К барьеру! (запрещенная Дуэль) - К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №29 от 20.07.2010
Судья позвала для допроса вторую свидетельницу алиби Миронова - дочь Алевтины Михайловны Елену Борисовну Тараканникову, миловидную женщину лет тридцати пяти.
Задавать вопросы вновь начала адвокат Чепурная: «Вы помните события 17 марта 2005 года?».
Тараканникова: «Да, 17 марта я встретила Ивана утром в подъезде. С утра я ходила в церковь, пришла из церкви, попила чай, позавтракала и пошла гулять с собакой. Это было около десяти».
Чепурная: «Вы в этот день работали?»
Тараканникова: «У меня выходной был по графику».
Чепурная: «Кроме того, что Вы поздоровались с Иваном, Вы о чем-либо с ним говорили?»
Тараканникова: «Я не помню».
Адвокат Михалкина подключилась к допросу: «Дата 14 марта у Вас с чем связана?»
Тараканникова: «Это день рождения моего брата. Он умер в 1992 году. Мы его в день рождения всегда поминаем. Раньше, когда мама могла ходить, то она в церковь ходила. Теперь я хожу».
Михалкина: «А 14-го почему Вы не пошли в церковь?»
Тараканникова: «Не помню сейчас. Либо работала, либо у детей тренировка».
Показания мастеровито начинает расклинивать прокурор: «Можете назвать причину, по которой Вы запомнили, что посетили храм именно 17 марта?».
Тараканникова объясняет: «Я запомнила 17 марта, потому что у нас с мамой ссора была. Сильно поругались мы с мамой из-за того, что я не 14-го, а 17-го в храм пошла».
Прокурор подлавливает: «В последние годы Вы всегда посещали храм 14-го?»
Тараканникова: «Как правило, да».
Прокурор: «А что Ивана встретили 17-го, Вы как запомнили?».
Тараканникова терпеливо: «Ну я ходила в храм 17-го, а когда по телевизору стали говорить, что Иван обвиняется в покушении, то мы с мамой стали это обсуждать. Надо же, сосед и такое дело!»
Прокурор продолжает расщеплять показания: «Вы Миронова видели поднимающимся по лестнице?»
Тараканникова подтверждает: «Да, Иван поднимался, с ведром он был».
Прокурор цепко: «Какое у него было ведро?»
Тараканникова пожимает плечами: «Я не помню таких подробностей».
Прокурор вгоняет ещё один клинышек: «Вам мама рассказала, что в квартиру к ней заходил Иван?»
Адвокат Першин первым распознает мошенническую уловку прокурора: «Я возражаю, Ваша честь».
Следом подсудимый Миронов ловит нечистого на руку: «Прокурор передергивает факты, Ваша честь».
Судейское кресло в ответ добродушно ворчит: «Ошибиться может каждый».
Вновь мельтешит карусель вопросов, чтоб закружить свидетельницу, замутить ей память, спровоцировать неточности в показаниях: как часто Ваша мама гуляла с собакой в 2005 году, в какую смену учились Ваши дети, где Вы работали в 2005 году в марте, читали ли вы книги Бориса Миронова, почему 15 и 16 марта у Вас не было выходных, помните ли Вы, когда был подрыв «Невского экспресса»… Ни один вопрос не сняла судья, как будто они и в самом деле касались обстоятельств покушения на Чубайса. Судья с прокурором в очередной раз откровенно, ярко, броско демонстрировали перед присяжными, что свидетели алиби подсудимых не заслуживают у них ни малейшего доверия. То ли дело – потерпевшие! Чубайс сказал, что был на месте покушения, и хотя никто его, кроме любимого водителя и преданного охранника, даже сидящим в БМВ не видел, суд ему безгранично и безоглядно поверил, и над свидетелями его присутствия в броневике на месте взрыва издеваться не дерзнул.
Едкий осадок оставил в душе допрос свидетелей алиби подсудимого Миронова. Смесь оскорбления и раздражения, которые непременно возникают от зрелища намеренного унижения и бессовестного издевательства над людьми, пришедшими свидетелями в суд, чтобы добиться справедливого рассмотрения дела, и вроде бы достойными всяческого уважения за то, что выполняют свой гражданский долг. Так нет же, их старательно, даже с каким-то наслаждением втаптывают в грязь, пытаются доказать, что они бессовестные лжецы, силятся опровергнуть ими сказанное любой ценой, даже путем извращения их слов. Все это творится под чутким руководством человека, которого в российском правосудии положено почтительно именовать – Ваша честь! Это высокое обращение удержалось из всех когда-то бытовавших в нашей истории. Ниспровергнуты и Ваше величество, и Ваше сиятельство, истлели и Ваше превосходительство, и Ваше высокоблагородие, осталось лишь одно - Ваша честь. Да и то, по всей видимости, стремительно теряет свойства, достойные почитания.
* * *И вновь перед глазами присяжных заседателей, а с ними заодно и перед взором зрителей предстала картина происшествия на Митькинском шоссе 17 марта 2005 года.
Сергей Александрович Фильков – невысокого роста, черноволосый, сухощавый, жилистый, стал непосредственным очевидцем взрыва на обочине Митькинского шоссе. Но приглашения от обвинителей все эти пять лет так и не дождался. Его позвала свидетельствовать защита.
Тридцатипятилетний грузчик 17 марта 2005 года ехал в машине «Газель», перевозившей стеклопакеты. Из-за толкучки автомобилей, возникшей после взрыва на дороге, в «Газель» ударился «Нисан», водители и пассажиры попавших в аварию машин вынуждены были ждать приезда гаишников и потому оказались невольными и нежелательными свидетелями всего того, что случилось после взрыва.
Фильков, отвечая на вопрос защиты: «Что Вы помните о событиях 17 марта?», рассказывал, улыбаясь при воспоминаниях: «Насчет взрыва? Все помню, что было. Я был вместе с водителем на автомобиле «Газель». Услышал хлопок. Перед нами маршрутка ехала, она сразу развернулась, а иномарка ударила по тормозам, и мы с ней столкнулись. Вышли, осмотрели машины, залезли обратно. Долго сидели и все видели, делать все равно было нечего. Справа на обочине стояла иномарка (Мицубиси-Ланцер охранников Чубайса. – Л.К.), открывается справа дверь у иномарки, выбегает оттуда мужчина. Он выбежал, побежал в лес, забежал в него, а секунд через пять – вспышка там, куда он убежал. Я еще говорю: «Он что, со страху в трансформатор залез?». А из водительской двери выполз мужчина, сложил ручки вот так и минут десять так просидел». Свидетель соединил на груди ладони, как это делают для молитвы, и повернулся к присяжным боком, чтобы они видели ракурс, в котором он разглядывал водителя иномарки.
Адвокат Котеночкина просит описать хлопок. Фильков охотно повествует: «Глухой хлопок, как взрывпакет взорвали».
Котеночкина: «Вы почувствовали взрывную волну?»
Фильков жизнерадостно: «Ну, нет. Только грязный снег полетел и елки закачались. А там, где был сам взрыв, оттуда после взрыва выехали лесники на «уазике».
Котеночкина: «Вы слышали стрельбу?»
Фильков: «Я не слышал ни щелчков, ни тем более стрельбы».
Котеночкина: «А какая была воронка?».
Фильков махнул рукой: «Метра два в диаметре, а глубина с полметра, не больше».
Котеночкина: «Вы сказали, что окна везли. Они разбились от взрыва?»
Фильков пренебрежительно фыркнул: «Какое там разбились! Даже царапинки никакой не было, ни на стеклах, ни на «Газели».
Подсудимый Миронов: «Человек, который сложил руки возле иномарки, он как-то волновался, нервничал?»
Фильков снова представил себе человека у иномарки, хохотнул: «Просто просидел на корточках минут десять-пятнадцать».
Миронов: «Как Вы считаете: это был боевой взрыв или имитация?»
Фильков задумывается на секунду, потом уверенно заявляет: «Боевой я не слышал, а вот взрывпакет – один к одному».
Миронов: «На иномарке были повреждения?»
Фильков переспрашивает: «Сзади? То, что я видел, – ничего не было».
Миронов: «На дороге валялось что-нибудь? Болты, гайки?»
Фильков убежденно: «Ничего».
Адвокат Квачкова Першин уточняет: «Когда была вспышка?»
Фильков: «Человек забежал в лес. Секунд через пять там была вспышка».
Першин: «Через сколько минут после взрыва была вспышка?»
Фильков: «Минут через пять-семь».
Першин: «А людей в маскировочных халатах Вы видели?»
Фильков уверенно: «Нет».
Першин: «Говоря о глубине воронки, Вы имеете в виду воронку в снегу или в грунте?»
Фильков уточняет: «В снегу, на полметра снег раскидало».
Подсудимый Найденов: «Потерпевший, сидевший у иномарки, сказал, что он находился за машиной, которую в тот момент интенсивно обстреливали».
Фильков таращит глаза и снова радушно улыбается: «Я не слышал ни одного выстрела. Если б я слышал выстрелы, меня бы через полсекунды там не было!»
Сторону обвинения очень нервирует жизнерадостная улыбка Филькова. Шугаев не выдерживает, начинает отчитывать свидетеля: «Почему Вы с таким пренебрежением говорите о людях, которые находились на месте преступления?».
Фильков недоумевает, улыбка сбегает с его лица, начинает оправдываться: «Ну я не знал, что они находились на месте преступления. А тогда это было очень смешно - смотреть как сидят, как бегают. Несерьезно всё это было»…
