Юность, Мурманск и журфак - Алина Менькова
Тот, кто ворует однозначно человек плохой. Другой. Но для себя мы всегда найдем оправдание. Чиновник берет взятки – нехороший. А я, учительница или гаишник, могу ее взять. Ведь у меня такая маленькая зарплата, а мне надо кормить троих детей. А моему брату просто необходимо дать взятку высшему чину – хочет продвинуться в государственной очереди на получение социального жилья, участка, льгот и прочего. А, потом, разгоряченный, на застолье я обязательно скажу: «Что за страна? Везде коррупция! Вот в Саудовской Аравии за воровство отрубают руки!». Ведь есть такой «час спора» в любой русской пьянке, когда просто необходимо поговорить за жизнь, за политику, обличить власть, обхаять президента. Хотя ясно, как белый день: даже самый лучший и грамотный руководитель не способен решить все локальные проблемы, если его подчиненным это невыгодно или не нужно. Один в поле не воин.
На рабочих местах сплошь фальшь. Люди выступают с докладами на скучных конференциях, стараясь показать, как им важны проблемы людей в городе, деревне, стране, а на самом деле они думают, как скоро закончится рабочий день, сколько он будет им стоить и что сегодня нового они попробуют на столе или в постели. Неужели правда кому-то действительно есть дело до чужих людей? Очень слабо верится в альтруизм. Может только в тот, который удовлетворяет собственное эго. Благотворительность, как способ выглядеть добрым богатым? Чтобы меньше завидовали, меньше посылали зла.
Есть ли что-то настоящее в том, что мы делаем? Или люди – просто цивилизованные звери, думающие только о собственном комфорте и потреблении благ. И в перерывах между едой и сном воюющие за свое место под солнцем.
…Такая наша страна, потому что такие мы. А не власть, не время, не жизнь. Страну, как и мать, не выбирают. Мы лишь выбираем как жить в этой стране.
*Профиль или аккаунт – учетная запись человека в социальной сети, которая раскрывает информацию о нем – где родился, учился, работал, его семейное положение, вероисповедание, ценности и прочее.
О дружбе
Дружба довольствуется возможным, не требуя должного. Аристотель
Хочется побыть с другом? Хочется. С тем, кто не будет жалеть или завидовать, а просто выслушает, поймет, приободрит. Не так, чтобы посмеяться, не так, чтобы позлорадствовать, не так, чтобы ощущать себя спасителем. А просто, чтобы тот человек, голос в телефонной трубке, сорвался с любой точки города и просто приехал обнять тебя. Чтобы он был лучиком… но таким, который не захотелось бы отталкивать, когда он начнет припекать. Чтобы его тепло не душило, а грело. Где твой статус – не мерило.
Друзья… нам говорят в детстве… что надо уметь дружить. Что дружба – это не распитый коньяк на двоих. А помощь в трудную минуту. И умение искренне радоваться за другого. Дружба…дружба… а есть ли она? Та, от которой нет выгоды, та, где неважен твой статус. Дружба, как единение душ, как танец, в котором танцуешь, не думая о точности выбранных движений. Дружба, как категория бытия. Необходимая. Друг, как умелый пианист, чувствует тебя.
Люди… не хорошие и не плохие, а ты правильно умеющий к ним относиться. Тебе звонят. Выжидаешь несколько гудков, типа ты занят. Потом радостно ведешь диалог. Врешь, что «дела отлично». Когда идеальный друг не спросит «как дела», он знает о тебе все. В каком настроении проснешься и что завтракаешь. А если не знает, то зачем интересоваться? Таким ты уж точно не скажешь правду. «Пиши, звони!», говоришь эту фразу, зная, что тебе позвонят, лишь позвав весело провести время. И ты уже не интересен, когда не выдаешь искрометных шуток, когда ты не «душа компании». Возможно, твоя душа сегодня вообще пуста. И смешить никого не хочется, а хочется, например, реветь… И вместе с тем быть нужным…и молчать вместе без напряжения…
О бродячей жизни
«Если ты пьешь с ворами, опасайся за свой кошелек.
Если ты ходишь по грязной дороге, ты не сможешь не выпачкать ног».
Наутилус Помпилиус
Однажды ночью… он очнулся от ноющего холода в коленях и понял, что спит на улице у входа в какую-то ветхую лачугу. Дышать было трудно, и даже совсем не было сил на вдохи. Хотелось есть, да так сильно, до головокружения. От ступней до лица он словно превратился в огромный журчащий желудок, требующий пищи… хоть какой-нибудь, хоть сырой картошки… Руки его желтые-желтые, кончики ногтей черные от грязи, каждая ниточка рисунка, тянущаяся по ладони, пропитана асфальтовой копотью… самой кожи не видно. На нем мешковатый серый свитер и темные брюки, ботинки, куртка… Все очень большое, будто с чужого плеча, и жутко вонючее… Запах просто отвратительный, тошнотворный, резкий и ничем не заглушимый.
Светает, сейчас где-то полпятого утра…
Как этот парень здесь оказался? Морщится от боли и плачет совершенно слепыми глазами. Выбирается на улицу, боится увидеть в витринах магазинов свой облик, осознавать во что превратилось его лицо. Так голоден, что не может идти. Прошел час, может, два. Он в чужом городе, без денег и документов. Кто он теперь? Ему навстречу шелестящим потоком спешат люди. Осеннее дождливое утро. Одни
