Александр Дугин - Основы геополитики
Самой общей и разделяемой всеми геополитиками методологической формулой является утверждение фундаментального исторического дуализма между Сушей, теллурократией, "номосом" Земли, Евразией, heartland'ом, "срединной землей", идеократической цивилизацией, "географической осью истории" с одной стороны, и Морем, талассократией, Sea Power, "номосом" Моря, Атланти кой, англосаксонским миром, торговой цивилизацией, "внешним или островным полумесяцем", с другой. Это можно рассматривать как главный закон геополитики. Вне постулирования этого дуализма все остальные выводы теряют смысл. При всем расхождении в частных аспектах ни один из основателей геополитической науки не ставил под сомнение факта такого противостоя ния. По своей значимости он сопоставим с законом всемирного тяготения в физике.
10.2 Геополитик не может не быть ангажирован
Другой особенностью взглядов основателей геополитики является их неизменная политическая ангажиро ванность. Нет, практически, ни одного геополитика, который был бы отстранен от участия в политической жизни своего государства. Отсюда вытекает очевидная пристрастность всех без исключения. Геополитик, приступая к научным исследованиям, обязательно должен определить свое собственное место на карте геополитиче ских полюсов; от этого будет зависеть тот угол зрения, под которым он станет анализировать все мировые процессы. Во всей истории геополитики мы не встречаем ни одного автора, который был бы безразличен к судьбе своего государства и своего народа, не разделял бы его основной этической и исторической ориентации. Особенно ярко это проявляется на крайних полюсах англосаксонские авторы безукоризненно и однозначно следуют логике и ценностной системе Sea Power, талассокра тии, формулируя свои теории с позиции безоговорочных сторонников атлантизма; русские евразийцы столь же последовательны в своей верности идеалам heartland'а они даже не ставят под сомнение абсолютное этическое и историческое превосходство идеократии и России-Евразии.
Сложнее обстоит дело с французами, у которых есть теоретический выбор самоидентификации либо талассократия, либо теллурократия. В первом случае, следует солидарность с англосаксонским миром, с Sea Power, во втором германофилия. Оба варианта подразумева ют безусловные национальные симпатии. Теоретически обе эти тенденции присутствуют среди французских геополитиков, но наиболее стройную геополитическую концепцию выработала группа "атлантистов", последовате лей Видаля де ля Блаша, остающегося центральной фигурой в этой области. Его геополитические антиподы Лавалль и Де Голль с теоретической точки зрения значительно ему уступают.
У Германии тоже двойственная ситуация. Если в целом ее геополитическая мысль ориентирована преимущественно континентально и "евразийски", эта ориента ция ограничивается сложным отношением к славянско му миру, к Азии и особенно к России. Это ограничение настолько существенно и попытки Германии волюнта ристски уравнять свое срединно-европейское положение со срединно-евразийским, игнорируя тем самым историческое значение России-Евразии, настолько упорны, что в обеих мировых войнах Германия вынуждена была воевать не только против талассократических держав, но и против своего логического евразийского союзника России (СССР). Можно сказать, что для германской геополитики характерен "неевразийский" континентализм. Такая установка резюмирует в геополитической формуле всю немецкую историю и предопределяет саму структуру германского национального сознания.
Необходимость для геополитика изначально определить собственную позицию на геополитической карте мира и ее поясах (схема Макиндера в этом смысле является предельно ясной иллюстрацией) повлияла на то, что эта наука развивалась почти исключительно у представителей крупных держав, имеющих амбиции стать "мировым могуществом" (Weltmacht), "сверхдержавами", достичь планетарного господства.
Американцы Мэхэн и Спикмен, англичанин Макиндер представляют "островной полумесяц". Они "спикеры" атлантизма, талассократии.
Видаль де ла Блаш (и его школа) представляют атлантистскую Францию. Лаваль и Де Голль склоняются в сторону континентализма, "европеизма", антиатлан тизма. Отсюда их обоюдная германофилия, которая геополитически сближает их несмотря на то, что они принадлежали к двум враждебным лагерям: Лаваль был главой коллаборационистского правительства Виши, а Де Голль главой антифашистской французской армии.
Немцы Ратцель, Хаусхофер, Шмитт отождествляют Германию с осью Суши, теллурократии, и стремятся создать из Германии "Большое Пространство", которое должно противостоять англосаксонской талассократии. К ним примыкает швед Рудольф Челлен, который, однако, мыслит скорее как представитель Средней Европы, германского европейского пространства, а не как "узко-швед ский" националист. Самые радикальные континентали сты Эрнст Никиш, Фридрих Георг Юнгер, Артур Мюллер ван ден Брук и т.д. идут еще дальше и полагают будущее Германии только в стратегической интеграции с евразийской Россией.
Наконец, русские евразийцы (Савицкий, Трубецкой и т.д.) выражают самую законченную версию континента лизма, выражая самую радикальную позицию "номоса" Суши, теллурократии.
Отсутствие хоть сколько-нибудь выдающихся имен среди геополитиков иных стран (хотя такие были и в Италии, Испании, Бельгии, Румынии, Голландии и т.д.) объясняется тем, что второстепенных по масштабу государств основополагающий геополитический дуализм касается лишь опосредованно, их влияние на ход глобального противостояния незначительно, а следовательно, сама сущность геополитики, ее острота, ее актуальность, ее "судьбоносное" измерение для них совершенно не актуальны.
10.3 Судьбы ученых судьбы держав
Гражданство ученых-геополитиков самым прямым образом сказывается на их воззрениях. Здесь связь очевидна. Геополитики, в сущности, это те люди, которые с наибольшей проницательностью и ответственностью способны распознать исторические тенденции глобального развития в пространственной сфере, понять место своего государства и своего народа в этом контексте и сформулировать обоснованный и наиболее эффективный проект будущего. Поэтому так часто они прямо или косвенно воздействуют на мировую историю, которую осуществляют, однако, совсем иные силы, группы, партии, лидеры, действуя под совершенно иными, сиюминутно актуальными лозунгами.
Но интересна и еще одна закономерность. Степень прямого влияния геополитиков на власть, обратная связь между научными разработками и политическим курсом в международных отношениях соответствующих государств резко разнится.
Мэхэн, Спикмен и Макиндер занимали высокие посты в своих государствах, их политическая активность имела самые непосредственные результаты, их прямое влияние на англосаксонскую политику очевидно и огромно. Несмотря на некоторые трения с научным миром своих стран и некоторое (тактическое) замалчивание значения их идей для всей "морской цивилизации" в целом, они пользовались при жизни почетом, им оказывалась всяческая поддержка, их судьба и карьера были показательно удачными.
Иначе обстоит дело с континентальными геополити ками. Видаля де ля Блаша считали лишь географом, стремящимся расширить сферу своих исследований до политического масштаба. Отношение к нему со стороны правительства уважительное, но в целом равнодуш ное, хотя многие практические принципы (особенно изложенные в "Восточной Франции") взяты на вооружение. Он не пользуется таким престижем как англо-аме риканцы, но его теоретическое наследие учитывается.
У немцев особенно у Хаусхофера и Шмитта ситуация уже серьезнее. И в Веймарской республике и при Гитлере отношение к ним меняется волнообразно, переходя от определенного внимания властей к прямым репрессиям. По сравнению с "талассократическими" геополитиками их судьба трагична, их карьеры зигзагооб разны, они в определенные моменты становятся жертвами даже тех режимов, национальные цели которых в общих чертах совпадают с их собственными. Здесь уже не почести и не уважение, но истерическое внимание, чередующееся с гонениями.
У евразийцев картина еще более трагичная. Здесь никакого прямого внимания, ни одного упоминания в официальных источниках, лишь лагеря, ссылки, аресты, преследования при полном игнорировании. И хотя до определенного момента советской истории создается впечатление, что основные решения на международном уровне принимаются последователями Петра Савицкого, сверяющими каждый шаг с публикациями евразийцев, наступает переломный момент 1989 год когда выясняется, что никто в советском руководстве не способен связно объяснить логику традиционной внешней политики, и в результате происходит молниеносное разрушение гигантского евразийского организма, создаваемо го с таким напряжением тремя поколениями, выдержав шими войны, лишения, страдания, непосильные тяготы.