Владимир Ленин - ПСС, т.1

Мы должны остановиться тут лишь на оценке этого явления автором, который гово­рит, что это — «прогрессивные течения в частновладельческом хозяйстве» (244), что эти течения создаются «неумолимой логикой экономической эволюции» (240). Мы бо­имся, что эти совершенно верные положения, по своей абстрактности, останутся невра­зумительны для читателя, незнакомого с марксизмом; что читатель не поймет — без определенного указания на смену таких-то систем хозяйства, таких-то форм классовой противоположности, — почему это данное течение «прогрессивно» (с той точки зре­ния, разумеется, с которой только и может ставить вопрос

516 В. И. ЛЕНИН

марксист, с точки зрения определенного класса), в чем именно «неумолимость» проис­ходящей эволюции. Попробуем поэтому обрисовать эту смену (хотя бы в самых общих чертах) в параллель с народническим изображением дела.

Народник изображает процесс развития батрацкого хозяйства как переход от «само­стоятельного» крестьянского хозяйства к подневольному, и — естественно — считает это регрессом, упадком и т. д. Такое изображение процесса прямо фактически неверно, совершенно не соответствует действительности, а потому нелепы и выводы из него. Изображая дело таким оптимистическим (по отношению к прошлому и настоящему) образом, народник просто отворачивается от фактов, установленных народнической же литературой, в сторону утопий и возможностей.

Возьмем за исходный пункт дореформенное крепостническое хозяйство.

Основное содержание производственных отношений при этом было таково: поме­щик давал крестьянину землю, лес для постройки, вообще средства производства (ино­гда и прямо жизненные средства) для каждого отдельного двора, и, предоставляя кре­стьянину самому добывать себе пропитание, заставлял все прибавочное время работать на себя, на барщине. Подчеркиваю: «все прибавочное время», чтобы отметить, что о «самостоятельности» крестьянина при этой системе не может быть и речи . «Надел», которым «обеспечивал» крестьянина помещик, служил не более как натуральной зара­ботной платой, служил всецело и исключительно для эксплуатации крестьянина по­мещиком, для «обеспечения» помещику рабочих рук, никогда для действительного обеспечения самого крестьянина .

Но вот вторгается товарное хозяйство. Помещик начинает производить хлеб на про­дажу, а не на себя. Это вызывает усиление эксплуатации труда крестьян, —

Я ограничиваюсь исключительно хозяйственной стороной дела.

Поэтому ссылаться на крепостническое «наделение землей» для доказательства «исконности» при­надлежности средств производства производителю — сплошная фальшь.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 517

затем, затруднительность системы наделов, так как помещику уже невыгодно наделять подрастающие поколения крестьян новыми наделами, и появляется возможность рас­плачиваться деньгами. Становится удобнее отграничить раз навсегда крестьянскую землю от помещичьей (особенно ежели отрезать при этом часть наделов и получить «справедливый» выкуп) и пользоваться трудом тех лее крестьян, поставленных мате­риально в худшие условия и вынужденных конкурировать и с бывшими дворовыми, и с «дарственниками» , и с более обеспеченными бывшими государственными и удель­ными крестьянами и т. д.

Крепостное право падает.

Система хозяйства, — рассчитанного уже на рынок (это особенно важно), — меняет­ся, но меняется не сразу. К старым чертам и «началам» присоединяются новые. Эти но­вые черты состоят в том, что основой Plusmacherei делается уже не снабжение крестья­нина средствами производства, а, напротив, «свобода» его от средств производства, его нужда в деньгах; основой становится уже не натуральное хозяйство, не натуральный обмен «услуг» (помещик дает крестьянину землю, а крестьянин — продукты прибавоч­ного труда, хлеб, холст и т. п.), а товарный, денежный «свободный» договор. Эта имен­но форма хозяйства, совмещающая старые и новые черты, и воцарилась в России после реформы. К старинным приемам ссуды земли за работу (хозяйство за отрезные земли, напр.) присоединилась «зимняя наемка» — ссуда денег под работу в такой момент, ко­гда крестьянин особенно нуждается в деньгах и втридешева продает свой труд, ссуда хлеба под отработки и т. п. Общественно-экономические отношения в бывшей «вотчи­не» свелись, как видите, к самой обыкновенной ростовщической сделке: это операции — совершенно аналогичные с операциями скупщика над кустарями..

Неоспоримо, что именно такое хозяйство стало типом после реформы, и наша на­родническая литература дала превосходные описания этой особенно непривлекатель­ной формы Plusmacherei, соединенной с

518 В. И. ЛЕНИН

крепостническими традициями и отношениями, с полной беспомощностью связанного своим «наделом» крестьянина.

Но народники не хотели и не хотят видеть, в чем же экономическая основа этих от­ношений?

Основой господства здесь является уже не только владение землей, как в старину, а еще владение деньгами, в которых нуждается крестьянин (а деньги, это — продукт об­щественного труда, организованного товарным хозяйством), — и «свобода» крестьяни­на от средств к жизни. Очевидно, что это — отношение капиталистическое, буржуаз­ное. «Новые» черты — не что иное, как первичная форма господства капитала в зем­леделии, форма, не высвободившаяся еще от «стародворянских» пут, форма, создавшая классовую противоположность, присущую капиталистическому обществу, но еще не фиксировавшая ее.

Но вот с развитием товарного хозяйства ускользает почва из-под этой первичной формы господства капитала: разорение крестьянства, дошедшее теперь уже до полного краха, означает потерю крестьянами своего инвентаря, — на основании которого дер­жалась и крепостная и кабальная форма труда — и тем вынуждает помещика перехо­дить к своему инвентарю, крестьянина — делаться батраком.

Что этот переход и начал совершаться в пореформенной России, — это опять-таки бесспорный факт. Факт этот показывает тенденцию той кабальной формы, которую на­родники рассматривают чисто метафизически — вне связи с прошлым, вне стремления к развитию; факт этот показывает дальнейшее развитие капитализма, дальнейшее раз­витие той классовой противоположности, которая присуща нашему капиталистическо­му обществу и которая в предыдущую эпоху выражалась в отношении «кулака» к кре­стьянину, а теперь начинает выражаться в отношении рационального хозяина к батраку и поденщику.

И вот эта-то последняя перемена и вызывает отчаяние и ужас народника, который начинает кричать об

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 519

«обезземелении», о «потере самостоятельности», о «водворении капитализма» и «гро­зящих» от него бедствиях и т. д., и т. д.

Посмотрите на эти рассуждения беспристрастно, — и вы увидите в них, во-первых, ложь, хотя бы и благонамеренную, так как предшествует этому батрацкому хозяйству не «самостоятельность» крестьянина, а другие формы отдавания прибавочного продук­та тому, кто не участвовал в его создании. Во-вторых, вы увидите поверхностность, мелкость народнического протеста, обращающую его, по меткому выражению г. Струве, в вульгарный социализм. Почему это «водворение» усматривается лишь во второй форме, а не в обеих? почему протест направляется не против того основного ис­торического факта, который сосредоточил в руках «частных землевладельцев» средства производства, а лишь против одного из приемов утилизации этой монополии? почему корень зла усматривается не в тех производственных отношениях, которые везде и по­всюду подчиняют труд владельцу денег, а лишь в той неравномерности распределения, которая так рельефно выступает в последней форме этих отношений? Именно это ос­новное обстоятельство — протест против капитализма, остающийся на почве капитали­стических же отношений, — и делает из народников идеологов мелкой буржуазии, боящейся не буржуазности, а лишь обострения ее, которое одно только и ведет к ко­ренному изменению.

Переходим к последнему пункту теоретических рассуждений г-на Струве, к «вопро­су о рынках для русского капитализма» (245).

Разбор построенной народниками теории об отсутствии у нас рынков автор начинает вопросом: «что понимает г. В. В. под капитализмом?» Такой вопрос поставлен очень уместно, так как г. В. В. (да и все народники вообще) всегда сличали русские порядки с какою-нибудь «английской формой» (247) капитализма,

520 В. И. ЛЕНИН

а не с основными его чертами, изменяющими свою физиономию в каждой стране. Жаль только, что г. Струве не дает полного определения капитализма, указывая вообще на «господство менового хозяйства» [это — один признак; второй — присвоение приба­вочной стоимости владельцем денег, господство этого последнего над трудом], на «тот строй, который мы видим на западе Европы» (247), «со всеми его последствиями», с «концентрацией промышленного производства, капитализмом в узком смысле слова» (247).