Георгий Почепцов - Информационные войны. Новый инструмент политики
Сейчас активно обсуждается книга «Связанные» («Connected») Джеймса Фаулера и Николаса Кристакиса[91],[92], (сайт, посвященный книге — connectedthebook.com, сайт лаборатории Н. Кристакиса в Гарвардском университете — christakis.med.harvard.edu). Смысл их концепции состоит в том, что многие типы нашего поведения передаются через контакты. Это осуществляется с помощью так называемых зеркальных нейронов, с помощью которых мы начинаем повторять видимое нами поведение в мозгу, а потом и в действительности. Таким образом, у примеру, может передаваться даже счастье[93].
Может переноситься и опыт из несовпадающей сферы, например, было высказано мнение, что из специалистов КВН получились хорошие политтехнологи[94]. Или такой пример как роль телепрограммы «Взгляд» в перестройке, которую можно рассматривать как катализатор некоторых процессов в стране (см. разные оценки этой роли[95],[96]). В начале ее создавали с представителями КГБ для отвлечения молодежи от слушания западных радиостанций.
Коммуникативно-цивилизационные механизмы создают новые контексты, которые ведут к иному поведению. Для обеспечения этого, в числе прочего, создаются и новые науки типа социального маркетинга, которые направлены на активацию новых вариантов поведения[97],[98],[99],[100]. И это сегодня достаточно сильный тренд, повлекший за собой открытие соответствующих лабораторий в университетах.
Другой вариант трансформации поведения сквозь трансформацию коммуникации предлагает поведенческая динамика (см. сайт института поведенческой динамики в Лондоне — www.bdinstitute.org). Британские военные пошли именно по этому пути, заложив его в основу проведения информационных операций. Имея иную точку отсчета, они также имеют возможность критиковать проведение американских информационных операций[101], опыт которых также анализируют и сами американцы[102]. Кстати, они акцентируют недостаточность просто социологических цифр для анализа человеческого поведения. Например, соцопросы в Афганистане, представленные военным, поставили на первое место у населения проблему вывоза мусора[103]. Люди могли просто не понять вопроса, дать в опасной ситуации самый вежливый ответ, то есть при анализе ситуации надо иметь подключение как количественных, так и качественных методов, не веря в просто цифры.
Третий вариант предлагает теория подталкивания Р. Талера[104]. Причем сам он именует такую деятельность архитектурой выбора, а специалистов этой сферы — архитекторами выбора. Это создание информационных и иных контекстов, которые будут вести граждан к «правильному» выбору. Частотные его примеры представляют собой введение в массовое сознание средней нормы потребления (электричества, пива и под.), что интуитивно заставляет остальных подстраиваться под эту норму. Кстати, это очень напоминает подход британских военных, которые также работают с коллективной нормой.
Четвертый вариант базируется на продвижении технологий связности (интернет), которые имеют существенные политические последствия. А. Росс (см. его био[105]) говорит о следующих политических последствиях[106]:
• эти технологии ускоряют рост социальных и политических движений,
• эти технологии обогащают информационную среду, меняя нашу способность делиться информацией и получать ее,
• новые технологии разрушают старые лидерские структуры.
С этой точки зрения интернет становится тем фактором, который ведет к построению новых социальных и политических структур.
Все это разные виды коммуникативно-цивилизационных переходов. Коммуникация становится не просто ускорителем изменений, она вносит в социосистемы свои характеристики, которые были бы невозможны без данного типа коммуникации.
Контркультура как социокоммуникативный механизм: опыт СССР
Если Польша времен борьбы Солидарности реализовывала свою контрполитику в культурном поле, чтобы бороться там, где это было возможным, а США продвигали в Европе выставки абстрактного искусства, которые финансировались ЦРУ, то однотипно контркультура использовалась и в СССР, хотя гораздо в более мягкой форме. И шестидесятники, и семидесятники были по сути людьми контркультуры, которые не хотели исповедовать соцреализм. Эти люди появляются только тогда, когда завершилась эпоха Сталина. Репрессии не исчезли, хотя заметно поубавилась их сила. И это позволило и думать, и писать по-другому.
Эпоха Андропова, который был не только генсеком, но и долгие годы председателем КГБ, характеризуется многими неясностями. Андропова отличают не только «странности» биографии (см., например, расследование журнала «Итоги», в рамках которого выясняется, что у генсека и главы КГБ были и другое место рождения, и иное социальное происхождение, и даже иные имя, фамилия и отчество[107],[108]), но и странности действий. Он движется наверх как очень правильный коммунист, которого даже некоторые определяют как «неосталиниста». Но некоторые его действия уже не могут оцениваться подобным образом.
Движение наверх в правоверном русле может быть объяснено как единственный способ роста в партийном лифте, тем более при такой биографии, в которой спрятаны неизвестные и по сегодня детали.
В. Семичастный, бывший председателем КГБ на момент снятия Хрущева, а потом потерявший свое место, так объясняет эту замену[109]: «На мое место поставили Андропова. Мало того, что он был, что называется, «из своих», из секретарей ЦК, но и еще в одном… в еще более важном отношении он был, так сказать, благонадежнее меня. Если я, как говорится, слишком много знал о Брежневе, и из-за этого Брежнев предполагал какую-то зависимость от меня, то с Андроповым было как раз наоборот: в распоряжении Брежнева находились две «тяжелые карельские тетради» Куприянова об излишнем усердии Андропова в так называемом расстрельном «Ленинградском деле»…»
Что касается карельских тетрадей, то в другом интервью того же Семичастного можно прозвучало следующее[110]: «Как-то [в 60-е годы] встал вопрос по Андропову, по поводу его «работы» в Карелии, когда «ленинградское дело» началось и «ленинградцев» в Карелии всех арестовали… Как председатель КГБ, я дал команду все выяснить. И вскоре мне стало известно, что Куприянов, бывший первый секретарь в Карелии (которому 10 лет дали, и он их отсидел), дал показания и письма по поводу того, что обращался и к Хрущеву, и к Брежневу, и в КПК, что это дело рук Андропова!!! Куприянов написал две тетради — целое досье на Андропова, которое потом попало в распоряжение Брежнева…»
То есть полностью «правильный» характер Андропова, который также можно списать не только на его биографию, но и на соответствующую атмосферу в стране, может быть объяснен именно таким способом. Он имел «отклонения» в биографии, в результате чего мог спасти себя только «правильным» поведением.
В. Федорчук, ставший после Андропова главой КГБ, говорит об «искусственном создании диссидентского движения»[111]. Это поднимало статус КГБ, позволяло резко увеличивать его штаты, что естественно было важно для председателя КГБ. Он также говорит о борьбе с диссидентами на Украине: «Когда я был председателем КГБ Украины, председатель КГБ СССР Андропов требовал, чтобы мы ежегодно в Украине сажали 10–15 человек. И мне стоило невероятных усилий, вплоть до конфиденциальных обращений к Брежневу, чтобы количество украинских диссидентов ежегодно ограничивалось двумя-тремя людьми. К тому же Андропов лично следил за ходом следствия по делам некоторых украинских диссидентов. Иногда задавал направление. Можете себе представить? А потом с помощью некоторых писателей во всем виноватым сделали КГБ Украины, Федорчука, которые якобы выслуживались перед Москвой».
Вновь создается образ Андропова как человека, закручивающего гайки. Но это только одна сторона деятельности председателя КГБ. Федорчук говорит и о другой: «В тюрьмы сажали в основном писателей-государственников, за границу высылались либералы, — такие как Аксенов, Бродский, Буковский. Некоторые деятели культуры были вроде бы полузапрещенные. На самом деле Андропов им тайно покровительствовал, оберегал их, создавал о них соответствующее положительное общественное мнение». Здесь далее Федорчук проясняет, кого он имеет ввиду: Высоцкого, Любимова, Евтушенко. Та же ситуация имела место и с Солженицыным: «Подумайте: как сельский учитель, отсидевший в тюрьме, смог получить в распоряжение тайные архивы НКВД? Причем в его книгах многие документы банально фальсифицированы, размах репрессий многократно преувеличен. То, как лично Андропов руководил операцией по выезду Солженицына в США, — это отдельная история. Спрашивается — а зачем? Чтобы он там, в США, без малейших затруднений продолжал своими книгами разрушать Союз?»
