К барьеру! (запрещенная Дуэль) - К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №27 от 24.11.2009
Среди подлинных страстотерпцев, истинных борцов за народные интересы, благодаря труду которых наша советская страна, несмотря ни на что, оставалась великой державой, был директор ядерного центра в Челябинске-70 академик Владимир Нечай. Его благородное сердце не выдержало развернувшейся вовсю грабиловки народом созданных богатств, природных ресурсов ничтожной кучкой дорвавшихся до казны "реформаторов", их людоедского обращения с живыми, загнанными в безнадегу и нищету людьми.
Где о нем нынче слышно? По информ-помоечному "телику" даже воспеванию некоего Звездинского, прискакавшего из-за бугра, нашлось место. Он, свободолюбец, душка, оказывается, "не хотел жить в стойле" и поэтому умудрился при проклятых Советах открыть ночной клуб для фарцовщиков, цеховиков и бандитов с профурсетками!
Но итальянский журналист Джульетто Кьеза в книге "Прощай, Россия!" спас благородное имя В. Нечая от забвения: "На дворе был сентябрь 1994 года. Нечай был обеспокоен: он еще надеялся, что ему удастся спасти науку своей страны от окончательного коллапса... Он ждал, что Москва выплатит его подчиненным долг по зарплате за несколько месяцев и другие долги, от которых зависело выживание целого города". Не дождался. И - застрелился. Хотя мог, подобно тому же сыну Хрущева или дочери Фурцевой, или тысячам кандидатов и докторов наук, перебраться "за бугор". Тем более, как пишет Кьеза: "Он был ученым, на чьем потертом пиджаке, висящем теперь в единственном шкафу, какой есть в его доме, едва умещались самые почетные награды его страны. Если бы он немного подсуетился, то сумел бы эмигрировать и был бы принят с распростертыми объятиями - и с отличной зарплатой - в любом из сотен зарубежных исследовательских центров".
И смотрите, кто пришёл во власть! Ростовщики, манипулирующие банковскими и биржевыми технологиями. На ключевых постах расселись не специалисты-производственники, а лоббисты из сферы финансово-спекулятивной экономики, те самые "умеющие жить" при любом строе - гобсеки и шейлоки. И роль государства свелась к охранительной функции класса жирующих на неправедно захваченной общественной собственности.
Лилия БЕЛЯЕВА
(Продолжение следует)
ОСОБЕННОСТИ ФИНАНСИРОВАНИЯ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
Важной особенностью финансирования индустриального мира (среди которого прошла вся моя жизнь) является неоднородность отраслевой финансовой базы. Потребляемые ресурсы вполне отчетливо разделимы на три основных категории (о подкатегориях говорить пока не будем – не формат газетной статьи). Первая категория – это уничтожающее, аннигилирующее ресурсы потребление, способствующее их сокращению и в перспективе исчезновению.
Вторая категория – это безущербное потребление, способствующее устойчивости имеющейся ресурсной базы и склонное к застойно-циклическим процессам воспроизводства.
Третья категория – это кажущаяся парадоксальной, но на деле самая оптимальная форма потребления ресурсов – потребление, способствующее росту потребляемого.
Давайте возьмем простой и детский пример: если я порвал книжку, то я пошел путем аннигиляции интеллектуального (впрочем, и стоимостного тоже – ведь книжка чего-то же стоит) ресурса. Если я просто прочитал книжку и поставил её обратно на полку, то я употребил ресурс без ущерба и без прироста. Если я, прочитав книжку, стал цитировать её, делать выписки из неё, строчить отзывы и рецензии на неё, то я увеличил потребленный ресурс.
Так вот что самое важное: современная экономическая теория вообще не знает деления прибыльности на аннигиляционную, циклическую и прогрессивную. Скажи в приличном экономическом обществе словосочетание «прогрессивная прибыль» - так ведь засмеют!
Монетаризм, который нынче правит бал, исходит из того, что «деньги не пахнут». Юриспруденция немного вклинивается в эту благостную картину, разделяя прибыль наркобаронов и водочных королей на законную и незаконную (хотя один Бог знает, где тут логика деления!), то есть юриспруденция признает, что прибыль бывает социально-полезной, социально-терпимой и социально-вредной. Но экономика и юриспруденция – это, ребята, разные факультеты…
В финансировании индустрии сегодня встретились две тенденции, и обе они играют на понижение индустрии в системе приоритетов монетаризма. С одной стороны, чем «индустриальнее» индустрия, чем дальше ушла она от мануфактуры и кустарей, тем больших капиталовложений и на более долгий срок она требует. Окупаемость авиационных проектов – 20 лет, космических – может доходить до 40 лет и т.д.
Но это – старая беда, с которой мир индустрии столкнулся ещё в XIX веке и худо-бедно научился справляться. Новая беда посерьёзнее будет: капиталовложения велики, окупаемость долга, но и период послеокупаемой прибыльности оборудования за счет НТР регулярно сокращается, имеет тенденцию сжатия…
Оборудование в условиях НТР начинает устаревать порой даже раньше достижения окупаемости самого себя, и чем сложнее, дороже это оборудование, тем менее оно застраховано от такого рода беды.
Мы построили завод, начали выпуск высокотехнологичной продукции, а те, кто начал в другом месте планеты на год позже нас строить аналогичный завод, заказали (за счет этой годовалой разницы) оборудование следующего технологического поколения (которого в момент проектирования нашего завода ещё и в помине не было), и все наши драгоценные технолинии стали в один миг каменным веком…
Про такое финансист скажет отраслевую поговорку: «кредит длинный, дебет короткий». Только окупаться собрались – бац, уже устарели! И какая гарантия, какая панацея может быть от этого в условиях НТР?!
Индустрия в нашем веке столкнулась с ситуацией, при которой весенние ручьи обновления подмывают ее фундамент – традиционный технологический уклад, а ветра спекулятивных операций с капиталом срывают ее крышу – длинные и венчурные капиталовложения.
Всякое финансирование индустриального развития в наше время сомнительно для инвестора, во-первых, по технологическим причинам, во-вторых – по монетарным причинам, и в-третьих – по хронологическим мотивам. Когда понятия “долго, дешево и рискованно” сходятся вместе (а в индустрии это и случилось) – начинаются процессы бегства капитала.
Неудивительно, что постиндустриальный мир все в больше мере подсаживается в сани регрессивного и застойного потребления, извлекает наилучшую прибыль из наихудшей прибыльности. Почему-то принято считать, что простое наличие финансовой базы обеспечивает производственный процесс, отчего экономисты-либералы постоянно борются с инфляцией (других врагов экономики не видя), а экономисты-почвенники упорно заклинают дать предприятиям недостающие оборотные средства.
Логика у либералов и почвенников, как ни странно, одна. Будут деньги – будет и производство, думают они. Разница только в том, что либералы зациклились на изготовлении так называемых хороших денег – таких, чтобы стремительно не обесценивались, и таких, за которые хотелось бы работать, а почвенники, упуская вопрос инфляционного качества денег, требуют каких угодно, любых – потому что, мол, в индустрии нет сейчас никаких...
Но я, как человек, отдавший жизнь индустриальному развитию СССР и Армянской ССР, хочу сказать со всей основательностью длинного жизненного опыта: утверждение о том, что будут деньги – будет и производство, само по себе, иллюзорно, независимо от его либеральной или почвеннической версии.
Тысячу раз встречал ситуацию, когда деньги есть, а производства нет, совершенно независимо, медленно или быстро инфлюируют эти деньги.
Важно другое, совершенно другое. Если деньги обслуживают процесс растущего производства, то даже их избыток в обращении будет быстро вычерпан нарастающей товарной массой. Если деньги обслуживают процесс застойного или вовсе самоедского производства, то инфляция будет развиваться в любом случае, независимо от работы или остановки печатного станка.
Стала меньше товарная масса – ниже стала и стоимость всей денежной массы, имеющей характер служебный и обслуживающий в процессе производства. Если, как утверждал Мао Цзедун, винтовка рождает власть, то производство вовсе не рождает денег как таковых. В трудах моего друга экономиста А. Леонидова убедительно показано, что природа денег – вовсе не эквивалент обмена, а милость власти. Власть, как утверждает Леонидов, может дать трудящемуся денег много, мало или вовсе не давать. На то она и власть, что милость её переменчива.
Другое дело, что переменчивая милость власти бывает умной и глупой. Умная власть, пуская деньги в оборот, выкармливает будущее, а глупая власть пожирает прошлое. Правительство имеет власть обогатить кого вздумает (а вовсе не только того, кто достоин), но правительство не имеет власти обмануть глубинные производственные процессы, которые на глупые раздачи денег ответят общей стагнацией и регрессом.
