Инна Соболева - Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

Княгиня Дашкова вспоминала: «Четыре года царствования Павла, который делал из своих сыновей только капралов, были потеряны для их образования и умственного развития…» Мало того, Павел оставит в наследство сыну своего рода мину замедленного действия: Алексея Андреевича Аракчеева. Этот человек во многом определит судьбу императора Александра I.

А ещё княгиня Дашкова писала: «Я предвидела, что душевная доброта императора [8] и прочно усвоенные принципы гуманности и справедливости не помешают окружению завладеть его доверием, а министрам и высшим сановникам – делать всё, что они пожелают». Мудрая княгиня оказалась права лишь отчасти. Министрам и сановникам придётся по большей части делать то, что повелит император, даже если его повеления будут не самыми полезными для страны. Самый неоспоримый тому пример – военные поселения. Но это будет уже после того, как он достаточно долго пробудет самодержцем. А в последний год пребывания в ранге наследника окружению и в самом деле, как предсказывала княгиня, удалось «завладеть его доверием».

Зато отец окончательно перестаёт доверять старшему сыну. Он приглашает тринадцатилетнего мальчика – племянника Марии Фёдоровны Евгения Вюртембергского – погостить у тетки в России. Юный немецкий принц настолько пришелся по душе российскому императору, что он выразил намерение женить его на своей дочери Екатерине, усыновить и сделать наследником престола, отстранив не только законного наследника, Александра Павловича, но и всех своих сыновей. Через несколько лет принц Евгений подтвердит реальность этого намерения Павла Петровича и заявит, что тот собирался заточить в монастырь свою жену и детей, за исключением Екатерины, если только не обрекал Марию Фёдоровну на смерть от руки палача. Княгиня Гагарина и Кутайсов якобы слышали, как Павел сказал: «Еще немного, и я вынужден буду приказать отрубить некогда дорогие мне головы!»

Вот всем этим и воспользовался военный губернатор Петербурга граф Пётр Алексеевич фон дер Пален, возглавивший заговор против императора. Он неоднократно пытался привлечь наследника к участию в заговоре, убеждая в том, что единственная цель заговорщиков – благо России, исстрадавшейся под властью невменяемого тирана. Но Александр ловко уклонялся от решительного ответа. И вдруг Пален показывает цесаревичу приказ о его аресте (говорили, что граф вынудил Павла подписать этот приказ, но ведь не загипнотизировал же, не лишил воли и разума). И Александр (спасая свою жизнь!) согласился на отстранение отца от власти. Разумеется – бескровное. Разумеется, с гарантией свергнутому императору самых комфортных условий жизни…

Но… Павел подписал себе приговор, отняв у дворянства льготы, дарованные Екатериной Великой, насаждая в армии ненавистные прусские порядки, покусившись на имущественные привилегии ещё недавно всесильных Зубовых; не умел он щадить самолюбие приближённых, не сумел сохранить мир в семье. К тому же, отходя всё дальше от союза с Англией (сторонником которого был один из руководителей заговора Никита Петрович Панин, человек весьма могущественный и со связями), Павел (самодержавный государь!) склонялся к союзу с крамольной республиканской Францией, более того, замыслил совместный с этим чудовищем Наполеоном поход на Индию (а это означает уже прямое вмешательство в сферу интересов Англии). В общем, он очень постарался… Но вне зависимости от причин, которые побудили заговорщиков к действиям, именно они, убийцы Павла, определили судьбу Александра Павловича.

Вечером 11 марта 1801 года ужинали в столовой Михайловского замка. Обстановка за столом была на редкость спокойная. Только Павел, отужинав и посмотрев в зеркало, сказал обескураженно: «Странное зеркало, я вижу в нём свою шею свёрнутой». Любопытно, что почувствовал при этих словах Александр? Это был для него последний шанс рассказать отцу…

А в час пополуночи всё было кончено. Граф Пален сообщает цесаревичу о скоропостижной кончине императора и сначала уговаривает, а потом просто заставляет Александра Павловича (уже императора!) выйти на балкон и обратиться к гвардейцам Преображенского и Семёновского полков, стоящим у входа в замок.

А только что ставшая вдовой императрица, позабыв об усвоенном с детства умении держаться с достоинством, билась в истерике, кричала, требовала, чтобы Александр добровольно отдал ей, матери, вожделенную власть.

А потом наступило утро 12 марта, первое утро, когда к двадцатичетырёхлетнему Александру Павловичу обратились: «Ваше императорское величество».

Тем же утром был объявлен Манифест: «Мы, приемля наследственный Императорский Всероссийский Престол, восприемлем купно и обязанностей управлять Богом нам вручённый народ по законам и по сердцу в Бозе почивающей Августейшей бабки нашей, Государыни Императрицы Екатерины Второй, коей память нам и всему Отечеству вечно пребудет любезна, да по ея премудрым намерениям шествуя, достигнем вознести Россию на верх славы и доставить ненарушимое блаженство всем верным подданным нашим…»

Александр. Во главе Дома Романовых. Братья и сёстры

Екатерина Великая пережила немало тяжёлых минут оттого, что сына своего считала недостойным российского престола. Но что делать, если он – единственный? Была убеждена: для устойчивости династии необходимо иметь выбор. Сама родить ещё одного (а лучше, на всякий случай, нескольких наследников) в силу разных обстоятельств уже не могла. Значит – нужны внуки. Первая жена Павла оказалась неудачной во всех отношениях, в том числе и в этом: даже одного младенца выносить и родить не сумела. Выбирая наследнику вторую жену императрица в первую очередь обращала внимание – как это ни цинично, особенно для женщины, знающей, что такое любовь, – на здоровье претендентки и на плодовитость её семейства (точно по таким же критериям Наполеон будет выбирать себе вторую жену). В этом смысле (как, впрочем, и во всех иных) репутация Вюртембергской принцессы Софии Доротеи была безупречна.

Рождения первого внука государыне пришлось ждать недолго, и он, которого в надежде на великое будущее она назвала Александром, стал её кумиром. Об этом я уже писала.

А между тем великокняжеское семейство продолжало усердно исполнять свой долг перед Отечеством и царицей. Мария Фёдоровна родила десять детей, правда, только четверо из них были мальчики (к тому же четвёртый, Михаил, родился уже после смерти бабушки), что императрицу немало огорчало: девочек она не слишком жаловала. Так что у императора Александра I было трое братьев и пять сестёр (одна умерла ребёнком). Вот о них-то я сейчас и расскажу.

Допускаю, что кто-то найдёт этот рассказ излишним: мол, братья и сёстры не имеют отношения к серьёзнейшему и ответственнейшему царскому делу. Уверена: имеют. Потому что император – человек, а не машина для управления страной, народом, войском. И от того, что принято называть тылом, – от отношений в семье, в огромной степени зависит его душевное состояние, которое не может не отражаться на делах государственных.

Так вот, отношения у российского императора с братьями и сёстрами были самые тёплые. И даже если у кого-то из них находились поводы для недовольства (личные или связанные с управлением страной), никто никогда не интриговал против старшего брата, никто не то что не сделал, даже не сказал ничего, что оказалось бы ему во вред. В этом, кстати, огромное преимущество Александра перед Наполеоном (о его семье я тоже обязательно расскажу).

Начать следует с братьев. Вовсе не потому что они важнее сестёр. Просто следующим за Александром ребёнком в царской семье был брат, наречённый Константином. И о нём, и о младших братьях, Николае и Михаиле, можно рассказать немало интересного. Но объем книги заставляет отказаться от многих интересных фактов, в том числе и от подробного описания характеров и деяний братьев императора Александра. Так что расскажу преимущественно об их отношениях со старшим братом и о том, что они делали во время наполеоновских войн. Скажу сразу: младшим оставалось только мечтать об участии в сражениях: Николаю в 1812 году было шестнадцать лет, Михаилу – четырнадцать.

А вот для Константина Павловича военная служба была смыслом жизни.

Он пошел в деда и отца. Но тех интересовала шагистика, парады, форма – в боях им участвовать не пришлось. В отличие от них, Константин воевал, и воевал безупречно. Страха не знал. Участвовал в Италийском походе, в том самом, который сделал кумиром всей Европы фельдмаршала Суворова. Великому князю повезло: своей редкой отвагой и бережным отношением к солдатам он заслужил не только любовь, но и уважение (что было куда сложнее) великого полководца. Высоко ценил храбрость цесаревича, его рыцарское отношение к противнику и Михаил Андреевич Милорадович, которого французы называли русским Баярдом. Многие писали, что во время нашествия Наполеона великий князь Константин уговаривал старшего брата заключить мир с Наполеоном, потому что струсил. Думаю, это домыслы тех, кто вообще относился к Константину Павловичу резко негативно. Да, у него было достаточно неприятных качеств, но трусость в их число не входила. Он это не раз доказывал. Скорее всего, на заключении мира он настаивал потому, что не видел смысла в войне и, в отличие от брата, зная, что такое смерть на поле боя, жалел солдат.