Сергей Кара-Мурза - Путин и оппозиция. Когда они сразятся на равных
Это разделение идет по стольким направлениям и с такой скоростью, что связность русского народа приближается к той критической черте, за которой начинается распад. Это выражается во множестве признаков и в хозяйстве, и в культуре, и в хаотичности сознания, и в политической беспомощности населения. Да взять самое наглядное, как на ладони, разделение пространственное. Множество русских, миллионы, остались за рубежами той России, которая сохранилась как ядро после развала Советского Союза. Но ни мы в Российской Федерации, ни они, за ближними границами, не можем наладить тесного взаимодействия ни в какой области. Мы даже плохо знаем, как они живут, что думают, как видят будущее. А ведь современность дает новые средства общения, которые неподвластны политическим границам. Разве не обязаны мы найти способы объединения в сложившихся новых условиях! Мы же должны питать друг друга культурой, языком, опытом мы нужны друг другу как части одного народа, который попал в большую передрягу.
Но это разделение очевидность. Важнее и глубже разделение русских в себе самих, ослабление или разрыв всех главных связей, соединяющих нас в народ. При этом каждый, укрывшись в своей хате с краю, по каплям утрачивает свою русскость, ибо поодиночке ее не уберечь. Ее хранит народ в целом.
Есть ли у нас надежда?
Как нам защититься
Повторим еще раз: любой кризис жизнеустройства народа затрагивает механизмы созидания и воспроизводства связующих сил. Кризисы, как и болезни у человека, неизбежная и необходимая часть жизни народов. Но иногда кризис принимает такую форму, что обновление механизмов созидания подавляется, а ослабление и разрыв связей продолжаются. Хорошо видимыми симптомами такого незаметного вначале распада большого народа служит обострение этнического чувства живущих с ним в одной стране малых общностей при ослаблении защитной силы большого народа люди мобилизуют этничность близкого окружения. Это мы сегодня видим и на Кавказе, и в Сибири.
При этом происходит разукрупнение народов, они как бы возвращаются на уровень племенных союзов. Одновременно идет откат назад этнического самосознания, начинаются поиски древних корней, споры о происхождении, попытки возрождения язычества. Элементы национального сознания народа вытесняются сознанием племенным. Известно, что народ в большей степени смотрит в будущее, чем в прошлое. Он непрерывно себя строит. Племя как продукт распада народа смотрит в прошлое, сплачивается мифом о золотом веке.
Такое воздействие кризиса в России наблюдается во многих народах. Так, долгий процесс сближения родственных народностей мокша и эрзя почти соединил их в большой единый мордовский народ. В ходе кризиса между ними стала нарастать отчужденность, они стали замыкаться в себе. То же самое мы видим у ряда других народов. В периоды такого недомогания от всех требуется чуткость и осторожность, как к человеку во время болезни.
Возникают и расхождения, по ряду вопросов, между русскими и проживающими рядом с ними представителями других народов хотя раньше таких расхождений и не предполагалось. Кризис обостряет этническое сознание нерусских народов при том, что у русских преобладает гражданское сознание. Происходит расщепление региональной общности, у двух основных групп населения нарастает различие в их самосознании. Это ослабляет в целом соединение населения в народ России.
Сохранение традиций и недопущение быстрой глубокой ломки жизнеустройства залог сохранения этнических связей народа. Сергей Есенин сказал:
«Человек в этом мире не бревенчатый дом, Не всегда перестроишь наново».
Тем более это можно сказать о народе. Перемена устоявшихся порядков всегда трудный процесс, но когда господствующие политические силы начинают ломать всю систему жизнеустройства, это создает обстановку гибели богов и наносит народу тяжелую травму. Такую травму мы получили в 90-е годы. Теперь надо залечивать ее и производить ремонт всей системы связей.
И мы сами, и патриотическая часть госаппарата должны знать, чего нельзя делать, чтобы еще больше не ослабить связность нашего народа, и что надо делать, чтобы ее укрепить.
* * *Человеческим наполнением страны является не население, не совокупность индивидов, подобная куче песка, а именно народ. Он может быть организован по-разному и как гражданское, и как сословное, и как кастовое, и как советское общество. Связи объединения людей в социальные группы более слабые, чем связи этнические в народ или нацию. Большие общие дела типа отечественной войны делает народ в целом (не считая отщепенцев дезертиров и предателей). Да и большие революции совершают не классы, а народы. Просто они на время раскалываются, и расколотые части относятся друг к другу как к разным народам.
Согласно привычным представлениям, страны ликвидируются или уродуются вследствие поражения в войне. Однако непосредственной причиной их гибели или расчленения может быть исчезновение народа, слом или порча механизма, воспроизводящего те связи, которые соединяют людей в народ. Население при этом сохраняется и, бывает, даже не вымирает, но народа нет, есть куча песка из индивидов, мелких групп, кланов и шаек. Часто именно это бывает и предпосылкой поражения в войне.
Распад народа может происходить незаметно, так что страна и государство слабеют с необъяснимой скоростью и становятся легкой добычей внешних сил (как это произошло в Китае в конце XIX века, когда там реально стал властвовать Запад и высасывать из страны все соки). В других случаях углубление кризиса наблюдается и даже изучается, но он представляется как накопление социальных противоречий (как было в Российской империи в начале или в СССР в конце XX века).
Механизм соединения людей в народ поддается анализу и изучению. Раньше этим занимались жрецы и мудрецы, теперь профессиональные ученые в больших научных центрах. Раз объект можно изучить, значит, можно создать и эффективные технологии воздействия на него. Так за последние десятилетия были найдены методы, которые приводят к поломкам механизма собирания и сохранения народа, к отказам этого механизма или даже его переподчинению заданным извне программам, заставляющим этот механизм работать на разрушение скрепляющих народ связей.
За последние десятилетия это и произошло с Россией. Уже с начала 70-х годов стратеги холодной войны посчитали именно этнические связи между народами и внутри каждого народа самым слабым местом Советского Союза. Сюда и были направлены главные усилия, но ни властвующие в СССР старики, ни общество в целом этого не заметило и не поняло.
Период перестройки стал большой спецоперацией холодной войны, целью которой был демонтаж советского народа. К 1991 г. этот демонтаж был проведен на глубину, достаточную для ликвидации Советского Союза при полной недееспособности всех защитных систем государства и народа. После 1991 г. стало нарастать стихийное, неорганизованное сопротивление контуженного перестройкой народа и патриотической части государственной власти. Поэтому программа разборки народа продолжалась с некоторой потерей темпа, особенно после 2000 г. Но параллельно велось и совершенствование технологии, так что ее обновленная версия была с успехом применена в Сербии, Грузии и на Украине в форме цветных революций. Готовятся штабные карты и для подобной операции в РФ. Чем быстрее мы освоим современное знание о том, что такое народ, чем он скреплен и какие есть слабые места в его конструкции, тем меньшие потери понесем в ближайшие десятилетия XXI века. А они обещают быть очень бурными.
* * *Есть ли у нас надежда? Сегодня многие задают этот вопрос. Сама его постановка трагична. Когда такой вопрос витает в воздухе и о нем начинает размышлять простой человек, это признак того, что народ переживает кризис бытия, а не кризис политической или даже социальной системы. Напряженное раздумье над этим вопросом видно сегодня по лицам множества людей в метро, на рынке, в аудитории института или в старой шахте. Эти люди еще не усвоили новые правила приличий и не умеют надеть на лицо маску вежливого индивида, и трагизм их размышлений выражен ими без слов. Та наигранная бодрость, которая играет на лицах политиков, по контрасту сплачивает нас.
Как возник этот вопрос? Он слепился, как звезда из космической пыли, из неясных предчувствий, из тягот и бед. Поиск ответа важен для разделения всего мысленного пространства на два мира мир возможного и мир невозможного. Вернемся назад, на семнадцать лет мимолетный миг в истории. Большие опросы в апреле 1989 г. выявили общие оптимистические ожидания. У людей не было даже предчувствия ухудшения их жизни, о трагизме не могло быть и речи. Вопрос: «Есть ли у нас надежда?» — был бы тогда отвергнут как нелепый.
