Андрей Савельев - Образ врага. Расология и политическая антропология
Пространная цитата из «Основ…» несколько перегружена общегуманистической риторикой — в связи с явившейся у священства модой на социальное миротворчество и стремлением никого не обидеть, обличая порок. Между тем, российская традиция связана с благословением воинов, идущих с оружием в руках спасать, но в том числе спасать убивая. Вся мировоззренческая глубина в этом вопросе отражена в известной формуле Святителя Филарета Московского: «Любите врагов своих, сокрушайте врагов Отечества, гнушайтесь врагами Божиими». В сокрушении врагов Отечества убийство не становится целью, но остается возможностью, а в некоторых ситуациях — необходимостью. Нынешняя волна преступности, грозящая проглотить Россию, может быть остановлена не столько увещеваниями, сколько силой. В том числе и такой силой, которая способна во спасение страны остановить преступника смертью. Смерть для наркоторговцев, растлителей, изменников — необходимость сегодняшнего дня. Враги Отечества должны быть сокрушены в той войне, которую они ведут против России.
Управлять государством крайне трудно. Особенно управлять совестливо. Ведь грехи правителей тяжки — их дело вразумлять разбойников силой, меру которой крайне трудно соблюсти. Правитель будет стократ более грешен, если не доступит до черты и допустит крушение России, чем если переступит черту и невольно казнит невинного. Слеза невинно казненного ничто перед морем слез народа, безвинно брошенного властью на прозябание, поругание и гибель.
В 2004–2005 гг. по России прокатилась волна самосудов. Граждане, возмущенные продажностью судей и пассивностью милиции, все более становящейся одной из крупнейших преступных корпораций, казнили тех, кто их терроризировал годами. Общественность, как всегда, была возмущена, вспоминая суды Линча. Мы же можем вспомнить об этих судах как о реальном опыте самозащиты нации: суды Линча остановили тотальный бандитизм тех, кому американцы решили дать свободу — рабов-африканеров.
В России самосуды над преступниками следует приветствовать как проявление такого же инстинкта самозащиты, когда власть выпустила из тюрем самых оголтелых живодеров и сама стала частью криминального сообщества. Если власть, как ей положено, не желает монополизировать насилие, — а это одна из основных характеристик государства, — то гражданам приходится применять его в порядке самообороны.
Русские потому и не самоорганизуются, что до последнего надеются на свое государство. А сегодня государство отделились от общества и противопоставило себя ему, да и всему, что связано с жизнеобеспечением нации и сохранением ее традиций. Чиновники превратили свои должностные полномочия в бизнес и открыто торгуют ими, они тотально коррумпированы и тотально преступны. Эта преступность страшнее уголовной, потому что подрывает основы государства. Если так пойдет и дальше, народное насилие перекинется с бандитов на чиновников. И это будет тот самый всплеск бунта, в котором не разбираются, кто в бюрократической системе все-таки жил по Божьим и человеческим законам — всех будут ставить к стенке за одну причастность к такой власти.
Единственное средство обуздания врагов России — немедленно вернуть смертную казнь. Власти это необходимо для самоочищения. Пуля в затылок нескольким десяткам террористов, коррупционеров и изменников, наркоторговцев и маньяков мгновенно изменит ситуацию в стране. Нации это необходимо для истребления тех, кто желает ее погибели и каждый день продвигает нас к пропасти.
Война с врагомГегель отмечал значение внешнего конфликта для государства-нации, которое позднее отрицалось марксистами: «В мирное время гражданская жизнь расширяется, все сферы утверждаются в своем существовании, и в конце концов люди погрязают в болоте повседневности; их частные особенности становятся все тверже и окостеневают. Между тем для здоровья необходимо единство тела, и, если части его затвердевают внутри себя, наступает смерть».
Отрицание вражды как сущности политики прямым следствием имеет отрицание войны — такой войны, которая отстаивает суверенитет. Напротив, разрушение суверенитета (а вместе с ним и нации), связано с требованием гражданской войны — по сути дела, войны против «своих» на стороне «чужих».
Если начало ХХ века вызывало к жизни мужественное понимание войны как первополитики, как продолжения природного закона борьбы всего живого и даже явление в мир человека метафизического принципа общности жизни и борьбы как неразрывного единства, то современный мыслитель старается быть гуманистом, понимая это как бесспорное отрицание войны — то есть, отрицание жизни в войне и даже зависимости истории от результатов войны.
Избегание войны с внешним врагом означает перенос жизненного закона внутрь собственной нации. «И всякая попытка исключить этот расовый момент приводит лишь к его переносу в другую сферу: из межгосударственной сферы он перемещается в межпартийную, межландшафтную, или же если воля к росту угасает также и здесь, — возникает в отношениях между свитами авантюристов, которым добровольно покоряется остальное население» (Освальд Шпенглер).
Нет никаких сомнений, мировая война приобретает расовый характер. Рыночная мифология служит только консолидации определенного антропологического типа, подводящего под свои людоедские планы рационально-гуманитарный фундамент. России уже приходится жить в условиях атаки талмудического «общечеловеческого» расизма и платить ежедневно огромные контрибуции — фактически даром перекачивая нефть и газ в Европу и раздавая втридешево свои стратегические активы.
Партия гражданской войны в России, выполняющая установки внешних заказчиков, будет вновь и вновь обличать русскую Традицию в привязанности к деспотизму и архаике, к «красному» тоталитарному проекту. Но действовать будет против русской национальной культуры как таковой — в любом ее виде и выражении.
Американский расизм вовсе не будет возрождением «белого» доминирования. Как раз наоборот. Национальная модель США делает белого человека самым угнетаемым — буквально раздавленным системой «политкорректности». Именно это готовится и в качестве глобальной модели. Америка проповедует всему миру такой своеобразный расизм, в котором доминирующий антропологический тип должен быть непременно ублюдочным. Он не имеет расового «цвета» и требует смешения, оторванного от любой привычной для человечества антропологии — по сути дела выведения нелюдей. Это и есть скрытый смысл мировой войны — войны нелюдей против людей. Обезьяна пришла за своим черепом, вооружившись ядерной дубинкой и высокоточным оружием. Она готова размозжить череп человеку разумному. И сделает это, если разум не возвысится над виртуальностью, а дух не возвысит разум.
Консенсусное понимание политики и упорное нежелание видеть современность как типичную военную эпоху (не замечать при этом миллионные жертвы текущих войн) есть одновременно отвержение собственного народа, который, как писал Шпенглер, действительна «только в соотнесении с другими народами, и эта действительность состоит из естественных и неснимаемых противоположностей — из нападения и защиты, вражды и войны. Война — творец всего великого. Все значительное в потоке жизни возникло как следствие победы и поражения». Не желая знать войны, не желают знать и победы. Сама нация этим бесплодным пацифизмом ставится под вопрос: «Начинается все желанием всеобщего примирения, подрывающим государственные основы, а заканчивается тем, что никто пальцем не шевельнет, пока беда затронула лишь соседа».
Бердяев в свое время бросил обвинение большевикам: «Когда нация с нацией ведет войну, вы делаетесь кроткими вегетарианцами, вы боитесь крови, вы призываете к братству. Но когда удается вам превратить борьбу наций в борьбу классов, вы становитесь кровожадными, вы отрицаете не только братство, но и элементарное уважение человека к человеку. В исторических войнах народов никогда не бывает такого отрицания человека, как в революционных войнах классов и партий».
Впоследствии официозный пацифизм компартии подорвал веру нации в возможность справедливых войн, а тайная классовая война за мировое господство стала причиной жестокого противодействия и поводом к обвинениям, нашедшим сочувствие и среди большинства граждан советской страны. Исследование сущности войны в современных условиях было подменено рассмотрением задач предотвращения войны, гуманистического содержания воинской деятельности, соотношения политических и военных средств и способов обеспечения мира, миротворческой роли вооруженных сил, положения и роли человека в современной войне.
Гуманистические ценности вводятся в теорию войны утверждением, что человечество подошло к тому, что война уже не может быть разумным средством достижения политических и иных целей; что война утратила свою прежнюю функцию становления государств как исторических тел, функцию показателя напряженности динамизма истории, патриотизма и мужества участвующих в ней людей; что военно-технические средства также исчерпали свою прежнюю функцию — разрушения, уничтожения, поражения противника — и сегодня могут и должны выступать лишь в роли сдерживания, миротворчества, политического обуздания агрессоров. Речь идет даже о «культе ненасильственных форм жизнедеятельности».
