Анатолий Уткин - Большая восьмерка: цена вхождения
Теперь мне хотелось бы посмотреть на нас чужими глазами. Самым престижным из еженедельников в США является английский «Экономист», который самые серьезные американцы воспринимают как энциклопедию, как последнее слово. Недавно «Экономист», рассуждая об однополярности руководимого Соединенными Штатами мира, сделал весьма примечательную оговорку: «Стоит только в России прийти к власти трезвым и разумным людям, как в мире появится второй полюс». Так думают не только в Лондоне. Если маленький Бирмингем смог начать первую мировую индустриальную революцию, то почему приходится печалиться о судьбе огромной, трудолюбивой и талантливой России? Как найти верный путь? Не строить же все расчеты на неласковой приполярной нефтяной корове?
Президент США Билл Клинтон немало интересовался Россией, о чем говорят хотя бы его 27 встреч с российскими президентами. Относительно развития России у него было четкое мнение (зафиксированное в мемуарах его большого друга Строуба Тэлбота). Как свидетельствует, скажем, Строуб Талбот, даже президент Клинтон, повинуясь здоровому чувству реализма, вскричал: «В чем Россия нуждается, так это в проектах огромных общественных работ… Они находятся в депрессии, и Ельцин должен стать их Франклином Рузвельтом». Заметим, что это говорит ультрарыночник, самый большой на государственном уровне певец глобализации, который ни одной речи не произнес без гимна глобализационным процессам.
В дальнейшем на роль инициатора российского «Нового Курса» Запад прочил Е.М. Примакова, а затем — В.В. Путина.
Если кому-то не нравится стоявший чуть левее центра американский президент-демократ, то обратимся к стоящему правее политического центра итальянскому премьер-министру Берлускони. Как собирается выходить из кризиса праволиберальное правительство Берлускони в Италии? Созданием в рамках государственного планирования 125 крупных индустриальных проектов, наибольшую известность среди которых приобрело создание моста на Сицилию (5 млрд. долл.) и спасение автомобильного концерна «Фиат». Может, вожди глобализации и свободы рынка среди англосаксов видят иные экономические лекарства для России? Вовсе нет.
Недавно автору этих строк пришлось встречаться с лучшим, наиболее известным американским историком А. Шлесинджером-мл. (некогда советником двух президентов США). Речь шла только об одном: пусть четверо американских специалистов по Франклину Рузвельту встретятся с равным числом российских специалистов по «Новому курсу» Рузвельта и постараются выработать программу выхода России из кризиса посредством своего рода повторения кризисного государственного планирования на манер известных инициатив ФДР в 1930-е годы. Последнее, во что будут верить даже Клинтон и Берлускони, — в животворную ценность ухода государства из экономики и социальной сферы, в спасительную роль питательного бульона хаоса (называемого свободой частной инициативы). Новояз «крышевание» в масштабах всей страны неведом западным лидерам, но по собственной воле и будучи в здравом уме и трезвой памяти никто из них не уведет самого мощного исправителя популярных и губительных идиосинкразии—государство — из критической сферы национального выживания.
Кто создал теперь уже многочисленные имитации Кремниевой долины от Франции до Южной Кореи и Малайзии? Правильно, государственные органы планирования. А разве в России было иначе в годы выхода из кризисов — в годы реформирования императора Александра Второго, подъема 1885–1914 гг., индустриализации XX века? И только в последние двенадцать лет невежды обнаружили, что роль государства слишком велика.
Этого не может быть в природе. Не может быть излишней разумной планирующей человеческой силы, мобилизации на решение проблем вместо опускания в дикий российский разгул и разор, от чего могут ликовать лишь анархисты и противники извлечения опыта из национальной и зарубежной истории. Поставим вопрос так: кто низвел на нет туберкулез полвека назад и кто его возвратил за последнее десятилетие? Отвечаем, эпидемии победила разумная сила государства; ослабление оного, дикая вера в «питательный бульон» анархии возвратила в Россию страшные призраки национального вымирания.
Мы с вами живем в том «позолоченном веке», который гениально заклеймил Марк Твен. Но в стране Марка Твена появился Теодор Рузвельт с «Честным курсом» и набросил узду государства на частный капитал. Вудро Вильсон создал финансовые рычаги в виде Федеральной резервной системы; и, как апофеоз — пришел Франклин Делано Рузвельт и отверг сонное ожидание президентом Гувером неведомого чуда, «когда сама заработает капиталистическая экономика». Когда же в России вернется здравый смысл, нужда в котором очевидна Клинтону и Берлускони?
Еще десять лет назад живы были иллюзии относительно того, что объединенная сила Ту + Су + МиГ + Ант даст авиацию лучше «Боинга». Иллюзии увяли с уходом из производительной сферы координатора-государства и приходом новоявленных Тит Титычей, чья алчность якобы и обеспечит наше спасение. Российское государство уходит даже оттуда, где оно в свое время блестяще победило всеобщую неграмотность, отправило в музеи эпидемии, дало веру пресловутому российскому «маленькому человеку». Теперь этот человек только раздражает тех, кто не желает знать ни отечественной, ни зарубежной истории. Он, этот российский рабочий и крестьянин, видите ли, не самоорганизован, не способен на высшую эффективность в условиях фанфар экономической свободы. Его удел — крышевание в масштабах всей страны.
А кто же тогда создал лучший в мире танк и автомат, кто первым вышел в космос, создал судно на воздушной подушке, первый пассажирский реактивный лайнер, первую в мире атомную электростанцию? Мобилизовавшее общество государство. И нет другой силы. Не сомневайтесь: если уж Клинтону было ясно, что делать, когда он призывал найти российского Рузвельта, то знайте: без массовых общественных работ под эгидой государства, без общегосударственного плана России (в условиях массовой безработицы, дисквалификации, краха национальной промышленности, эрзац-образования частных учебных заведений) из кризиса не выйти. Пора отказаться от иллюзий и в Охотном ряду, и в Кремле.
Наш самый главный ресурс — это невероятно оскорбленное национальное чувство, готовность претерпеть и создать нечто общественно значимое. То есть быть мобилизованным. Люди этого хотят. С идейно противоположной стороны нам говорят: «Вы что, хотите, чтобы опять по гудку к 7 часам утра, в стужу и темень наш современник, наш индустриальный рабочий бежал сломя голову на завод… Он же нас будет ненавидеть за очередную мобилизацию». Мне кажется, что в таких аргументах сказывается непонимание нашего соотечественника-современника, пережившего в 90-е продолжающуюся до сих пор «негативную мобилизацию» свободы от всего, «свободы от», но не «свободы для». Он нас будет ненавидеть не за раннюю побудку, а за бессмысленность своего существования, за то, что добытые кровью медали его отца стали латунными побрякушками, за поруганное достоинство, за поблекшую в несправедливости жизнь. Суть этой мобилизации — не подобие жизни в лагере, как пытаются представить ситуацию те, кто упрощает процесс для целей критики, а нахождение смысла, преодоление аномии (распада и деструкции ценностей), постановка ясных государственных целей, привлекательных для населения, социальная интеграция, формирование культурных образцов — всего того, что отсутствует в первобытном бульоне, даже заселяемом не менее адаптивными, чем те, кто выживает, гигантами большого бизнеса.
Сегодня нам пытаются показать, что на последний — главная надежда, что государство беспомощно и безденежно, государственные предприятия мало эффективны. Не новая мысль. Столкнулся с ней сорокатрехлетний Теодор Рузвельт (самый молодой в американской истории президент). После пяти месяцев пребывания в Белом доме он начал ощущать, что он слишком медленно продвигается к достижению своих стратегических целей. Если он решил войти в историю, ему нужно не откладывать главного из задуманного внутри страны — ослабления всевластия трестов. Если он не сделает этого, то останется в американской истории неотличимым от всех этих Арчеров и Гарфильдов — покорных слуг экономических воротил, считающих себя хозяевами страны. Теодор Рузвельт пришел в Белый дом не для того, чтобы быть пешкой в руках монополий. Он хотел «делать историю» на внутреннем и на внешнем фронте, демонстрируя миру широту своих взглядов, а не позорную слабость — корысть преследующих узкие интересы недалеких политиканов, которые предпочли достойному месту в истории «свиной хрящик». Собственно неожиданности в выяснении отношений здесь не было — выступая в Миннеаполисе еще за две недели до вступления в должность, Рузвельт предупредил претендующие на всевластие тресты: «Огромные личные и корпоративные состояния, огромные комбинации капитала, рост которых характеризует становление нашей индустриальной системы, создают новые условия и делают необходимыми базовые изменения прежнего отношения государства и нации к собственности… Все более и более становится очевидным, что государство и, если это необходимо, вся нация, будут стремиться к обладанию правом наблюдения и контроля в отношении огромных корпораций». Скромно таиться хозяева жизни не привыкли, и сам Морган откликнулся без промедления и с характерным лаконизмом: «Я ничего не должен обществу». Фактически этими словами президент компании «Ю.С. стал» бросил вызов президенту страны «Ю.С», то есть Соединенным Штатам, их президенту. И битва эта закончилсь победой государства и возвышением Соединенных Штатов.
