Рой Медведев - Советский Союз. Последние годы жизни. Конец советской империи

Идеологическая слабостьГорбачева. В Советском Союзе идеология была одной из главных опор общества и государства, и всякая крупная реформа нуждалась поэтому в идеологическом обосновании. Это не было невыполнимой задачей для лидера КПСС, так как общие принципы социализма можно было бы совместить и с требованиями разумной рыночной экономики, и с новым отношением к частной собственности. Но Горбачев не был идеологом и очень плохо знал проблемы социалистической теории в любом их изложении. Когда-то Горбачев усвоил главные догмы того суррогата социалистической идеологии, который получил наименование марксизма-ленинизма, но дальше этого не продвинулся, да и не пытался продвинуться. В области теории и во всем том, что относится к экономическим наукам, к наукам политическим, к социологии, к наукам, изучающим различные аспекты государственного строительства, М. Горбачев был крайне поверхностным человеком. Да, Горбачев выдвинул лозунг и требование «нового мышления». Но никакого нового мышления он не создал. В его книге о перестройке и новом мышлении не было ни одной заслуживающей внимания новой мысли, а тем более новой концепции. Горбачев не раз заявлял, что Советский Союз развивался до 1985 г. где-то в стороне от основных направлений мировой цивилизации и что теперь возникает необходимость «реинтеграции СССР, оказавшегося в изоляции после 1917 г., с остальным миром в некое новое мировое сообщество». Автор книги призывал граждан СССР жить дальше «по законам мирового права и цивилизованного мира». Но все это были пустые, а часто и вздорные абстрактные концепции. Они были также ошибочны и даже опасны, как и стремления и требования советских лидеров 20-х гг., которые хотели навязать всему миру концепции диктатуры пролетариата и принципы Советской власти. Наивной, примитивной и пустой абстракцией был и призыв Горбачева ко всем странам мира строить свои отношения на нравственных принципах. Западные специалисты некоторое время подозревали в этих концепциях советского лидера какую-то непонятную для них «хитрость». Позднее они с удивлением писали о «бесхитростности» Горбачева. Но это была не похвала, а удивление его наивности. Даже самые оптимистически настроенные политологи Запада признавали, что по большому счету Горбачев не внес никаких изменений в традиционные постулаты советской доктрины, относящиеся к проблемам международной политики. Он привнес в эту политику новый тон, умеренность и благоразумие, а также выдвинул ряд новых тем для дискуссий. Но как пойдут дела дальше? На этот вопрос в 1987 – 1988 гг. среди западных специалистов никто не брался ответить. Пессимисты утверждали тогда, что все ограничится только косметикой и что «новое мышление» – это лишь новый прием пропаганды. На старый товар всегда можно найти спрос, если время от времени рекламировать его как «новый» и «усовершенствованный». Падение Берлинской стены, «бархатные революции» в Восточной Европе и особенно объединение Германии – все эти события были встречены в западных странах с воодушевлением, но и с недоумением. Как объяснить это неожиданное отступление СССР? Что за этим скрывается и как на все это реагировать? Чего ждать дальше? Даже и после этих неожиданных событий один из известных американских политологов, Пол Маранц, писал, что в политике Горбачева нет той определенности, какая была у Сталина, Хрущева или Брежнева. «С момента ухода с мировой арены этих советских руководителей прошло уже много лет, но в драме, начавшейся с приходом к власти Горбачева, все еще разыгрывается первое действие»[335]. Оказалось, однако, что первое действие в этой драме стало и последним действием: Советский Союз просто распался.

Л.И. Брежнев также не был идеологом, но у него был определенный идеологический штаб, возглавляемый Михаилом Сусловым. Ко всему прочему Брежнев не собирался и не предполагал проводить никаких реформ, которые требовали какого-то нового идеологического обоснования. Вполне можно было обойтись концепцией «развитого социализма» и «доктриной Брежнева», а также призывами к мирному сосуществованию и разрядке. Но Горбачев стал поворачивать партию и страну в каком-то новом направлении, не озаботившись ни созданием штаба, ни проведением разведки. При нем вообще не было никакого «главного идеолога». До середины 1987 г. руководство идеологическими подразделениями ЦК КПСС было поручено Егору Лигачеву. Во второй половине 1987 г. Лигачеву, как члену Политбюро, было поручено руководство сельским хозяйством, а решение идеологических проблем было разделено между Лигачевым и Александром Яковлевым. Но это были разные люди, с разными взглядами, и между ними постоянно возникали конфликты. В конце 1988 г. Горбачев почти полностью переключил А.Н. Яковлева на международные дела. Главным партийным идеологом стал Вадим Медведев, который в сентябре 1988 г. стал и членом Политбюро. Это был очень порядочный, знающий, но недостаточно волевой человек с характером академического ученого. По специальности он был экономистом. Но в это время в стране уже бушевали такие стихийные и бурные идеологические процессы, которые ни В. Медведев, ни Горбачев контролировать уже не могли. Если верить мемуарным свидетельствам людей, которые работали в годы перестройки с Горбачевым в одной команде, то можно сделать вывод, что главным идеологическим авторитетом для Горбачева была его жена – Раиса Максимовна, которая окончила в свое время философский факультет МГУ и была даже кандидатом философских наук. Ее кандидатская диссертация была посвящена некоторым социальным изменениям в ставропольской деревне.

Идеологическая беспомощность Горбачева вызывала недовольство в руководящих кругах КПСС на всех уровнях. Но она вызывала недоумение и даже опасения среди наиболее вдумчивых западных публицистов и историков. Один из этих людей, Роберт Шиэр, писал в своей книге: «Вызов, брошенный Горбачеву, беспрецедентен для лидера авторитарного государства. Ему придется иметь дело не столько с конкретными задачами, сколько с вопросами, на которые нет конкретных ответов. Нет сегодня таких ответов. Ученые-обществоведы пока не предложили ничего связного. Политическая экономия социализма переполнена устаревшими концепциями и не поспевает за диалектикой жизни. Но жизнь не похожа на кинофильм типа «Красные». Она, как правило, более сложна и глупа. Как может новый советский лидер заменить прежние стимулы новой трудовой этикой? Для писателей гласность может оказаться такой же приятной, как глоток водки. Но для тех простых людей, которые стоят в длинных очередях за настоящей водкой, его запреты могут оказаться слишком давящими. Негодование этих людей от горбачевских ограничений может быть даже большим, чем их гнев по поводу вскрытых разоблачений в адрес Сталина или по поводу коррупции в высших сферах. Наибольшее опасение вызывает то обстоятельство, что Горбачев будет отброшен назад, столкнувшись вместо оппозиции КГБ или военных с инерцией и протестом общества. Никто лучше самого Горбачева не осознает, насколько далеко зашли события. По его признанию, он должен руководить обществом, которое близко к неуправляемому. Но будут ли молчать люди, чьи привилегии и власть могут быть утрачены в ходе реформ Горбачева? Никто не сомневается в искренности Горбачева. Но он сам говорит, что атмосфера в обществе становится все более напряженной и что многие начинают задавать вопрос: “А был ли смысл вообще начинать все это?”»[336].

Слабость команды Горбачева. Не сумев решить идеологических проблем «перестройки» или дать ей сколько-нибудь убедительного идеологического обоснования, М. Горбачев не сумел и создать сильной команды лидеров, способных помочь ему в руководстве страной и партией. Об этом я уже писал выше и нет необходимости повторяться. Однако нет смысла обвинять в этом самого Горбачева. В руководстве партией и государством к середине 1980-х гг. активно происходил процесс, который социологи называют нередко «вырождением элит». Формирование партийных кадров в КПСС проходило много ступеней, и на каждой из этих ступеней действовали принципы отрицательного отбора. Уже в руководство обкомами партии проходили, как правило, не наиболее сильные, способные и самостоятельные люди, а жесткие, часто беспринципные, но слабые в интеллектуальном отношении политики. Исключения, конечно, были, но они были редки. Л. Брежнев об этом не задумывался, но для Ю. Андропова это было предметом тревоги. К 1985 г. в руководстве страной и партией просто не было в наличии таких лидеров, которые могли бы осуществить назревшие реформы по-настоящему эффективно. Болезни, которые взялся лечить в нашем общественном и государственном организме Горбачев, были слишком запущенны. Браться за их лечение нужно было еще в 50-е гг. Но и возвеличивать Горбачева как реформатора нет никаких оснований. Горбачев не поднялся и не мог подняться до уровня Дэн Сяопина. Надо, однако, принять во внимание, что Дэн Сяопин не только сам проявил качества великого и мудрого реформатора. Он смог опереться на те кадры, на ту элиту, которые сформировались в Китае еще в 40 – 50-е гг. в труднейших условиях революции и национально-освободительной борьбы. Мао Цзэдун удалил этих людей от власти в 60-е гг., сослав в дальние сельские районы, где и сам Дэн Сяопин не один год работал простым пастухом. Но эти люди сохранились физически и политически, и они смогли осуществить руководство страной после смерти Мао Цзэдуна. В Китае сохранилась та преемственность в революционных кадрах, которая была разрушена еще при Сталине. Террор Сталина был слишком опустошителен, и его деспотия оставила после себя не только моральный, но и политический вакуум. Этот отрицательный кадровый отбор, это вырождение элит были продолжены в эпоху застоя и геронтократии в 1970 – 1985 гг. Что мог сделать в этих условиях Горбачев?