Борис Кагарлицкий - Сборник статей и интервью 2009г (v1.26)
Неформальная экономика является частью так называемой теневой экономики, которая, по определению Росстата, «включает в себя законную деятельность, показатели которой скрываются или преуменьшаются производителями в целях уклонения от уплаты налогов или выполнения иных, оговоренных законом обязательств; неофициальную легальную деятельность, в том числе деятельность некорпоративных предприятий и домашних хозяйств, работающих на собственные нужды, а также деятельность некорпоративных предприятий с неформальной занятостью; укрываемую часть легальной деятельности, а также нелегальную деятельность, представляющую собой запрещенные законом производство и распространение товаров и услуг».
В 2001 году Росстат уточнил понятие неформальной экономики, к которой отнес любую деятельность, осуществляемую без государственной регистрации в качестве юридического лица. Однако, как отмечает сотрудник Московского центра гендерных исследований З.А. Хоткина, для выявления гендерных аспектов дискриминации в неформальной экономике более приемлемым представляется определение неформальной экономики, используемое в документах МОТ: «Профессиональная деятельность как основная, так и вторичная занятость… приносящая доход и осуществляемая на постоянной основе вне легальных, регулируемых, контрактных обязательств». Она отмечает также наличие в неформальном секторе своеобразной пирамиды занятости, пирамиды доходов. Анализируя гендерную структуру занятых в неформальной экономике, З. Хоткина отмечает, что женщины, составляя около половины занятых неформального сектора, концентрируются на самых нижних доходных и статусных этажах (см. материалы интернет-конференции «Гендерные стереотипы в современной России»).
Тем не менее, нужно отметить, что обе эти категории женщин, - и молодые мамы, и работники неформального сектора, - обеспокоенные отсутствием работы, ненадежностью своего положения, сами признают, что не проявляют «достаточной активности в поиске работы», даже «не вполне пользуются всеми услугами и возможностями служб занятости». Объясняют они это чаще всего тем, что «нет времени», «нет сил» и «боюсь потерять и то, что имею».
Для женщин на рынке труда складывается вообще крайне не простая и даже курьезная ситуация. И не только потому, что женщине труднее найти работу. Проблема в том, что женщинам труднее найти подходящую работу. А в это понятие для них включены и такие характеристики, которые Законом о занятости не предусмотрены. Например, устраиваясь на работу нянечкой в больницу, воспитательницей в детский сад или интернат, лаборанткой в высшее учебное заведение или социальным работником в центр социальной защиты, женщина должна вычесть из своей заработной платы не только оплату проезда до места работы, но, например, и оплату детского садика.
Не раз, грустно посмеиваясь, женщины признавались мне, что зарплаты как раз на проезд и детский садик и хватает. Далеко не у всех достанет упорства работать практически даром, учитывая и проблемы с детскими садами, и сложности быта, которых тем больше, чем меньше доход семьи. Неработающая женщина не имеет зарплаты, зато имеет время для более экономного ведения хозяйства. Но заметим, что речь идет о работниках, объективно востребованных на рынке труда, но не получающих материального подтверждения этой востребованности.
А заработные платы на таких рабочих местах крайне низкие, не превышают 5 тысяч рублей. Поэтому умилительно звучат возмущенные возгласы по поводу того, что пособие по безработице и после повышения «унизительно низкое» - 4900. Словно в насмешку ровно такой оказалась после повышения заработная плата ассистента - преподавателя вуза с высшим образованием, но без ученой степени. Правда, 4900 - это все-таки максимальное пособие по безработице и минимальная заработная плата для преподавателей. Не так обидно?
Теперь о клиентах служб занятости, проживающих в сельской местности. Они также довольно часто (от 35 до 53 % опрошенных) признаются, что не настроены на активный поиск работы и многого от служб занятости не ждут. Нужно сказать, что многие из них заняты в своеобразной форме товарного сельского хозяйства, не регистрируемой официально и относящейся ко все той же неформальной экономике. Это так называемые крестьянские подворья, которые формально относятся к личному подсобному хозяйству, но реально являются источником доходов и своеобразной формой занятости. По некоторым оценкам, такие подворья дают до 40 % товарного продовольствия в российских регионах.
Что касается мужчин, зарегистрированных в службах занятости, то согласно тем же исследованиям, на которые я ссылалась выше, значительная часть среди них (от 30 до 50 %) - молодые люди (до 25 лет), среди которых более половины не имеет специальности, трудового стажа и опыта работы, около 75 % обратились в службу занятости в первый раз. Среди лиц старше 25 лет около 80 % не имеют ни среднего профессионального, ни высшего образования. Такая структура отличается от той, которую приводит Росстат на основании своих обследований. Так, по его данным, молодых людей до 25 лет среди безработных - 29 %, лиц, имеющих среднее профессиональное образование - 22,4 %, высшее профессиональное - 14,1 % (на конец ноября 2007 года).
Разумеется, опросы, проводящиеся моими студентами, недостаточно представительные и масштабные, но они ведутся уже почти семь лет и косвенно подтверждаются другими данными: интервью с работниками службы занятости Пензы и людьми, обращавшимися туда по поводу поиска работы, личными наблюдениями.
Смею заключить, что безработные, выявленные Росстатом, и граждане, зарегистрированные в службах занятости - это не только количественно, но и качественно разные группы людей. Реальные проблемы рынка труда проходят во многом мимо служб занятости. Это связано и с формализацией процедур постановки на учет в качестве безработных, и с социально-психологическими особенностями наших людей, и с особенностями российского рынка труда.
Однако проблема еще и в том, что статистика Росстата относительно безработицы также неполна. Так, в нее не включаются лица, находящиеся в бессрочных неоплачиваемых отпусках по инициативе администрации, а также работающие, но не получающие зарплату.
Скрытая безработица первоначально воспринималась как наследие полной занятости в советском понимании, пока не стало очевидно, что сокращение производства реально оставляет без работы и не избыточных ранее работников.
С началом сегодняшнего, очередного, экономического кризиса получили распространение ситуации, когда работников принудительно переводили на сокращенную рабочую неделю с соответствующей потерей в заработной плате (и это еще очень гуманно!), отправляли в неоплаченные отпуска или в отпуска с временной выплатой двух третей заработной платы, но с туманной перспективой трудоустройства. За 2008 год резко возросла задолженность по заработной плате.
На 1 февраля 2009 сумма просроченной задолженности по заработной плате составляла 6 миллиардов 965 миллионов рублей (около 1 % месячного фонда заработной платы работников наблюдаемых - по терминологии Росстата - видов экономической деятельности). Настораживает то, что 85 % этой задолженности накопилось в 2008 году. За один месяц эта задолженность увеличилась на 2 миллиарда 291 миллион рублей (49 %).
Трудоспособные, экономически активные граждане, не имеющие источников доходов, не имеющие заработка, на деле являются безработными. Но поскольку они числятся на своих полумертвых предприятиях, статистика их не учитывает. Такие ситуации МОТ не предусмотрела, так как в странах, практика которых была использована при разработке ее рекомендаций, подобные случаи отсутствовали. Не считаются безработными ни по какой методике и те, кто получает заработную плату, сравнимую с прожиточным минимумом. Так что реальным приводимый Росстатом уровень безработицы можно называть довольно условно.
Таким образом, в значительной мере система служб занятости существует отдельно, а проблемы рынка труда и безработицы - отдельно. Это приводит не только к тому, что наиболее болезненные проблемы современного российского рынка труда не решаются государственными службами, которые отвечают за это официально, но и к тому, что в этих службах не формируются формы деятельности, не накапливается профессиональный опыт, адекватный этим проблемам.
В исследовании, проведенном мною вместе с моими студентами в Пензенском городском центре занятости населения в марте 2008 года, опрошенные специалисты подтвердили: они проводят правовое и профессиональное консультирование клиентов социальных служб. Отметили, правда, формальность процедуры. Это проявляется, по их мнению, в том, что консультант детально не вникает в проблемы клиента (часто не имеет такой возможности из-за загруженности), на консультации даются общие сведения о состоянии рынка труда и потребностях в специалистах, причем базы данных пополняются нерегулярно, что также снижает эффективность консультации. Консультирование отдельных групп безработных (женщин, инвалидов, молодых людей, не имеющих опыта работы) не ведется. Но специалисты подтвердили, что приоритеты граждан в поиске работы учитываются, особенно это касается женщин с детьми и инвалидов. Учитывается по возможности (очень скромной) потребность в профессиональной переподготовке и переквалификации. Пожелания клиентов (опять-таки по возможности) учитываются, а специальное тестирование на профессиональную пригодность проводится в виде разовых акций, нерегулярно. При этом специалисты отметили, что в психологическое состояние клиентов они глубоко не вникают, мотивированием специально не занимаются.
