Рон Пол - Манифест: Революция
В ответ на различные аргументы, приведенные президентом и официальными лицами, Тафт заявил: “Я отвергаю выводы, содержащиеся в документах, представленных президентом или его администрацией, и я скажу, что если доктрина, провозглашенная в указанных документах, будет проведена в жизнь, это станет концом правления народа, потому что наши зарубежные интересы будут все больше преобладать и отнимать все больше и больше места у нормальной активности наших людей.”
В 2002 году, когда перспективы войны с Ираком становились все яснее, я предложил Конгрессу официально объявить войну Ираку, собираясь, естественно, голосовать против. Мысль состояла в том, чтобы подчеркнуть нашу конституционную ответственность за объявление войны до начала основных военных операций, вместо того, чтобы оставлять решение за президентом или принятия резолюций, которые бы делегировали президенту полномочия на военную политику. Председатель Комитета международных отношений ответил: “В Конституции есть положения, которые опровергаются событиями, опровергаются временем. Объявление войны – одно из них. Есть вещи, более не релевантные современному обществу. Мы скажем президенту – используйте свое суждение. [То, что вы предложили нам] неуместно, анахронично, оно больше не работает.”
Какое счастье, что в нашем правительстве есть люди, которые объясняют нам, какие положения Конституции они считают более не релевантными!
Так все же, авторизовал ли в конце концов Конгресс войну в Ираке? Нет, и уж точно нет, если вести речь о способах, предусмотренных Конституцией. Конгресс не имеет конституционного права делегировать президенту решения об использовании военной силы. Это решение намеренно и по понятным причинам было дано в руки законно избранным народом представителям законодательной власти.
Луис Фишер, один из ведущих экспертов по президентским военным полномочиям, описал то, что произошло следующим образом: “резолюция позволила оказать давление на Совет Безопасности ООН для направления в Ирак инспекторов для поиска оружия массового поражения. Они не нашли ничего. На тему должна ли начаться война комитет умыл руки. Принятием закона, который позволил президенту принять это решение Конгресс переложил всю ответственность с законодательной власти на исполнительную. Это именно то, против чего Отцы-основатели яростно сражались.”
Между тем, во всех этих войнах должен кто-то сражаться и это та причина, по которой военные наборы обсуждаются все больше и больше. Благодаря заокеанским амбициям столь большой части нашего политического класса, результат этих наборов может оказаться ближе, чем нам кажется. (На самом деле, у нас сейчас есть только военные наборы де-факто, что в полной мере отражается на наших войсках.) Растянув наши войска до крайней степени, где они собираются брать войска для следующего конфликта?
Воинская повинность – это тоталитарный институт, который базируется на идее, что правительство владеет индивидом и может распоряжаться им как оно того хочет. Сенатор Роберт Тафт говорил, что воинская повинность “гораздо более типичен для тоталитарных наций, чем для демократических. Он абсолютно антагонистичен принципам индивидуальной свободы, которые всегда считались частью американской демократии.” Консервативный мыслитель Рассел Кирк называл воинскую повинность “рабством”. Воинская обязанность, говорил Рональд Рейган в 1979, “исходит из того, что ваши дети принадлежат государству. ... Это предположение не ново. Нацисты тоже находили его прекрасной идеей.” В следующем году в речи, произнесенной в Луизианском университете Рейган добавил:
«Я против регистрации для службы в армии ... потому что безопасность свободы гораздо надежнее достигается как безопасность через свободу. Полностью добровольные войска базируются на историческом американском принципе добровольной готовности защищать свободу. ... Соединенные Штаты верят, что свободных людей не нужно принуждать к защите их страны или их ценностей и что принципы свободы это лучшие и единственные основания на которых может строиться защита свободы. Мое видение безопасной Америки базируется на моей вере, в то, что свобода взывает к лучшим проявлениям человеческого духа и что защита свободы может и будет проходить из любви к родной стране, любви, которая не требует принуждения. Из этой любви вырастет безопасность, потому что в конечном итоге сердце и дух свободного человека есть лучшая и самая надежная защита».
В конце 1814 года, опасаясь, что в Америке вот-вот будет введена воинская повинность, Дэниэл Вебстер произнес волнующую речь с трибуны Палаты представителей. (Вебстер много лет был членом как Конгресса, так и Сената и был руководителем аппарата Госсекретаря в ранних 1840 и 1850х.) Вера Вебстера в в сильное центральное правительство сделала его выступления против воинской повинности еще более убедительными. «Где в Конституции написано», спрашивал он, - «в какой статье или разделе содержится требование забирать детей у их родителей и родителей от их детей и заставлять из сражаться в битвах любой войны, которую развязало безрассудство или злоба правительства?» Воинская повинность несовместима как с принципами свободного общества, так и с положениями Конституции. «Делегируя Конгрессу право набирать армии», объяснял Вебстер, «народ делегировал ему все средства, которые традиционны, обычны и не противоречат свободе и безопасности людей, как таковых, но не дал ничего сверх того. ... Свободное правительство, имеющее произвольные средства управления – это противоречие; свободное правительство без соблюдения личных прав и свобод граждан – это абсурд; свободное правительство с неограниченным правом военного набора – это нелепость, наиболее возмутительная и отвратная из когда-либо приходивших человеку в голову.»
Вебстер был прав, как с моральной, так и с конституционной точки зрения. Нигде в Конституции федеральному правительству не дано право принудительно набирать граждан в армию. Право набирать армии – это не право принуждать людей к военной службе. Вебстер говорит об этом так:
«Я считаю ниже своего достоинства углубляться в цитаты и ссылки для доказательства того, что эта отвратительная доктрина не имеет оснований в Конституции страны. Достаточно знать, что наш основной закон задуман как база для свободного правительства и что власть, возражающая против него, несовместима с любым пониманием индивидуальной свободы. Попытки совместить эту доктрину с нормами Конституции – это упражнения в извращенных попытках собрать рабство из деталей свободного правительства».
Он продолжает:
«Согласно Конституции Конгресс имеет право набирать армии, Министр [обороны] утверждает, что на средства проведения военного набора не должно быть никаких ограничений, кроме установленных в явном виде в направленном ему письменном указании. Другими словами, что Конгресс может реализовывать свои полномочия любыми средствами, кроме тех, которые специально запрещены. Но общая природа и объект Конституции устанавливают жесткие ограничения на средства реализации властных полномочий и содержит множество прямых запретов. И первый принцип, применимый к данному случаю – это то, что никакие толкования, ослабляющие общую природу и характер конституционных ограничений недопустимы. Правительство, построенное на принципах свободы, должно толковать законодательные акты и каждое их положение исходя из духа основного закона. Применение средств призыва в армию, ущемляющих наши права абсурдно. И что может быть более абсурдным, чем при действующей Конституции, свято охраняющей великие принципы и достижения свободы, давать правительству неограниченное право военного призыва? А ведь именно это абсурдное предложение содержится в комментарии Министра обороны».
Более мягкие формы военного призыва, такие как обязательная «государственная служба» базируются на той же неприемлемой посылке. Молодые люди – не материал для эксплуатации политическим классом от имени модной политической, социальной или военной причуды. В свободном обществе их жизни - не игрушка в руках правительства.
Одной из наиболее дискуссионных тем в нашем обществе за последние три с половиной десятилетия – это аборты. Как врач, более того, врач-акушер, принявший более 4000 родов, я всегда особенно интересовался этой темой. Когда я изучал медицину в медицинском университете Дюка в период с 1957 по 1961 годы, этот вопрос никогда не поднимался. Во время моего обучения в ординатуре в Питтсбургском университете в середине 1960х, тем не менее, имело место широкое неповиновение законам против абортов во многих частях страны, в том числе и в моей.
Ординаторы имели право посещать различные операционные для изучения проводимых там процедур. Однажды я зашел в операционную не зная, что именно я буду наблюдать, а доктора в это время были в середине операции кесарева сечения. Это был аборт путем гистеротомии. Женщина была приближенно на шестом месяце беременности, и ребенок, которого она вынашивала, весил около килограмма. В то время доктора не были столь изощренными, иначе не скажешь, чтобы умертвить ребенка до извлечения, поэтому они извлекли его и бросили в бадью в углу комнаты. Ребенок пытался дышать, пытался плакать, но все вокруг притворялись, что его здесь нет. Я был глубоко потрясен увиденным и в тот момент понял как важна человеческая жизнь.
