лишь тогда, когда группа безжалостных догматиков и интернационалистов построила на руинах христианской цивилизации свою нечеловеческую систему, в России вновь возникла какая-то форма порядка»[63].
Но в последние годы в работах некоторых российских историков проявилась тенденция пересмотреть устоявшуюся в российской и зарубежной исторической науке оценку деятельности Николая II и убедить российскую общественность в том, что с 1894 до 1917 года Российской империей управлял очень эффективный государственный деятель, который твердой рукой вел страну к процветанию, но Февральская и Октябрьская революции насильственно прервали это прогрессивное поступательное движение. Более того, на основании этого утверждения предлагается провозгласить Николая II самым эффективным управителем земли Русской в ХХ веке и даже чуть ли не святым.
Однако многих историков и политических деятелей такие утверждения, мягко говоря, смущают, и они решительно возражают против попыток пересмотреть утвердившуюся в российской и зарубежной исторической науке негативную в отношении Николая II политическую оценку.
Аккуратно, с присущей ему дипломатической изящностью, решил для себя вопрос с оценкой исторической роли Николая II академик Е. Примаков: «Революция, – пишет он, – невозможна без революционной ситуации, которая заключается в том, что низы не хотят жить по-старому, а верхи уже не могут управлять по-старому. Именно такая ситуация сложилась в России перед Февральской революцией 1917 года. Поражения на фронтах войны, широко разветвленная коррупция и продажность царских чиновников, распутинщина, охватившая верхние эшелоны власти, нежелание и неумение провести демократические преобразования – таков неполный перечень того, чем характеризовалось положение в России при самодержавии Николая II. К этому следует добавить и расстрелы рабочих, протестующих против усиливавшейся эксплуатации».
«Вспоминаю, – пишет Евгений Максимович, – как спросил высокочтимого мною Патриарха Алексия II: можно ли было зачислять в святые такую фигуру, как Николай II? Святейший с пониманием отнесся к вопросу и сказал, что Николай был причислен Русской православной церковью к лику святых не за свою деятельность, а как мученик по своей кончине»[64].
При всем при том, что бесчеловечный поступок большевиков, расстрелявших в подвале Ипатьевского дома царскую семью в ночь с 16 на 17 июля 1918 года, иначе как преступлением квалифицировать невозможно, и всем русским людям остается только скорбеть о безвинно убитых, тем не менее историки не могут уйти от реальной оценки исторической роли Николая II.
И хоть во время переписи населения Российской империи в 1897 году на вопрос о своей профессии последний русский царь уверенным почерком написал – «Хозяин земли русской», внутренне он себя таким никогда не ощущал. Отец его, Александр III, умер в 49 лет совершенно неожиданно для всех, но прежде всего для Николая. Сын не успел пройти психологический путь вживания в образ наследника огромного государства. А это вживание было ох как необходимо.
Дело в том, что отец Николая Александр III (Миротворец) (1845–1894) оставил сыну довольно противоречивое политическое наследство. Во внешнеполитических делах он эффективно использовал наработки, созданные талантливым русским дипломатом князем Горчаковым, и сумел уберечь Россию от вовлеченности во внешние конфликты, за что был прозван Миротворцем. А вот во внутренней политике в свое короткое 13-летнее правление (с 1881 по 1894 г.) он полностью оперся на консервативные мировоззрения обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева (1827–1907), по советам которого «подморозил» Россию, а по сути остановил реформы своего отца, Александра II (Освободителя): восстановил предварительную цензуру, ввел сословные принципы в начальной и средней школе, в законодательном порядке ввел ограничения для деятельности еврейской буржуазии в экономике и ограничил доступ еврейской молодежи к среднему и высшему образованию, ограничил допуск евреев на государственную службу, отменил автономию университетов, установил бюрократическую опеку над земским и городским самоуправлением и т. д. С точки зрения государственного развития Россия при нем под барабанный бой развернулась в своем развитии вспять. Метко охарактеризовал годы этого «застоя» Александр Блок:
