Владимир Бортко - Нужна ли России правда? Записки идиота
– Произведение Гоголя националистское…
— Неполиткорректное, да.
– Как вы решили проблемы с антипольскими и антиеврейскими настроениями гоголевских персонажей?
— Ну, с поляками просто. Какая разница, чей дедушка с кем воевал? Сейчас бы не дрались. Вы спокойно пережили фильм «Огнем и мечом»? И я спокойно. И поляки, которые у меня снимались, тоже спокойно эти съемки пережили. Что же касается евреев, то это серьезный вопрос, наиболее болезненный. Я не выкидывал ни одного слова из тех, что написал Николай Васильевич Гоголь. Все это произносится вслух. Но поскольку Тарас Бульба и Янкель в конце подружились… В общем, еврейский вопрос я разрешил. Никто не смог, а я разрешил.
– Это притом, что главный ваш герой — казак-националист.
— Он совсем не националист, дорогая моя. Про что этот «Тарас Бульба»? Все почему-то считают: у Тараса был сын Андрий, он полюбил полячку, папа его за это убил. Все не так, он убил его не за то, что он полюбил полячку. Бульба является частью угнетенного народа, и он исповедует идею его защиты. Все остальное его мало волнует и интересует. Он — цельная личность, воспринимающая все с этой точки зрения. Существует классическая сцена приезда сыновей на хутор, которая обычно трактуется в водевильном малороссийском ключе: пьяный папа вертит сыновей туда-сюда, еще и драться потом начинает. Но поскольку я лучший читатель в России точно, а может, даже и в Европе, то я хочу сказать: а почему он это делает? Если он нормальный человек? Думайте сами. Нет, вы подумайте, интересно, додумаетесь или нет?
– Ну, он хочет видеть в своих сыновьях…
— Да их не было долго, они учились в польском городе Киеве. Кто они, не изменились ли, могут ли они продолжать его дело? Вся эта шутливая драка — это проверка. И он видит в своем старшем сыне то, чего ожидает. Надо полагать, что второй такой же. Но нет — второй не такой же, он первый диссидент.
– И вы не сочувствуете первому диссиденту?
— Чего ему сочувствовать? Это просто два разных пути — один славянофил, другой западник. Знаете, мало людей умеет читать книжки, запишите, пожалуйста, — очень мало кто умеет читать книги, но, слава Богу, читают вообще мало. А когда читают книгу, то пропускают половину обычно. У Гоголя как было? Андрий попадает в осажденный город. А куда? В костел. В это время, пишет великий русский писатель, взошло солнце. И его лучи проникали сквозь цветные витражи, окрашивая все каким-то невероятным светом. И вдруг заиграл орган, которого он никогда не слышал. И он стоял, открыв рот, пока татарка не потащила его к его любимой. То есть какое впечатление это на него произвело, понятно, да? Для него панночка — это выражение того самого Запада, к которому он уже склонился. Любое сомнение — уже предполагаемая измена. Почему папа его меньше любит? Не потому, что он дерется плохо, а потому, что чувствует в нем сомнение. А старший — нет, старший наш. Андрий же какой-то прямо последователь Новодворской.
– Вы на стороне славянофилов?
— Я ни на какой стороне.
– Нет, лично вы, вот ваша точка зрения, ваша идеология.
— А я, разумеется, полностью на стороне Тараса Сильвестрыча Бульбы и его старшего сына. Есть вещи, где толерантность неуместна. Например, прохожу я мимо подворотни, а там вас, Мурочка, извините, насилуют. Если я толерантен, я понимаю, что человеку захотелось женского тела — ну, надо ему, можно понять, пускай дальше делает свое дело. Но уместна ли здесь толерантность? По-моему, его надо просто убить. Вот это — то же самое. Тарас Бульба испытывает примерно те же самые чувства. Он не может Андрия не убить.
– То есть вы выбираете долг в борьбе между долгом и чувством?
— Конечно, естественно, да. И хочу, чтобы все, посмотрев кино, наплевали на Новодворскую и Ковалева и пошли дружными рядами записываться в КПРФ.
– Мы к этому еще вернемся, а пока сконцентрируемся на вашем методе воспитания детей.
— Для Тараса это уже не ребенок, это предатель. Родина превыше всего— это сказал не я, это сказал Уолт Уитмен, великий американский поэт. Младший сын Тараса — он же убивал своих, понятно, да, что он сделал? Наш фильм — это героическая драма, но по сути «Тарас Бульба» — это эпос…
– Сколько идет эпос?
— Два часа десять минут.
– Не маловато для эпоса? Почему не три с половиной?
— Нет, это ужасно, я же добрый человек. У меня есть один режиссер знакомый, вы его тоже знаете, он запирает зал снаружи и показывает свое кино. Я не такой. Так вот, «Тарас Бульба» — это эпос. Там везде преувеличения. Знаете, сколько времени занимает действие повести? 150 лет проходит с момента приезда сыновей на хутор и до смерти Тараса. У Гоголя вначале сказано «XV век», а заканчивается все конкретной битвой, дата которой установлена. Или вот еще — «Тарас вскочил на коня, и конь присел под двадцатипудовой тяжестью». Это 320 килограммов. 320-килограммового человека на тележечке возить надо, ему дышать трудно. Понятно, да? Это же архетипы. И Тарас Бульба является душой своего народа. Она действует так, как надо, она может и сына убить.
– Вы хотели снять патриотическое кино, разбудить любовь к Родине в массах?
— Понимаете, пробудить патриотизм может только мой знакомый Зюганов, он любит все время пробуждать. А задача искусства — доставлять эстетическое удовольствие. Это первая задача. Что сказал Карл Маркс? Что воспитательная функция у искусства существует, но она у него, кажется, на девятом месте. А главная функция — эстетическая. Я хотел сделать, извините, пожалуйста, хорошее кино, только и всего. Доставить вам удовольствие. «Пойдем посмотрим „Тараса Бульбу“» — странное такое желание в субботний вечер, да? Но тем не менее я очень надеюсь на сарафанное радио.
– Вот у меня еще вопрос к вам, но боюсь вторгнуться в ваше личное пространство.
— Вторгайтесь.
– Вы ведь член Коммунистической партии?
— О да. Отпетый, можно сказать.
– Я не могу понять, как может быть коммунистом человек, снявший «Собачье сердце», простите.
— А почему же нет? Во-первых, членов Коммунистической партии было очень много. Например, Пикассо. Почти все французские писатели двадцатого века. (В этот момент у Владимира Владимировича звонит айфон.)
– Член Компартии с айфоном?
— А что такого в айфоне? У меня еще есть автомобиль BMW-семерка, машина премиум-класса.
– Мне казалось, что капиталистические радости несколько противоречат коммунистической идеологии.
— Давайте посмотрим за окошко— как у нас с природой дело обстоит. Вы можете себе представить, что мы можем оказаться последними поколениями, живущими на Земле? Во-вторых, кризис, который сейчас разразился. Карл Маркс, тот бородатый, он что говорил? Говорил — ребята, пропадете, неизбежен крах капитализма. Вот сейчас крах капитализма мы и наблюдаем. А как пытаются бороться в Штатах — кстати, круче всех, знаете? Они там все национализируют. Нельзя воспринимать нынешнюю компартию как наследие товарища Солнцева (был такой, вы его не застали), к нему бы я не поступал. Я к Карлу Марксу поступил.
– То есть нынешняя КПРФ не наследница КПСС?
— Не все так плохо с КПСС. Когда появилась КПСС, 80 % населения было неграмотным. Через 30 лет был запущен спутник. Это так. Лучшее в мире образование, я кое-что знаю о нем. Много очень хороших вещей, много, конечно, идиотизма, но самое главное, что произошла большая ошибка, но это уже не наше интервью, это отдельная тема. Вкратце: большевики ушли от марксизма и наделали ошибок. Просто в начале каждого дела должен стоять еврей. Они ушли от еврея — и пропали.
– Извините, я все-таки насчет айфона не поняла.
— Кто сказал, что коммунист должен ходить в сапогах и пить самогон? «Где написано у Карла Маркса, что второй дом по Обуховскому переулку нужно забить досками и ходить вокруг через черный ход? Нет такого у Карла Маркса». Я сейчас процитировал «Собачье сердце». У Маркса была идея, а идеи — они такие. Вот распяли одного — у него была классная идея, но после этого за нее сожгли такое количество народу, что ужас просто, даже Сталин столько не понаделал. Что ж, отменить церковь теперь? Нет. И к этой идее мы вернемся рано или поздно, вот уже начали возвращаться — Обаму избрали, и процесс пошел.
– Там, где Обама, нет банок с березовым соком и очередей.
— Тут путаница небольшая. Неудачная попытка не есть плохая идея. 60 лет коммунизма у нас — смешно по сравнению с шестью тысячью годами существования цивилизации. Попробуем еще раз — и говорю вам, будем жить при коммунизме, но уже с айфонами и с BMW.
2008 г.
Мы преисполнены надежд и уверенности
