Джейн Джекобс - Закат Америки. Впереди Средневековье.
Томас Кун, историк науки прошлого века, показал, как утвердившиеся научные истины способны тормозить прогресс науки. Он назвал такие истины парадигмами и указал на то, что они формируют картину мира людей. Большинство людей не хотят видеть, как их картине мира отказывают в доверии, а они сами лишаются точки опоры. Учёные не исключение. Парадигму окружает почтение: когда появляется новое знание или новые свидетельства, противоречащие парадигме или ставящие её под вопрос, её начинают обвешивать всевозможными исключениями и свойствами, опутывать псевдонаучными интерпретациями, чем угодно — все ради того, чтобы не допустить её потери. Если парадигма устарела полностью, она в конечном счёте уступает место иной, не выдержав испытания реальностью мира. Но, как правило, обветшавшие парадигмы держатся до тех пор, пока кто-то изнутри не сделает рывок, достаточный для того, чтобы воображением и отвагой сместить прежнюю парадигму и выдвинуть на её место новую.
Научный образ мысли являет собой своего рода чудо. Иногда и он может совершить промах. Ради того, чтобы сохранить неадекватную парадигму, или потому, что впал в дрёму. Эти промахи не столь злокозненны, как предательство науки, вызванное жадностью или жаждой власти. Однако они опасны именно потому, что не показывают признаков нечестности и аморальности. Даже самые благородные «научные» неправды всегда влекут за собой тяжёлые потери. И очень часто такие потери оказываются значительно выше, чем можно было предполагать.
Теперь я хочу предъявить несколько примеров того, как был предан научный способ мышления, как была отброшена наука. При этом те, кто свершил столь гадкое дело, прикидываются, будто ничего подобного не случилось. А может быть, они действительно не понимают, что совершили — коль скоро они утратили память о том образе мысли, который они утратили?
Мой первый пример — это провал во второстепенной области инженерии, известной как транспортная инженерия или управление транспортными коммуникациями. Это провал принципиального значения, поскольку из-за него множество водителей тратит пропасть времени, возрастает загрязнение среды, растрачиваются земли и энергия. Именно он стал главной причиной разрушения соседских сообществ, о котором мы говорили во второй главе.
Инженерия имеет старую и почтённую репутацию умения, основанного на науке. Начиная с древнейших времён абсолютное большинство примеров работы научного типа мышления сохранилось в достижениях инженеров. Прежде всего это произошло благодаря солидности и устойчивости ко времени таких построек, как пирамиды Египта и Латинской Америки, римские акведуки, защитные дамбы, арки и купола классической эпохи. Безопасность всей нашей сегодняшней жизни находится в руках инженеров-конструкторов, авиаинженеров, электроинженеров, гидравликов и атомных инженеров. Мы доверяем научной компетентности этих людей и сошли бы с ума при утере такого доверия. Многие ветви гражданской инженерии выросли из инженерии военной, служившей осаде и обороне. Этот унаследованный военный дух сыграл свою роль в формировании оттенка твёрдости, ответственности и героизма служения.
Учитывая этот психологический фон и принимая во внимание особую склонность жителей Северной Америки восторгаться научными достижениями без малейших сомнений, не приходится удивляться тому, что транспортным инженерам доверяли делать все, что они хотели. А министерство общественных работ с благодарностью принимало рекомендации и следовало им при прокладке улиц и дорог.
Что бы ни решали делать и что бы ни рекомендовали транспортные инженеры, они предали науку и бросили её. Слово «конструирование» кроме основного имеет ещё одно значение — любая манипуляция безотносительно к истине. Именно это имеется в виду, когда говорят «достичь консенсуса» или «выглядит естественно, хотя на самом деле грамотно подстроено». Предполагается, что когда университеты дают степень транспортного инженера, они признают у выпускников наличие экспертного знания за пределами учебной аудитории. Но это не так. Когда они выдают диплом о предполагаемом наличии экспертного знания, то совершают подделку за счёт студентов и за счёт населения.
В середине 1950-х годов я была в числе тех тысяч жителей Нью-Йорка, кто пытался спасти Вашингтон-сквер, главный публичный парк Гринвич-Виллидж. Через него пытались провести автотрассу, а затем — превратить в круговую транспортную развязку. После того как обе эти угрозы были предотвращены, наше общественное движение перешло от оборонительной тактики к наступлению. Мы твёрдо отстаивали наш проект, согласно которому дорога с двусторонним движением, которая пересекает парк, должна быть закрыта для любого транспорта, кроме скорой помощи и пожарных машин. Мы осознавали, что этот пережиток эпохи карет и колясок может сыграть роль троянского коня, с помощью которого удастся уничтожить и парк, и сообщество путём расширения или иной реконструкции.
Когда пробное закрытие дороги стало неизбежностью, член транспортной комиссии заверил нас, что автомобильное движение подобно потоку воды: если его перекрыть или отвести в сторону, оно найдёт себе каналы там, где сопротивление будет наименьшим. Он предсказывал, что когда дорога исчезнет, а новой поблизости не проведут, все узкие улицы в окрестностях парка будут забиты машинами. А их выхлопы представят собой такую угрозу для здоровья детей, что их нельзя будет даже подпустить к парку. Он утверждал, что мы приползём к нему на коленях, умоляя провести дорогу. Все его предсказания оказались лживыми. Поблизости трафик не вырос нигде. Напротив, замеры показали, что в окрестностях парка движение сократилось. Пробное закрытие дороги было настолько удачным, что ему тихо придали постоянный характер.
Куда делся исчезнувший трафик? Этот новый вопрос возник спонтанно, но никто не попытался ответить на него. Его просто проигнорировали, высказав несколько неопределённых суждений: наверное, часть водителей предпочли менее утомительные пути, или пересели на общественный транспорт, или стали ходить пешком.
Тридцать лет спустя моё соседское сообщество в Торонто спорило по поводу водителей. Пытаясь избежать светофоров на главной улице, те превратили тихую параллельную улицу в скоростную трассу, проскакивая на повышенной скорости перекрёстки, на которых не было светофоров. Одни предлагали отбить натиск путём перевёртывания одностороннего движения примерно посредине улицы с северного направления на южное. Другие, и их было большинство, опасались того, что прижатый поток движения затопит соседние улицы. Третьи ничего не хотели менять, исходя из предположения, что любое лекарство окажется в конечном счёте хуже болезни. Четвёртые настаивали на необходимости сложных и дорогостоящих исследований всего лабиринта движения на территории соседства. Им возражали пятые, указывая на печальный опыт соседнего сообщества, для которого сделали сложный экспертный анализ, который никого не удовлетворил. Люди все агрессивнее нападали друг на друга, мелькали взаимные письменные обвинения, под которыми собирались подписи. Чиновники из городского отдела транспорта и общественных работ пришли на собрание, чтобы предложить свои советы. Присутствовал и член городского совета от нашего округа, желавший понять, что тут происходит.
К моему вящему изумлению, я услышала от чиновников ту же самую лекцию, почти слово в слово, что слышала в Нью-Йорке тридцатью годами раньше: уличное движение подобно воде и найдёт путь там, где сопротивление меньше; если его перекрыть или отвести, то оно затопит соседние улицы.
Взяв слово, я грустно сказала: «Вот оно, ещё одно поколение симпатичных, неправильно обученных молодых людей, готовых потратить свои карьеры на фальшивое знание. Оно не желает признавать свидетельства, не начинает с того, чтобы задаться продуктивным вопросом. Когда появляется неожиданный факт, оно не собирается его исследовать. Это жрецы лженауки, которая так и не построила целостную структуру знания за счёт последовательного решения вопросов, которые перед ней ставит жизнь». К счастью, люди на собрании были готовы к тому, чтобы прислушаться к свидетелю. Я описала все, что произошло на Вашингтон-сквер, и сообщество решило провести опыт по изменению направления движения по улице. Официальные лица дали ясно понять, что такое решение им не нравится, но наш член городского совета подхватил идею испытания и открыто выступил против дипломированных специалистов.
Произошло почти то же, что и в Нью-Йорке. Не знаю, было ли общее снижение движения — замеров или не сделали, или их результаты не опубликовали. Но ни одна из соседних улиц не была забита транспортом, тогда как объём скоростного транзита на нашей спасённой улице заметно сократился. Похоже, что он сократился по всему соседству. Чёртов трафик отнюдь не перелился по каналам уменьшенного сопротивления, послушно вписавшись в назначенный ему канал. «Водная» гипотеза объяснения того, как ведёт себя транспортный поток, была снова опрокинута реальностью мира. Причины, по которым это произошло, снова не были исследованы[25].
