Александр Зданович - Свои и чужие - интриги разведки
После таких заверений Шевара предложил Дзержинскому свои услуги, указав, что может «принести несомненную пользу не только внутри Советской Республики, но и вовне…»
Письмо с грифом «Совершенно секретно» и личность его автора, несомненно, заинтересовали председателя ВЧК. Привлекло внимание и место последней службы Шевары — он был секретным сотрудником по особо важным поручениям при штабе 42-го армейского корпуса, расквартированного в Финляндии. Обстановка в бывшей провинции Российской империи в то время была крайне запутанной. Вооруженная борьба между финскими красной и белой гвардией, вмешательство германских войск, шведское влияние, брожение в русских гарнизонах и на базах флота, разворовывание военных запасов и стратегического сырья, и все это в непосредственной близости от революционного Петрограда. Поэтому предложение Шевары об организации контрразведки (в том числе и внешней, в Финляндии) в интересах ВЧК, попало на благодатную почву. Совнарком требовал информации, а своих профессионально подготовленных кадров у Дзержинского еще не было.
Вполне вероятно, что поначалу Дзержинский, стремясь добиться конспиративности, не посвятил в существо начинаемого дела даже своих соратников по президиуму ВЧК. По крайней мере, ни в одном из сохранившихся протоколов заседаний президиума нет даже упоминания о создании контрразведывательного органа в структуре ВЧК.
Судя по обнаруженным в Центральном оперативном архиве ФСБ разрозненным документам, мы можем утверждать, что Контрразведывательное бюро ВЧК (КРБ) начало функционировать не позднее 13 января 1918 года, поскольку в этот день Шевара уже докладывал председателю комиссии о некоторых проведенных мероприятиях.
Перечисленные в докладе акции КРБ показывают, что Дзержинский, в принципе, нашел правильное применение чекистской контрразведке. Бюро предпринимало попытки выйти на иностранный и, что было важно для ВЧК, белогвардейский шпионаж путем обследования деятельности, а также арестов контрабандистов и противостоящих новой власти представителей буржуазной среды. Свою активность Бюро демонстрировало не только в самом Петрограде и его окрестностях, но и в Финляндии, куда направлялась его агентура.
Негласное обследование отдельных лиц и различных организаций, обыски, аресты — вот средства, которыми пользовалось Бюро. Как видим, они выходят за рамки, в которых действовали органы военной контрразведки. Более того, Бюро имело право требовать от контрразведчиков армии и флота выполнения своих заданий. К примеру, в Гельсингфорсе сотрудники Бюро во главе с помощником начальника Юрием Ариным негласно установили, что некий Верещагин за крупное вознаграждение организует освобождение арестованных, кем бы этот арест ни был произведен. Не имея достаточно своих сил, Арин обязал контрразведывательное отделение Свеаборгской крепости установить наблюдение за Верещагиным и донести о результатах.
При малочисленности персонала других подразделений ВЧК в начале января 1918 года Бюро располагало штатом не менее чем в 35 человек — именно столько удостоверений на право ношения оружия выдал лично Дзержинский начальнику контрразведки Шеваре. 25 агентов Контрразведывательного бюро ВЧК имели специальные удостоверения без указания должности, что было необходимо для конспирации.
Вскоре начальник КРБ представил Дзержинскому подробный доклад по организации контрразведки в более широком масштабе. Предусматривалось усилить работу в столице, развернуть агентурную группу в Москве, создать аппарат наружного наблюдения, независимый от уже функционировавшего в ВЧК, а также насадить специальных агентов в некоторых городах Германии, Польши и в оккупированных немцами областях.
По прикидкам Шевары, финансовые затраты ВЧК составили бы чуть больше 80 тысяч рублей в месяц.
Реакцию Дзержинского на доклад мы не знаем, поскольку каких-либо его резолюций на документе не имеется. Но поскольку вербовка агентуры для КРБ была развернута, как видно из сохранившегося доклада Шевары, можно предположить, что принципиальное согласие он получил.
История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Поэтому и мы не станем гадать, каких результатов достигло бы КРБ во главе с Шеварой, однако заметим: шел он верным путем, апробированным в своей основе еще царской контрразведкой. Так, шеф КРБ предпринял попытку выйти на немецкую агентуру через монархистов германской ориентации, в частности, с помощью небезызвестного доктора «тибетской медицины» Бадмаева, крестника императора Александра III, близкого в свое время к Распутину и императрице Александре Федоровне. Шевара также восстановил связь со своим бывшим начальником, руководителем контрразведки Северного фронта, а затем в Финляндии полковником Генштаба Иваном Чернышевым.
Изучая отрывочные данные о деятельности Шевары, мы поначалу не могли найти убедительного объяснения внезапному исчезновению его с чекистского горизонта, отсутствию в архивных фондах документов делопроизводства Контрразведывательного бюро ВЧК. Возникали различные версии, например, можно было предположить негативную реакцию членов коллегии и президиума Всероссийской ЧК на инициативу Дзержинского, привлекшего на ответственную должность человека с неясными политическими взглядами. Ведь коллегия ВЧК 21 февраля 1918 года вынесла решение о принятии на работу «только партийных товарищей, а беспартийных как исключение». В соответствии с этим решением, все новые сотрудники должны были проходить собеседование в специально организованной комиссии.
Разрешить наши сомнения мог только дальнейший поиск. И вот, изучив более тысячи пожелтевших от времени папок в архивном фонде уголовных дел, мы нашли материалы на некого Шеваро-Войцицкого Константина Александровича. С первой страницы стало ясно — это и есть первый начальник контрразведки ВЧК. Что явствует из дела? Оказывается, отряд матросов для проведения операции в Петрограде под начало Шеваре был отдан от Наркомата по военным делам во главе с Александром Поляковым. Не понимая, естественно, ничего в агентурной работе и в контрразведке вообще, начальник отряда и его ближайшие соратники заподозрили руководителя КРБ в контрреволюционном заговоре и арестовали его. В адрес Дзержинского, только что переехавшего с аппаратом ВЧК в Москву, пошла телеграмма: «Шевара нас продал, факты на лицо, жду экстренного разрешения принять самые суровые крайние меры, как к нему, так и к его приспешникам и старым охранникам… Он желает меня убить… Ваш Поляков».
Не дождавшись ответа, группа Полякова сама, без помощи Петроградской чрезвычайной комиссии, провела в течение двух дней следствие, и Шевара был ликвидирован якобы при попытке к бегству. Чтобы подчеркнуть свою решимость «искоренять гидру контрреволюции», Поляков позднее рассказывал, что раненного в голову Шевару добили сорока винтовочными выстрелами в упор.
Обстоятельства дела вызвали сомнения у председателя ВЧК, и он дал указание секретарю Комиссии Якову Петерсу собрать все возможные материалы о Шеваре и обстоятельствах его смерти, а также снять подробные показания с Полякова.
По каким-то причинам разбирательство было начато только 17 июля.
Следователь ВЧК Фогель, опрашивая Полякова, встал на сторону последнего, удовлетворившись его объяснениями. Он даже не обратил внимание на явную подделку подписи Шевары под протоколами допросов и на тот факт, что Поляков все отобранные у начальника КРБ документы передал бывшему заместителю председателя ВЧК Александровичу. Как известно, последний к этому времени был расстрелян, а бумаги бесследно исчезли.
Вместе со смертью первого контрразведчика ВЧК прекратило свое существование и КРБ. Теперь ясно, почему мы не могли практически ничего узнать о двухмесячной деятельности аппарата Всероссийской ЧК по борьбе с немецким шпионажем.
Каковы бы ни были результаты инициированного Дзержинским разбирательства, он понимал — Шевару не воскресить и не восстановить начатые им мероприятия по проникновению в немецкую агентурную сеть. А германская угроза сохранялась. Председатель ВЧК видел ее в экспансионистских планах верховного командования Германии, в том цементирующем и организующем влиянии, которое мог внести «немецкий фактор» в среду противников новой власти. Для такого заключения у Дзержинского были реальные основания.
Еще в первые месяцы существования Комиссии чекисты столкнулись с целым рядом подпольных монархических и чисто офицерских организаций, однозначно ориентированных на Германию. Немецкие штыки для них являлись наиболее подходящей силой, способной восстановить «порядок и спокойствие» в бывшей империи.
К середине февраля немцы практически завершили подготовку к оккупации Белоруссии и Украины. Как докладывал кайзеру главнокомандующий Людендорф, целью операции было нанесение серьезного удара по большевикам, укрепление внутриполитического положения в Германии и высвобождение войск для достижения победы на Западе.
