А. Севастьянов - КОМПЕНДИУМ
Франция отделалась легче. Она не потеряла почти ничего, сравнительно с Англией и СССР, ее повседневная жизнь под оккупацией мало отличалась от довоенной, ее культурные ценности остались нетронутыми, экономика не была разрушена. Людские потери? Военные - несопоставимы с Первой мировой. Поэтому Первая мировая имеет для французов колоссальное значение, это «настоящая», «великая» война, а Вторая - всего лишь «странная» война. Первая во французском исчислении длилась с 1871 по 1919 гг. - сорок восемь лет. Вторая пролетела за сорок пять суток. Что до еврейских людских и экономических потерь во Франции, то это еще вопрос, как они сказались на состоянии французской экономики. Оказавшись в числе стран-победительниц исключительно благодаря личному авторитету и связям де Голля (в историю вошел изумленный возглас Кейтеля, увидевшего вдруг французскую делегацию во время подписания Акта о капитуляции: «Как, и эти здесь?!»), Франция мало что выиграла в материальном смысле от войны. Ее более чем скромный профит соответствовал более чем скромному вкладу в Победу, что в то время сознавали все.
Об интересах «экономических элит» СССР мы не говорим за отсутствием оных элит, а для Советского Союза в целом захват Восточной Европы обернулся, скорее, расходами, нежели доходами. Мы никогда не умели быть колонизаторами.
Иное дело Америка. Ее элиты (в том числе еврейская), да и вообще страна в целом как таковая, оказались в огромных барышах. Собственно, главный выигрыш состоял в том, что США по-настоящему сделались сверхдержавой. Но это был выигрыш не воина, а купца, расчетливого биржевого игрока, который и в войну-то вступил, когда дело уже шло к финалу, предопределенному смертельным немецко-русским противостоянием. Потери США были минимальными (для сравнения: на 1 убитого американского солдата приходится 107 убитых советских воинов), приобретения - максимальными. Если у Бжезинского есть хоть какие-то основания именовать Америку «последним сувереном», то причина этого - Вторая мировая.
И, конечно, выиграло (морально и материально) мировое еврейское сообщество; выиграл, колоссально, Израиль; выиграли еврейские экономические элиты, это уж точно по Марксу. Но для евреев эта война носила по меньшей мере странный, двоякий характер; недаром они решали в ней свои масштабные, но противоречивые задачи и воевали по обе стороны фронта (только в армии вермахта - свыше ста тысяч). Снимать ответственность за войну с немцев и возлагать ее полностью на евреев, как это пытался делать Гитлер и как это порой делается у нас, мне кажется совершенно неисторичным. Просто евреи сумели извлечь выгоду из мировой катастрофы - ну и молодцы; а мы - нет, ну и зря. И марксистский подход тут ничего не объясняет.
Остается, как и было сказано, этническая версия. Правда в том, что немцы и в 1914, и в 1939 году могли и хотели воевать, они полвека готовились к войне, рвались к ней, вели ее в высшей степени осознанно и национально-солидарно. Войны хотели круппы и тиссены, но ее жаждали также и рабочие, и крестьяне, и молодежь, и военные. Очень характерна та капитальная ошибка, которую совершили советские горе-идеологи, чьи мозги были нафаршированы идеями Коминтерна. Они вообразили, будто одетые в шинели немецкие рабочие и крестьяне воткнут штыки в землю, а то и обернут их против своих же немецких капиталистов-эксплуататоров по соображениям классовой солидарности с рабоче-крестьянским советским государством. Ход событий опрокинул эти глупые предрассудки и предельно обнажил этнический характер войны: на нас обрушился цельный, единый, сплоченный немецкий народ, отлично осознавший собственные этнические цели и задачи войны. Ему была обещана роль господина в масштабах всего мира, и он с энтузиазмом устремился к ней изо всех сил.
И совершенно не случайно главным противником немцев оказались именно русские, также в течение длительного времени переживавшие бурный демографический рост: с 1890 по 1913 гг. население России увеличилось со 100 до 150 млн. человек. Тенденция сохранялась и в первые десятилетия Советской власти: в 1929 году СССР обгонял по темпам прироста населения Францию - в 22 раза, Англию - в 5,5, Германию - в 3,6. «Встречный пал» немецкой и русской пассионарности, немецкого и русского глобальных проектов, наглядно предстает в свете этих цифр как абсолютная неизбежность. Коса нашла на камень. Мы победили и получили тот самый важный приз, к которому так стремились немцы и Гитлер: жизненное пространство (все, что причиталось СССР по гениальному пакту Молотова-Риббентропа, плюс Восточная Европа, Восточная Пруссия, Бессарабия и Буковина).
***Обратим внимание еще на некоторые важные моменты.
Во- первых, среди сателлитов Германии -на первом месте Италия, далее, по степени значимости, я бы поставил Турцию, Финляндию, Норвегию и Венгрию. Сами немцы объединились, обрели единое государство и стали нацией в 1871 году, итальянцы прошли эту же фазу в 1860, норвежцы отделились от шведов и стали суверенной нацией в 1909, финны, как и венгры, стали самостоятельны и суверенны в 1918 году, турки в результате национально-освободительной революции обрели Турецкую Республику в 1923. Перед нами - все сплошь только молодые, недавно образованные нации, переполненные энергией, которую дает обретение такого статуса. Налицо очевидная причина повышенной пассионарности, проявленной, как это часто бывает, через агрессию.
Во- вторых, уясним для полноты понимания этнополитической сущности войн, что Вторая мировая война явилась кульминационной точкой в летописи славяно-германских отношений. А если говорить в этнополитических терминах -в полуторатысячелетней истории суперэтнического противостояния. Об этом прекрасно написал А. И. Казинцев в книге «Россия над бездной: дневник современника» (М., 1996), к которой я отсылаю читателя. Здесь лишь только напомню, что после разгрома немцев все славяне крупно выиграли. Было создано новое славянское государство Югославия. Украинцы получили Западную Украину. Белорусы - Западную Белоруссию. Чехи - Судеты, откуда были изгнаны, наконец, все немцы, а также мирно присоединенную Словакию. Поляки - также очищенную от немцев Силезию, ганзейские города, часть Восточной Пруссии и др. Литовцы - Клайпеду (Мемель), Виленский край. Русские - самую лакомую часть Восточной Пруссии с Кенигсбергом…
В- третьих, никакой итог войны не бывает окончательным, если побежденному народу (например, немцам после окончания Второй мировой или русским после окончания Третьей) в целом сохранена жизнь. Ибо по итогам войн меняется не только политическая карта мира, но и соотношение сил и интересов. В результате зачастую вчерашние союзники становятся противниками и наоборот. Это усиливает роль политических средств в этнических войнах, но не только не уничтожает, а еще и стимулирует сами войны
***Итак, мы ясно видим, что ни борьба социальных систем, ни борьба идеологий и религий, ни борьба экономических элит не являются первопричиной войн и не должны ее заслонять. Воюют не системы, не идеи, не деньги. Воюют народы, люди одной породы, организованные в общества, воодушевленные мыслью и верой, экипированные по своим средствам лучше или хуже. И победа в войне - это, в первую очередь, победа качества народа. Не случайно древние говорили: один на один перс может одолеть эллина; исход схватки десять на десять предсказать трудно; но тысяча персов всегда побежит от сотни эллинов и будет разгромлена. Воистину так.
***Но вот вопрос, лежащий на поверхности: а точно ли все войны без исключения ведут сами народы? Точно ли их первопричиной всегда являются осознанные или неосознанные этнические, племенные цели и интересы?
Нет, конечно. Выше мы говорили о генезисе войн, об их вечной основе и подоплеке, об их скрытой сущности - о норме, словом. Но нет нормы без исключений. В частности, речь может идти и об антинародных войнах, продиктованных, к примеру, династическими соображениями (одна из важнейших издержек монархии). Это легко проиллюстрировать на примере России.
Русский этнос, будучи живым, предприимчивым, многодетным и сильным, всегда вел активную экспансию во всех направлениях, кроме западного. Мы сами, без приглашений и понуканий, устремлялись на Север, на Урал, в Поволжье, в Сибирь, в Дикое Поле, на юг… Это было народное движение. И русское правительство, если вело военную поддержку этой народной экспансии в данных направлениях, получало в итоге добротный результат многовековой прочности. Эти завоевательные войны - с югрой, вогулами и остяками, с татарами Казанского, Астраханского, Сибирского, а там и Крымского ханств, с народами северокавказского предгорья, с турками Прикубанья и Приазовья - были войнами народными в обоих смыслах, то есть, во-первых, этническими, а во-вторых, вершившимися в интересах всего русского народа в целом. При этом царское правительство каждый раз самым тщательным и всесторонним образом рассматривало возможные территориальные приобретения с точки зрения национальных русских интересов: не только Сибирь, но и Малороссию присоединяли со всей ответственностью, рассчитывая ресурсы, неторопливо взвешивая все ближайшие и отдаленные последствия такого шага.
