Великая Российская трагедия. В 2-х т. - Хасбулатов Руслан Имранович
Особый вопрос, затронутый в статье — вопрос о “третьей силе”, провокационном факторе, непосредственно связанном с “взятием” мэрии и расстрелом людей вокруг “Останкино”. О наличии этого фактора мне совершенно ясно стало уже к ночи 3 октября. Его следует основательно изучить, хотя еще в первые дни после начала государственного переворота я неоднократно говорил на пресс-конференциях о возможности провокаций со стороны Кремля; о том, что организаторы переворота постараются довести “дело” до кровавых событий и взвалить ответственность на защитников Конституции, Закона и Демократии. Что и случилось. Обществу же никто не помогает разобраться в истинном положении дел — все рассуждают “о конфронтации”, — “об ошибках руководства “Белого дома” и т.д., не понимая, что конфронтация навязывалась Кремлем, ибо она выступала единственной питательной средой его выживания. Сотрудничество, взаимодействие были неприемлемы Кремлем органически. Это все еще не понятно не только населению, но и наиболее подготовленной части интеллегенции, ученым- политологам, теоретикам. А некоторые делают вид, что не понимают — так легче вести кухонные разговоры, осуждая и “тех” и “этих”. И гордясь своей собственной — кухонной — смелостью, осуждать “все”, кроме своей собственной трусости.
Благодарю газету “Литературная Россия” за мужество. Знаю, как трудно вам публиковать объективные, правдивые статьи о событиях 21 сентября — 4 октября 1993 года, о Великой Российской трагедии. Еще раз признателен профессору Э.Володину.
28 декабря 1993 г. “Лефортово”
Р.И.Хасбулатов
Письмо из "Лефортово" Р. Абдулатипову
“НЕ СУЕТИТЕСЬ, ДРУЖОК, НЕ СУЕТИТЕСЬ!”
Уважаемый Рамазан Гаджимурадович! В ряде статей и интервью для газет, которые я имею возможность читать здесь, в "Лефортово", Вы пытаетесь предстать перед читателями как “рыцарь без страха и упрека”, чуть ли не единственным человеком из руководящего звена Верховного Совета — приверженцем мирного диалога с Кремлем в дни великой Российской трагедии 21 сентября — 4 октября 1993 г.
I.Не вижу в том плохого, когда тот или иной политик стремится к тому, чтобы о нем думали лучше, чем он есть на самом деле. Но для этого вовсе не обязательно бросать тень на других — своих бывших коллег, пытаясь изобразить себя великим умником, а их — явно ущербными. В упомянутых беседах, изложенных газетами, Вы почему-то довольно навязчиво приводите мое имя в контексте позиции, противоположной Вашей, разумеется, единственно правильной, как вы ее излагаете. Читателю внушается: “Хасбулатов был радикалом, конфронтьером, отвергал мирные переговоры, развязал вооруженный конфликт, чуть ли не из автомата хотел стрелять...” А если такого рода Ваши измышления дополняет Ваш же новый шеф С.Шахрай, утверждая, что “оружие первым применил не Президент”, можно подумать, что вот уже и открыта “истина”. Однако правда, которую никогда и ни при каких обстоятельствах невозможно скрыть, заключается как раз в обратном: во- первых, в самом Указе от 21 сентября 1993 года за № 1400 уже проглядывали стволы танковых пушек, БМП и омоновские дубинки; во-вторых, в соответствии с распоряжением Президента “действовать жестко”, первый убитый сотрудниками МВД демонстрант зафиксирован уже 23 сентября; по многим данным всего убито былее 1600 человек, жестоко избито несколько тысяч человек. Некоторые из них были убиты, как утверждалось, бейтаровцами, засевшими в здании мэрии. И 3-го октября, при походе демонстрантов на мэрию и затем на "Останкино", и 4-го — при штурме "Белого дома" — огонь первыми открывали антиконституционные силы, спровоцировавшие массовые беспорядки в столице с трагическими последствиями. Всего этого вы не можете не знать, тем более что это не раз уже говорилось в США и никем не опровергнуто. Вернемся, однако, к нашему вопросу. Волей или неволей, но Вы, Рамазан Гаджимурадович, слишком вольно манипулируете фактами, в том числе в оценке моих действий. А ведь могу напомнить кое-что из того, что вы говорили мне накануне событий, начавшихся 21 сентября 1993 года: “... Вам удается балансировать между левыми-правыми еще с I Съезда депутатов, занимая четкую центристскую позицию и обеспечивая нормальную работу Верховного Совета. Мне, к сожалению, не всегда удается”. Да, Вы были правы — Вам многое не удавалось. Но Вы всегда были мощно “прикрыты” Председателем ВС. Еще с периода выступления в составе “шестерки”. Всем другим пришлось уйти. Вас я спас. Вы это знаете так же хорошо, как и вся более чем тысяча депутатов Российской Федерации. Чем, кстати, вызвал одну из первых “трещин” во взаимоотношениях с “демократическим крылом” Парламента. Я даже не считал нужным говорить Вам о том, что тогдашний Председатель Верховного Совета (которого Вы, по Вашим словам, цените за открытость), неоднократно выражал мне, своему первому заместителю, крайнее недовольство из-за терпимости к Горбачеву-Абдулатипову. Так же как не считал нужным сообщать Вам о сильнейшем недовольстве Вами в палате национальностей, многие депутаты которой считали, что весь 1993 год (до 21 сентября) Вы в ней не работали. Я полагал, и сейчас полагаю, что они были не во всем правы — вообще не работать Вы просто не можете. В этом Вас трудно упрекнуть. Но мне не совсем понятно, с какой целью Вы пытаетесь исказить одно историческое событие. Я имею ввиду подготовку, подписание и конституционализацию Федеративного договора. В частности, Вы говорите:”... В Совете национальностей нам удалось предотвратить фактически объявленную автономными округами и областями войну с Москвой, подписав с ними Федеративный договор. Мы остановили выход многих республик из состава РФ, в том числе Башкирии и Якутии”. Что за странная забывчивость! Приходится напоминать: палата захлебнулась с 17 вариантом Федеративного договора уже к началу 1992 года — и в этом, кстати, не было ее вины. Президент и Правительство словно не замечали дезинтеграционные процессы, захлестнувшие Россию на протяжении 1991 года, особенно в связи с участием в Новоогаревском процессе и проектом Союза Суверенных Государств (ССГ), когда наши республики получили права союзных республик, а области и края при прежнем статусе. Этот проект к объективным процессам добавил субъективные, ускоряющие разложение Федерации. Поэтому через подписание Федеративного договора надо было, хотя бы временно, приостановить дезинтеграционные процессы, усилившиеся после распада Союза. (Одна из причин распада Союза — это вопрос Союзного договора и реанимация его в сознании политического истеблишмента союзных республик. Надо было работать над новой Конституцией Союза или конституционным актом, что было бы реалистичнее и дало бы возможность принять демократические Конституции в республиках. Но это уже предмет политической истории). РФ в такой обстановке грозил распад. Поэтому всю работу по Союзному договору взял на себя Председатель Верховного Совета. И в этом деле, если помните, неоценимую помощь оказал заместитель предстедателя Верховного Совета Яров Ю.Ф. Не пытаюсь ни хвалить, ни критиковать Ярова — отмечаю лишь то, что было. Но одном из совещаний в зале Президиума Верховного Совета с руководителями субъектов Федерации (кажется, это было 29-30 марта 1992 года) приходилось несколько раз объявлять перерывы, чтобы “охлаждать” дискутирующих, приглашать несоглашающихся по одному, по два. Затем опять возвращались в зал заседаний, опять дискутировали. Наконец, начали подписывать Федеративный договор. Были серьезные опасения, что Верховный Совет может “блокировать” Договор, и мы с Яровым решили вынести его сразу же на VI Съезд депутатов. И на Съезде не так просто пришлось с его инкорпорацией в Конституцию, многое зависело от избранной тактики... Но в конечном счете Конституция стала на самом деле Федеративной, принципы нового федерализма прочно утвердились в ней. Можно только сожалеть, что Кремль, видимо, в упоении от “успешно” проведенного военнополитического антиконституционного переворота 21 сентября — 4 октября 1993 года стал подходить к этому Договору так же, как относились в Америке к тем, более чем 200 соглашениям, заключенным властями с индейскими племенами. Конечно же, “отцам- основателям новой Конституции” надо было бы сохранить этот Договор. Но они, кажется, сделали все для того, чтобы эта “их” Конституция ушла в небытие вместе с окончанием жизни действующего политического режима. Сегодня Кремль вынужден будет подписывать сепаратные “двусторонние” соглашения с субъектами Федерации: Федеративные начала, принципы федерализма слишком прочно вплелись в ткань государственного устройства фактически. И они не могут быть опять “загнаны” в унитарную схему провозглашенной новой Конституции.
